Александр Грин - Морские волки. Навстречу шторму (сборник)
22 января. Когда нашим остальным товарам надлежало отправиться из Кантона, мы получили известие от своего поручителя Луквы, что наместник приказал остановить наши суда, пока не получит из Пекина ответа на донесение о нашем прибытии. Чтобы мы не воспротивились его повелению, он велел у обоих кораблей поставить стражу. Столь неожиданная неприятность крайне нас удивила. Но так как делать было нечего, мы решили подать протест против этого насилия и на другой же день приготовили для этого бумаги. А так как в Кантоне европейцы не имеют прямой связи с китайскими начальниками, то, не зная, каким образом достигнуть успеха в своем предприятии, мы обратились к Дроманду, управителю английской торговли в этих местах. Он весьма охотно взялся за дело и, собрав всех гонгов в свой дом, потребовал, чтобы они сообщили о нашем письменном протесте тому, кто дал несправедливое приказание задержать наши корабли. Хотя требование Дроманда было весьма обосновано, гонги сначала ответили на него решительным отказом, уверяя, что никто из них не смеет вручить бумагу, в которой мы доказываем несправедливость задержки наших судов и требуем их отпустить или дать письменно объяснение причин, побудивших к столь вероломному поступку. Однако, узнав, что мы сами будем пытаться вручить свою жалобу, они после некоторого совещания решили удовлетворить наше требование. На другой день я и Крузенштерн были опять у Дроманда и нашли у него некоторых гонгов. От них мы узнали, что наш протест был отдан таможенному директору, но он вернул его назад с уверением, что наши суда задержаны по приказанию самого наместника, которому советовал писать как можно учтивее, если мы желаем получить положительный ответ. Мы было воспротивились этому, но, рассудив, что можем потерять много времени, и не зная точно, найдем ли мы какое-либо правосудие, решили напоследок взять жалобу обратно, а подать только короткое представление о невозможности дожидаться ответа из Пекина. Между тем стража была снята, и погрузка товаров на корабли позволена по-прежнему. Мы потеряли целую неделю и очень беспокоились, что будем вынуждены вместо спокойного прямого плавания в Европу совершить самый длинный и весьма неприятный путь. Такое предположение основывалось на том, что если бы суда не могли выйти из Кантона раньше половины апреля, то им пришлось бы идти восточными проливами, а поэтому мы не только бы боролись повсюду с плохой погодой и встречными ветрами, но и прибыли бы в Россию на целую зиму позднее. Надо признаться, что это сомнительное и даже тяжкое положение было облегчено лишь вниманием, оказанным нам европейскими факториями, находящимися в Кантоне.
Глава седьмая. Описание города Кантона
Местоположение Кантона. – Описание китайских домов. – Число жителей города Кантона. – Их занятия. – Торговля. – Китайские чиновники. – Крайняя бедность китайцев нижнего сословия. – Их вера. – Описание храма. – Дом Панкиквы, первого кантонского купца
Кантон стоит на реке Тигрисе. Внешне он похож на большую деревню, а внутри представляет собой гостиный двор. Каждый дом служит купеческой лавкой, а улицы вообще могут быть названы рядами разных товаров и ремесел. Улицы в нем узкие и из-за большого количества постоянно заполняющих их людей проходить по ним очень трудно.
Набережная в городе придает ему важный вид. На ней выстроены прекрасные здания, принадлежащие европейским купцам. Из них английская и голландская фактории могут быть названы великолепными. Что же касается строений, принадлежащих собственно китайцам, то и самые лучшие из них довольно невзрачны, а о домах бедных китайцев уже и говорить нечего. Многие из них не имеют другого отверстия, кроме двери, которая завешивается циновкой или тонкими ширмами из бамбука. Богатые дома состоят из нескольких четырехугольных вымощенных кирпичом дворов, на которых у стен строятся беседки, где ставятся стулья, столы и горшки с цветами или плодовыми деревьями. В других посредине устраивается небольшой пруд или ставится большая глиняная чаша для золотых рыбок, доставляющих имеющим их китайцам большое удовольствие. Такие дома состоят большей частью из двух помещений и несколько походят на раскинутые палатки. Верхний этаж китайского дома можно считать внутренними покоями, в которых живут женщины, если нет особого сераля. Следовательно, вход в них для всех воспрещен. Китайские храмы, которых здесь великое множество, мало украшают город. Даже самые большие из них (об одном из них упомяну впоследствии) по своему внешнему виду не заслуживают особенного внимания.
