Фредерик Марриет - Корабль-призрак
— Почему же? — поинтересовался Филипп.
— Я склоняюсь к тому, чтобы покориться судьбе и не дрожать перед ней. Наши беды не исходят от этого бедняги!
— Наоборот! Он может подстрекать команду! К тому же он пытался украсть мою реликвию!
— Мне бы даже хотелось, чтобы она оказалась у него, — сказала Амина. — Тогда ты отказался бы от этих бесплодных поисков.
— Не говори так, Амина! Я выполняю только свой долг! Ведь я торжественно поклялся…
— Но тебе, пожалуй, не следует высаживать Шрифтена на берег. В крайнем случае отправь его на встречном судне в Голландию. На твоем месте я бы попытала судьбу! Она наверняка как-то связана с ним. Будь мужественным, Филипп, и оставь его на корабле. Будь с ним любезен и… кто знает, вдруг он окажется чем-нибудь нам полезен.
— Не исключено, — отвечал Филипп. — Без всяких оснований он стал моим врагом, может быть, станет еще и моим другом.
— А если и нет, то ты выполнишь свой долг перед ним. Пусть он придет сюда.
— Нет, нет! Не сегодня! Завтра. Пока же я распоряжусь, чтобы о нем хорошенько позаботились.
— Мы говорим о Шрифтене, будто он такое же существо, как и мы, но я чувствую, что он совсем другой… — молвила Амина, улыбаясь. — Но все равно, из этого мира он или нет, мы можем выказать ему человеческое участие. Меня так и тянет поговорить с ним, чтобы попытаться смягчить его холодность. Не стоит ли мне сделать вид, будто это одноглазое чудовище мне очень нравится? — спросила Амина уже с мрачной усмешкой на лице.
На следующее утро Филипп пригласил к себе Шрифтена, который полностью уже пришел в себя. Он стал худым, как скелет, и лишь в движениях и манере говорить остался таким же резким, как и прежде.
— Я послал за вами, Шрифтен, — сказал Филипп, — чтобы выяснить, что я могу еще сделать для вас? Чего же вам не хватает?
— На моих костях не хватает мяса, хи-хи! — отвечал Шрифтен.
— Мой кок постарается для вас, — пообещал Филипп.
— Как же отощал бедняга, — вставила Амина. — Не тот ли это человек, Филипп, который приносил тебе письмо из Компании?
— Да, да, именно тот, хи-хи! — подтвердил Шрифтен. — Но вы тогда меня не очень-то радушно встретили, уважаемая госпожа.
— Разумеется, — согласилась Амина. — Какой женщине понравится, когда у нее забирают мужа. Но это уже не ваша вина.
— Если мужчины, владеющие приличным состоянием, уходят все же в море и оставляют своих прелестных жен одних, хи-хи, то…
— Пожалуй, вы вправе так выразиться, — вставила Амина.
— …то это самая что ни на есть большая глупость. Разве не так, капитан?
— Я должен был пуститься в это плавание, — отвечал Филипп. — Что я буду делать по возвращении из него, я пока не знаю. Я перенес много страданий, Шрифтен, да и вам тоже было не легче. Мне хотелось бы услышать от вас, что вы теперь намерены делать? Если хотите, я отправлю вас с первым встречным кораблем в Европу. Если хотите, можете высадиться на Мысе. Если хотите…
— Я сделаю так, чтобы вас на борту не было? Вы это имеете в виду, минхер Вандердекен? — закончил одноглазый.
— Нет, не это. Если вы хотите плыть со мной, я готов предоставить вам место и плату лоцмана, я знаю вас как отличного моряка. То есть если вы хотите разделить мою судьбу.
— Разделить? Конечно! Мое желание быть всегда рядом с вами, минхер Вандердекен, хи-хи!
И Шрифтен остался на корабле.
«Утрехт» подошел к берегу, пополнил запасы свежей воды и после двухмесячного утомительного перехода бросил якорь на рейде Гамброна. Все это время Амина предпринимала попытки расположить к себе Шрифтена. Она часто беседовала с ним на палубе, оказывала ему разные услуги, постоянно преодолевая страх, который охватывал ее, когда оказывалась рядом с ним. Постепенно одноглазый лоцман начал замечать ее внимание и, наконец, дал понять, что общество Амины ему небезразлично. С Филиппом он был вежлив, с Аминой — почтителен. По прибытии в Гамброн он стал заходить к Амине в каюту и тогда, когда его не приглашали, но, зайдя, не присаживался и, поговорив с Аминой несколько минут, уходил. Однажды вечером, когда Амина отдыхала на задней палубе, он подошел к ней.
— Уважаемая госпожа, — начал Шрифтен. — Вон тот прекрасный корабль на рейде возвращается через несколько дней в Голландию. Последуйте совету человека, который расположен к вам. Садитесь на тот корабль, возвращайтесь домой и ждите вашего супруга.
— Почему же?
— Потому что я боюсь, что один человек, которому я не желаю ничего дурного, может оказаться в опасности, возможно, даже в смертельной. Есть же люди, которые могут заглянуть в будущее?
— Но лишь те, которые не смертны, — возразила Амина.
— Какая разница, смертны или нет! Но я вижу то, что хотел бы отвести от него. Не испытывайте далее вашу судьбу!
— Кто же может изменить судьбу? — спросила Амина. — И скажите мне, Шрифтен, не переплелась ли как-то ваша судьба с судьбой моего мужа? Мне кажется, что это так. Поэтому ответьте мне, предприятие моего мужа благочестиво?
— Если он верит, что оно благочестиво, то оно и будет благочестивым, — отвечал одноглазый.
— Почему же тогда создается впечатление, что вы его враг?
— Я не враг ему, уважаемая госпожа!
— Нет? Тогда зачем вы пытались выкрасть у него таинственную реликвию, которая нужна ему для исполнения его миссии?
— Истинную причину я не могу назвать. Я только хотел, чтобы он прекратил дальнейшие поиски. Уж не из этого ли следует, что я его враг? И разве не было бы спокойней для него оставаться дома рядом с вами и жить в благополучии, чем бороздить далекие моря ради этих безумных поисков?
Амина не отвечала. Она погрузилась в глубокие размышления.
— Уважаемая госпожа, — обратился к ней Шрифтен после небольшой паузы. — Я желаю вам только добра. О судьбе вашего мужа я не беспокоюсь, но плохого ему тоже не желаю. Послушайте меня. Если вы хотите еще долго-долго прожить в мире и радости с вашим мужем, если желаете, чтобы он умер в своей постели, благословив перед смертью жену и детей, то все это исполнится. Для этого нужно забрать у него реликвию и передать ее мне. Но если вы хотите, чтобы Вандердекен неимоверно мучился, страдал, испытывал страх и сомнения, пока его не поглотит море, тогда оставьте ему ту побрякушку, которую он носит у себя на груди. Я вижу будущее! Подумайте над тем, что я сказал вам. Завтра утром мне хотелось бы услышать ваш ответ.
Искуситель ушел, оставив Амину наедине со своими мыслями. Она не могла унизиться до того, чтобы действовать за спиной мужа, и, когда тот пришел, рассказала ему о разговоре с одноглазым лоцманом.
— Но украсть у тебя реликвию, — добавила она, — я бы никогда не смогла, мой дорогой Филипп!
