Cecil Forester - Линейный корабль
Там, где дорога взбиралась на очередной перевал, он снова натянул поводья – выстрелы за спиной щелкали чаще.
Он подождал. На дороге появились бегущие пехотинцы с капитаном Моррисом во главе. Не обращая на Хорнблауэра внимания, они рассыпались в кустах по сторонам дороги, ища откуда удобнее будет прикрывать отступление товарищей. Затрещали выстрелы, и на дороге появились остальные пехотинцы, впереди майор Лайрд, позади молодой лейтенант и еще человек шесть отстреливались предупредительными выстрелами.
Убедившись, что отступление прикрыто надежно, Хорнблауэр поехал туда, где у подножия склона застряла последняя пушка. Усталые лошади оступались на каменистой почве, копыта их скользили. Матросы и понукали, и сами тянули, но их было всего шестеро, а не пятьдесят, как на пути сюда. Пришлось им подсунуть под колеса ломы и так фут за футом выталкивать пушку, напряженные голые спины – рубахи скинули почти все – лоснились от пота. Хорнблауэр ломал голову, что бы им такое сказать.
– Давай, налегай, ребята. У Бони нет таких славных пушечек. Не позволим, чтоб из-за даго они достались ему в подарок на день рождения.
Испанская колонна длинным червем взбиралась по крутому склону столовой возвышенности. Хорнблауэр провожал их ненавидящим взглядом. Испанцы! Гордый народ, которому гордость не мешает выпрашивать подачки, который люто ненавидит чужестранцев и почти так же – соотечественников. Этот народ невежествен, доведен до нищеты дурными правителями, промотавшими богатства, которыми щедро одарила природа этот благодатный край. Такая Испания неизбежно привлекает завоевателей, и если французы еще не покорили ее, за это надо благодарить англичан. Со временем распри между либералами и консерваторами разорвут страну на куски, и в это смутное время европейские державы, сговорившись, поспешат расхватать, что плохо лежит. Столетия гражданских войн и вторжения извне ждут Испанию, если испанцы не наведут порядок в собственном доме.
Хорнблауэр с трудом оторвался от абстрактных рассуждений и постарался вернуться к проблемам более насущным. Надо было отослать освободившихся вьючных мулов к пушкам, перераспределить усталых людей, быстрее перетащить оставшийся груз: беспорядочная стрельба позади напоминала, что его люди несут потери, чтоб этот самый груз не достался неприятелю. Решительно запретив себе сомневаться – а стоит ли игра свеч – Хорнблауэр ударом шпор погнал по дороге обессилевшую лошадь.
По крайней мере половина пушек была уже на берегу – спустить их по расщелине на песок будет уже не так трудно, – остальные быстро приближались к устью расщелины, с берега все припасы перегрузили в шлюпки, и первую пушку затаскивали на понтон. Распоряжавшийся работой Кавендиш повернулся к Хорнблауэру.
– Как быть с лошадьми и мулами, сэр?
Перевезти в шлюпках сто пятьдесят животных не легче чем перевезти пушки, да и на борту с ними хлопот не оберешься. Однако нельзя допустить, чтоб они достались французам – сейчас в Испании это самый дорогой трофей. Разумнее всего было бы заколоть их на берегу. Однако ценность их слишком велика. Если погрузить их на корабли, можно позднее передать их испанцам. А жуткая бойня на берегу подействовала бы на матросов хуже, чем беспорядочное бегство. Кормить животных можно сухарями – судя по их виду, им и это покажется отличной кормежкой. Проблема питьевой воды тоже разрешима. Лайрд надежно прикрывает отступление, солнце быстро садится за столовой возвышенностью.
– Пошлите их на борт с другими припасами, – сказал Хорнблауэр помолчав.
– Есть, сэр, – отозвался Кавендиш, не подавая виду, о чем думает – думать же он мог только о том, что легче затащить в шлюпки и поднять на борт пушки, чем мулов.
Погрузка продолжалась. Одна из пушек, со свойственной ее племени злокозненностью, по пути через расщелину свалилась с лафета, но матросы не растерялись – ломами столкнули железную махину на песок и покатили, как бочку, на понтон и дальше в барказ. Корабельными талями ее можно будет без труда уложить на лафет. Хорнблауэр слез с лошади, и матросы повели ее к шлюпке, сам же пешком поднялся на вершину обрыва, выбрал место, откуда видел и берег, и устье расщелины, где укрепился Лайрд.
– Беги к майору Лайрду, – приказал он Брауну, – и скажи: все уже на берегу.
Тут все начало меняться очень быстро. Видимо, когда Браун подбежал к пехотинцам, те уже отступали, торопясь занять позицию на краю обрыва, примерно там же, где стоял сам Хорнблауэр. Французы следовали по пятам – Хорнблауэр видел, как мельтешат в кустах синие мундиры. Выстрелы гремели, не умолкая.
– Берегитесь, сэр! – закричал вдруг Лонгли. Он сильно толкнул капитана вбок, так что тот, чуть не упав, спрыгнул с большого плоского камня. Над головой у него просвистели две или три пули. В то же мгновение он увидел, что человек пятьдесят французов бегут к нему: они были между ним и ближайшими морскими пехотинцами. Единственный путь к отступлению лежал через обрыв, и решаться надо было немедленно.
– Сюда, сэр! – завопил Лонгли. – Вниз!
Он спрыгнул на узкий карнизик и замахал Хорнблауэру руками. Двое солдат бежали со штыками наперевес, один что-то выкрикивал, но что, Хорнблауэр не разобрал. Он прыгнул вслед за Лонгли на узкую приступочку футах в десяти под обрывом, едва не промахнулся и с трудом устоял над стофутовой пропастью. Лонгли поймал его за руку и, отклонившись назад, принялся сосредоточенно и до жути спокойно разглядывать предстоящий спуск.
– Лучше сюда, сэр, видите тот куст? Если до него доберемся, значит, спустимся. Оттуда идет что-то вроде расщелины вон к той, побольше. Можно я первый, сэр?
– Да, – сказал Хорнблауэр.
Над головой прогремел выстрел. Пуля пролетела так близко, что щеку обдало ветром – французы стреляли, перегнувшись через край обрыва. Лонгли собрался с духом и прыгнул, проехался в облаке пыли вместе с лавиной щебня и уцепился за куст, на который показывал Хорнблауэру. Осторожно нащупав опору для ног, он вновь позвал капитана. Хорнблауэр уговаривал себя, что надо прыгать, и никак не мог решиться. Еще пуля – на этот раз она ударила в карниз у его ног. Повернувшись лицом к обрыву, Хорнблауэр тяжело сполз с карниза и заскользил вниз, чувствуя, как рвется о камни одежда. Он въехал в куст, с треском ломая ветки, и судорожно вцепился, ища, на что бы встать.
– Сюда, сэр. Хватайтесь рукой за этот камень. Ногу ставьте в трещину. Нет! Не эту ногу! Другую!
От волнения голос у Лонгли срывался на писк, как у летучей мыши, он сам полз по склону и одновременно советовал капитану, куда перехватывать руки и переставлять ноги. Хорнблауэр висел на обрыве, как муха на оконном стекле. Руки и ноги ныли от напряжения после бессонной ночи и трудного дня. Пуля попала в камень между ним и мичманом, отскочивший камешек больно ударил в колено. Хорнблауэр поглядел вниз: голова у него закружилась. Сейчас бы отпустить руки и падать, падать навстречу скорой смерти.
