Макс Пембертон - Железный пират
Выслушав вопрос капитана, он, прежде чем ответить, пристально посмотрел сперва на него, потом на Холля, затем сделал большой глоток из стоявшей перед ним жестяной кружки, посмаковал и сказал:
— Я бы взял его! — с этими словами он откинулся на свои подушки, как будто его слово было последним, и кивнул капитану; тот тоже кивнул ему в ответ, и на этом дело было закончено.
— Мы уходим сегодня в полночь, пользуясь приливом, — сказал Блэк, — и вы можете явиться на судно, когда захотите... Эй, мальчуган, убери все это в сундук! — добавил он, подбирая миниатюру и остальные вещи.
Мальчуган протянул свои дрожащие, неуклюжие руки, чтобы принять от капитана эти предметы, но, по неловкости, уронил миниатюру; та упала на пол и треснула. Блэк обернулся с пеной у рта. Дрожащий, обезумевший от страха мальчик упал на колени, прося пощады, но Блэк со всей силы ткнул его ногой в грудь так, что тот откинулся, и крик боли замер, так как у него перехватило дыхание. — Ребята, влепите ему дюжину горячих своими ремнями! — крикнул хозяин.
Не успел он договорить, как громадного роста детина схватил мальчика и зажал голову его между ног, а другой, быстро сдернув с себя ремень, тяжелой пряжкой принялся наносить несчастному жестокие удары; пряжка вырывала клочки мяса и кровь струями лилась на пол. Это вызвало необычайную веселость у присутствующих, я же делал над собой нечеловеческие усилия, чтобы не броситься на этих извергов. Холль, догадавшийся о моих чувствах, как бы случайно положил свою руку на мою и с такой силой сжал мои пальцы, что они затрещали.
Когда мальчик лишился чувств, его пнули несколько раз сапогами в бок и спину, затем Ревущий Джек, подобрав с пола, вышвырнул его в смежную комнату, после чего это маленькое происшествие тотчас же было забыто, и капитан совершенно повеселел.
— Эй! Джон, пусть нам дадут поесть, — крикнул он, — а ты, Дик, читай молитву, ты последние восемь часов все время спал.
Дик, рыжеволосый шотландец, тощий и угрюмый, протирая глаза, пробормотал:
— Без пищи и питья не веселится ни одна плоть! Неразумный вы человек, как я вижу, мистер Блэк: надо же всякой плоти давать отдых, а без того я ни часа больше не хочу оставаться коком на вашем судне!
— Слышите, ребята, Дик не желает больше служить нашей почтенной компании! Да ну же, Дик, дай нашим гостям послушать твое красноречие, — сказал капитан.
Наконец принесли кушанье. Это были самые дорогие и самые изысканные блюда, изготовленные опытным французским поваром, и ко всему этому целая батарея шампанского самых лучших сортов. Но я хотел только одного — уйти как можно скорее отсюда, меня мутило от одного вида этих людей.
Холль поднялся было, чтобы уйти, поняв мой молящий взгляд, но Блэк насильно усадил его на прежнее место. Разгоряченные вином ребята насильно стали вливать Холлю в горло стакан за стаканом. Ревущий Джон собирался оказать ту же честь и мне, но я выбил у него кружку из рук. В тот же момент надо мной мелькнул нож. Раздались крики, поднялся страшный шум и гам, стали опрокидывать столы и свечи — все точно обезумели. «К двери! К двери!» — расслышал я голос Холля. Не помню, что было дальше, только я вдруг почувствовал острую боль в плече и в тот момент, когда уже не рассчитывал уйти живым, увидел себя каким-то чудом на улице Жубер.
— Я боялся, что это плохо кончится, — проговорил Холль. — Эти люди и в трезвом-то состоянии весьма буйны, а во хмелю — ужасны!
— И вы решаетесь плыть с ними? — спросил я.
— Да, делать нечего. Зато, раз я попаду к нему на судно, у меня в руках будет ключ, который поможет мне свить веревку для его виселицы!
Первые лучи рассвета начинали рассеивать туман, точно вуалью окутавший весь город. Весь Париж спал; улицы были пусты, когда мы вернулись в свой отель.
Я был до того утомлен и обессилен, до того одурманен всем виденным, что желал только одного — поскорее очутиться в постели и забыться сном. Но Холль вошел вслед за мной в мою комнату с явным намерением сообщить мне что-то.
— Вы знаете, мистер Марк, что через несколько часов я покину Париж, — начал он. — Но прежде, чем мы расстанемся, быть может, на довольно продолжительное время, я хочу попросить вас оказать мне еще одну услугу. Ваша яхта, если я не ошибаюсь, теперь осталась в Кале. Так не будете ли вы так добры сесть на нее сегодня утром и отправиться на ней в Плимут? Там вы будете наводить справки об американской яхте «La France». Блэк только нанял ее на время, судно это не принадлежит ему. Вести об этой яхте будут равнозначны вестям обо мне, и я буду рад, сознавая, что есть на свете человек, который стоит у меня за спиной, когда я страшно рискую. Если же там ничего не узнаете обо мне, то выждите еще один месяц, а если будете иметь неопровержимые доказательства моей смерти, то вскройте немедленно тот пакет с бумагами, что я вручил вам, и прочтите, что в них, хотя я не думаю, что дело дойдет до этого.
С этими словами он сердечно пожал мне руку и вышел из комнаты. А я и не подозревал в то время, что мне уже через три дня придется вскрыть бумаги бедняги Холля, моего сумасшедшего, как я и все называли его.
III. Три записки.
Часы пробили десять, когда я наконец проснулся после тяжелого, томительного сна. Все у меня в голове смешалось, я не мог отличить сна от реальности до тех пор, пока мне не попалась на глаза аккуратно сложенная записка, лежавшая на столике подле кровати.
Я взял ее и тогда только мне стало ясно, что все случившееся прошлой ночью было не сном, а ужасной действительностью. Записка была от Мартина Холля, который писал в ней:
«Отель Скриб, 7 часов утра. Через 10 минут я уезжаю отсюда и пишу вам мое последнее „прости“. Мы покинем порт ровно в полночь. Не забудьте отправиться в Плимут, если питаете ко мне хоть какое-нибудь расположение. На вас вся моя надежда».
Мартин Холль.
Итак, он покинул Париж, несомненно, он шел навстречу явной опасности, вполне сознавая это. Смелость этого человека пугала меня и вместе с тем восхищала. Я решил отправиться вслед за ним не только в Плимут, но и дальше, если того потребуют обстоятельства, и не отставать от него, помогая, чем только смогу.
Одевшись на скорую руку, я спустился в нашу общую гостиную, где застал сонного, по обыкновению, Родрика и Мэри, возмущавшуюся французским утренним чаем, поданным ей вместо плотного английского завтрака.
— Ах, какой ужас! Видели вы когда-нибудь более жидкий чай?.. А, мистер Марк, вот и вы! Ну, как вы повеселились вчера?
— Превосходно, благодарю вас, Мэри, я могу сказать, что провел прекрасно вечер, среди людей, которые пришлись мне как нельзя более по душе!
