Селия Рис - Пираты
23
Брум снял у одной вдовы с Перл-стрит верхний этаж большого дома с островерхой крышей в голландском стиле. На переговоры по сделке продажи наших кораблей требовалось время, и мы все пока о6основались там. Пеллингу на суше не нравилось, и боцман постоянно ворчал. Он всегда начинал нервничать, подолгу задерживаясь в одном месте. Я очень устала и тоже вся издергалась. Хотя никаких известий о Бартоломе до нас не доходило и Адам категорически утверждал, что в Нью-Йорке нам нечего опасаться, я его уверенности не разделяла. Почему-то я не сомневалась, что бразилец рыщет где-то поблизости, и с ужасом представляла, как однажды его корабль поднимется по Гудзону и бросит якорь бок о бок с нами.
Если я еще как-то сдерживалась в проявлении своих эмоций, то Минерва дошла до предела и готова была взбунтоваться в любой момент. Когда мы прогуливались по городу, ее коробили оценивающие взгляды встречных прохожих и их насмешливые замечания, отпускаемые нам вслед. Она говорила, что ощущает себя в такие моменты кем-то вроде ручной обезьяны на цепочке. Чернокожие попадались в Нью-Йорке на каждом шагу. Далеко не все они были рабами, но и к свободным неграм относились здесь лишь немногим лучше, чем в южных колониях. Их презирали, третировали, смотрели на них свысока и искренне полагали людьми второго сорта, а то и вовсе за людей не считали.
— Все, с меня хватит! — заявила в один прекрасный день Минерва. — Ни дня тут больше не останусь! У меня достаточно денег, чтобы купить весь этот дом вместе с хозяйкой, но эта стерва обращается со мной, как с прислугой, хотя прекрасно знает, кто я такая. Ты как хочешь, а я возвращаюсь на корабль!
Она стояла у окна, пристально разглядывая Гудзон, суда на реке и наш последний шлюп, пришвартованный к пирсу в нескольких сотнях метров от дома. Второй шлюп и «Удача» уже перешли в руки других хозяев, а этот мы решили на всякий случай попридержать.
— А что я скажу Бруму? — растерялась я.
— Придумай что-нибудь, — безразлично пожала плечами Минерва. — Он мне больше не указ, а от своего решения я не отступлюсь, можешь так ему и передать!
Она обернулась и подарила меня ослепительной улыбкой, в одно мгновение преобразившей мою надутую и мрачную подругу в прежнюю веселую, задорную и неистощимую на выдумки проказницу, какой я ее давненько не видела.
— Я помогу тебе собраться и одеться, — предложила я, но Минерва небрежно отмахнулась.
— Не суетись. Неужели ты думаешь, что я потащусь на стоянку в этом? — Она брезгливо приподняла двумя пальчиками подол своего шелкового платья. — На борту полно тряпья на любой вкус. А если понадобятся побрякушки, одолжу у Винсента.
Старший помощник Кросби обосновался на шлюпе с дюжиной корсаров из распущенной команды, выразивших желание остаться с капитаном и разделить успех или неудачу затеянного им нового предприятия, в чем бы оно ни заключалось. Уж не потому ли так оживилась Минерва и решилась не только бросить вызов Бруму, но и снова сменить женский наряд на мужское платье? Я присела на кровать, и мне вдруг сделалось ужасно тоскливо и одиноко. Мы столько месяцев были неразлучны, а теперь она меня покидает…
— Я тоже хочу с тобой, — протянула я жалобным голосом.
— У тебя ничего не выйдет, — покачала головой Минерва, почему-то выделив ударением слово «тебя». — Брум точно не отпустит, а удрать тайком тоже не получится — хозяйка безотлучно торчит у окна, которое выходит прямо на пирс, и наверняка тебя опознает.
— А тебя, выходит, не опознает, если я правильно поняла? — невольно заинтригованная ее непривычным апломбом, уточнила я, ощутив болезненный укол по самолюбию.
— Мне проще, — усмехнулась подруга. — Старая грымза считает себя слишком благородных кровей, чтобы дважды удостоить взглядом какого-то там паршивого мулата. Ну, мне пора. Еще увидимся.
Вот так мы с ней и расстались. А когда я снова ее увидела, Минерва щеголяла в парусиновых штанах и матросской куртке, звалась Юпитером Джонсом и считалась старым приятелем Винсента Кросби, якобы случайно встреченным последним в портовой таверне. Отправляясь в город, они часто проходили под моими окнами, приветственно махали и посылали мне воздушные поцелуи. Трудно было не залюбоваться этой парой. Оба одного роста, статные, великолепно сложенные, идущие вровень упругой походкой, ни на шаг не отставая друг от друга, с одинаково перевязанными сзади красными ленточками длинными волнистыми волосами и с золотыми сережками в ушах. На прогулку Минерва обычно надевала позаимствованный у Винсента и очень идущий ей синий камзол с золотыми пуговицами и алыми петлицами. Я с тоской смотрела вслед улыбающимся и о чем-то оживленно беседующим друзьям и горестно вздыхала.
Больше всего на свете мне хотелось выбежать из дому, догнать их и присоединиться к ним, но как раз этого мне делать не разрешалось. За мной следили и ревниво оберегали, как запертую в башне сказочную принцессу. Мне оставалось только скучать или глазеть из окна на одинокую и нескладную фигуру на носу шлюпа. При роспуске команды юнга предпочел остаться с Винсентом и теперь каждый день околачивался на палубе, провожая его взглядом и терпеливо дожидаясь возвращения с собачьей преданностью, удивляясь, почему Кросби выбрал себе в спутники не Чарли, а эту смазливую выскочку Минерву.
Наступила осень. Год близился к солнцевороту. Днем было по-прежнему жарко, и с реки тянуло вонью отбросов и гниющих водорослей, но по утрам берега затягивало промозглым туманом, а в пронизывающем до костей ветре явственно ощущалось ледяное дыхание надвигающейся зимы. Винсент, появившийся на свет и выросший в экваториальных широтах, больше других страдал от холода. Однажды мы с Брумом, заявившись с проверкой, нашли старшего помощника в его каюте и поразились случившейся с ним перемене. Его сильно знобило, а кожа приобрела какой-то синюшно-сизый оттенок. Винсент лежал на койке, закутавшись в толстый шерстяной плащ и натянув сверху еще два одеяла. Выяснилось, что накануне он полночи проторчал на палубе, где его, видимо, и продуло. Минерва чувствовала себя немногим лучше. Им было трудно приспособиться к умеренному климату здешних мест, и они мечтали поскорее вернуться в тропики и снова заняться корсарским промыслом. Последнее время оба все чаще заговаривали об этом, и я начала всерьез опасаться, что они просто-напросто дезертируют, если Брум в ближайшее время не покончит со всеми делами, удерживающими нас в Нью-Йорке.
— Когда-нибудь ты тоже станешь водить корабли, мой молодой друг. И будешь одним из лучших, в чем я не сомневаюсь, — с чувством произнес Адам, отечески похлопав Кросби по плечу, после того как придирчивый осмотр корабля не выявил никаких существенных недостатков. — Все у тебя, как надо: порядок на борту блюдешь не хуже меня, в драке первый, стреляешь лучше всех, за одним исключением, — покосился он на Минерву, — и капитана своего ни разу не подводил, и доверие всегда оправдывал. Спасибо тебе за все.
