Владимир Лещенко - Корсары. Легенда о Черном Капитане
Вторая пара была целиком поглощена затертыми донельзя картами, коими азартно шлепали по земле. Рядом валялась груда барахла, на которую они играли. Поверх ее лежал кортик уже чуть заржавевший. М-да… В этом климате следить за оружием – первое дело: чуть запустишь дело, и ржавчина сожрет даже лучшую сталь.
– Мать мою в … … ! – проворчал пират, проиграв очередную партию. – Как же мне не везет!
– Не следует так говорить о той, что дала тебе жизнь, – негромко сказал Питер.
– Но мне и вправду не везет, – с искренним недоумением пробурчал игрок, потирая опухший от пьянства нос. Хлебнуть бы для веселья!
Пират вожделенно уставился на перегонный куб. В черном железном котле варилась мешанина из перебродивших фруктов, самогон тек по изогнутой медной трубке.
А Питер заметил что трое из четырех игравших – калеки. У одного из пьяниц валявшихся на земле не было ноги выше колена, у другого – вместо кисти правой руки была синюшная культя.
Один из игроков – тот самый что ругал столь неподобающе свою матушку – мало того что не имел левого глаза, так еще судя по неловко подвернутой ноге и суковатой трости рядом – был хромым.
Парню и в самом деле не везло в жизни – как и его друзьям…
Только теперь и остается, что глушить пойло из подгнивших бананов и ананасов, да играть на тряпье, вспоминая как ставил на кон десятками и сотнями дублоны и ливры…
Вот судьба! Хотя это само собой лучше чем выпрашивать милостыню по кабакам в гнилых уголках портов, получая пинки от стражи и ночуя в канавах – после того как пропил и прожил деньги полученные за оторванные части тела?
Но по крайней мере здесь был если не рай земной, то вполне пригодное для жизни местечко, – размышлял Блейк по пути в поселок. Джунгли изобиловали дичью и плодами, напоенный ароматами цветов и пряностей воздух кружил голову, и поселившиеся тут ни в чем не ведали недостатка в этом благодатном климате. Индейцы и мароны относились к ним дружественно, ибо корсары могли помочь и в случае налета испанцев, и набегов воинственных соседей – майя – которые как с удивлением узнал Питер, все еще до конца не покорились – и творят в своих городах в глубине джунглей таинственные обряды в честь языческих богов.
Живущий по соседству с лагерем пиратов пожилой корсар-отставник Эдвин Файр, женатый на молоденькой индианке, рассказал Питеру за бутылочкой вина, что по ее словам, у тех есть немало довольно больших городов – не хуже чем построили христиане в Новом Свете. И самые большие из них – Тикаль и Тайасаль В Тайясале стояли великолепные дворцы, кварталы ремесленников и простолюдинов и почти два десятка храмов – Дворец Великого Ягуара, Дворец Двуглавого Змея, Дворец Великого Жреца, из которых самый величественный – храм Цимин Чаку – Громового Тапира.[24]
Место было почти безопасным. C моря городок был почти неприступен, с суши пришлось бы предпринимать большую военную экспедицию – а у испанцев солдат не хватало даже чтобы отражать нашествия на севере мексиканских земель диких апачей и пуэбло… Да и ломится сюда через сельву – мрачные удушливые джунгли где деревья-великаны смыкали свои гигантские ветви высоко над их головами, почти не пропуская солнечных лучей а под ногами чавкала зловонная болотная жижа…
Нет – на такие подвиги мало кто был готов!
Может, – промелькнула у Питер мысль, – сойти на берег, и поселиться тут, в этом забытом всеми поселении – и не знать ни крови и ярости абордажей, ни жути пронзающей сердце когда мимо пролетает ядро, ни мыслей о петле – какая ждет почти всякого пирата…
Он свернул в переулок и глазам его предстала занятная картинка – два старика в обтрепанных лохмотьях – но впрочем при саблях, сидели на крылечке хижины и что-то вспоминали – видать прошлые пиратские подвиги. Питер прислушался.
…Еще до того, как ты взял Вера-Крус, Том, – говорил один – высокий и костлявый, с наполовину отрубленным ухом, – и даже до того, как ты захватил тот галеон, твои подвиги широко раскрывали тебе ворота любого паршивого городишки…
– А добыча! – подхватил Том. Ты помнишь какую мы тогда взяли добычу? Сейчас я даже сам себе не верю! Ею нагрузили, кроме « Моржа», еще семь больших судов, захваченных нами в самом порту Вера-Круса, из которого они не посмели выйти – жалкие паршивые трусы! – боясь, что наш фрегат настигнет их в открытом море. Серебром нагрузили целых три корабля!. Наш квартирмейстер – тот венецианец Лоредан, ох парень был догадливый, захватил, среди багажа в тамошнем казначействе большие весы, которые нам очень пригодились… Сколько там всего было, брат! Чистое золото – десять тысяч фунтов! А серебро! Серебра было – ты не поверишь – сорок пять тысяч фунтов и даже больше! Да – больше – почти пятьдесят! Я уже не говорю о кошенили, кампешевом дереве, и об отличном вине, которого мы забрали восемьсот бочек и которое, конечно, мы выпили за здоровье короля Якова!
И ведь не сказать что меня обидели… Мой старый товарищ – капитан Мишель ле Баск, главный человек во всей Флитбусте, заявил этому напыщенному французишке в совете во время дележа, что недостаточно вознаградить меня пятью долями, причитающимися мне по договору; и что он уделит мне еще пять. Так что в день моего выздоровления, – а мы уже тогда две недели как вернулись в Тортугу, – ребята явились ко мне с торжественным визитом и выкатили мне три славных бочонка, полных золота.
Ровным счетом на пятьсот тысяч ливров. Да – я не позволил сжечь тот паршивый городишко – поэтому жители поднесли мне отдельно еще мешочек с такими и драгоценными камнями, каких не было и у его величества нашего короля!
Ну я их раздарил братьям – зачем они мне? Все равно моя Мэри… – да упокоится в мире ее душа – голос старика дрогнул – носила ожерелье из тридцати бриллиантов. Господин д'Ожерон, как только увидел эти бриллианты, так сейчас же предложил мне за них, если я соглашусь их продать, тридцать тысяч монет!
– Бог ты мой! – восторженно повторил собеседник.
Затем он раскрыл рот, как бы собираясь заговорить, но снова его закрыл, ничего не сказав. Том, впрочем, и не ждал ответа. Шамкая, он что-то забормотал…
Затем тяжело поднялся и пошел в хижину, откуда появился с кувшином и двумя кружками.
– Черт возьми! – воскликнул он. – Давай-ка выпьем за те славные денечки. Это не то вино само собой, которое мы пили в Сан-Хуане и Вера-Крусе – не тот церковный кагорчик – но пойло крепкое – не хуже настоящего рома – да не тех бурых помоев которые нам норовил продать чертов скупердяй Чард, а настоящего – белого или золотистого – которым и губернаторы с адмиралами не брезгуют! Я готов подохнуть, если нам теперь не подобает выпить за нашу молодость и наши старые славные дела!