Хотя некоторые путешественники пытались определить число жителей Кантона, мне кажется, это нельзя сделать без большой ошибки. Торговля с европейцами заставляет стекаться в этот город множество людей во время пребывания купеческих судов. В отсутствие же их число жителей значительно уменьшается. Летом праздные люди уходят во внутренние части провинции и работают на полях вместе со своими родственниками, а в городе остаются только обыватели и те, все богатство которых состоит из малых, покрытых циновками лодок. Эти бедняки вынуждены искать себе хлеб насущный на воде, так как на берегу ничего не имеют. Таких людей в Кантоне, как уверяют, великое множество, а река Тигрис ими наполнена. Иные промышляют перевозом, другие же внимательно следят за тем, не будет ли брошено в воду какое-нибудь мертвое животное, чтобы подхватить его себе в пищу. Они ничего не упустят из того, что упало в реку. Многие из них разъезжают между кораблями и достают железными граблями со дна разные упавшие безделицы и продают их, доставляя тем себе пропитание.
Кантон можно разделить на две главные части: внешнюю и внутреннюю. В последнюю никто из иностранцев не может войти, ибо в ней живут наместник провинции и все знатные чиновники. Этот город относится к числу первых торговых городов в мире. Кроме европейских и американских кораблей, которые ежегодно вывозят отсюда до 30 000 тонн разных товаров, вся Индия и морской берег до Малакского пролива ведут с ним торговлю. Вследствие чрезвычайной многолюдности здесь ни в чем не может быть задержки, даже если бы упомянутое число приходящих кораблей удвоилось. Погрузка и выгрузка товаров в этом городе производится с удивительной скоростью, лишь бы не вмешалось правительство. В таком случае неминуемо должна последовать несносная медлительность. Кантонские начальники, вместо надлежащего наблюдения за порядком торговли, весьма выгодной для их государства, заботятся только об изыскании способов грабежа для своего обогащения. Во всей Китайской империи существует полное рабство. Поэтому каждый вынужден смириться со своей участью, как бы она ни была горька. Первый китайский купец – не что иное, как казначей наместника или таможенного начальника. Он обязан доставлять тому или другому все, что только потребуется, не ожидая никакой платы. Иначе его спина непременно почувствует тяжесть вины. Заметим, что в Китае никто не избавлен от телесного наказания. Мало того, каждый может наказывать как ему вздумается всех, кто ниже его по сословию. В седьмой главе путешествия Барроу[178] сказано, что всякий государственный чиновник от 9 до 4-го класса имеет право наказывать бамбуком младшего после себя, а император предоставил себе честь наказывать своих министров и чиновников первых четырех классов. Известно, что покойный император Киенг Лон[179] приказал однажды высечь двух своих совершеннолетних сыновей, один из которых, кажется, теперь царствует. Поэтому неудивительно, что подчиненные в Кантоне слепо повинуются своим начальникам и безмолвно удовлетворяют их алчность, особенно когда большая часть их личных убытков связана с иностранцами, на товары которых можно налагать цену по произволу.
Из Кантона вывозится в основном чай, а затем: китайка, шелк, фарфор, ревень и пр. Чаем нагружаются все суда, особенно английские, которые обычно остальных товаров, исключая ревень, берут понемногу. Главный же ввоз состоит из мехов, тонких сукон, шерстяных материй, олова, жести и испанских талеров[180]. Последние предпочитают всему остальному, так как на них можно легко дешево купить лучшие товары. Меха же, напротив, так непостоянны в цене, что заранее никто не может знать, сколько за них получит, особенно потому, что теперь с ними ежегодно приходит множество кораблей из Американских Соединенных Штатов. Этим летом на них привезено до 20 000 морских бобров, проданных от 17 до 19 пиастров каждый. Последняя из этих цен была оплачена чаем, а первую мы получили потому, что одну половину брали товаром, а другую деньгами. Такая дешевизна связана не только с большим привозом, а в основном – с грабежом таможенных чиновников. Они присваивают себе право выбирать на каждом судне самые лучшие меха или договариваются с купцом, покупающим груз корабля, сколько тысяч талеров ему следует заплатить за то, чтобы он отказался от этого насильственного выбора. С нашего Луквы было взято 7000 пиастров. Столь непростительная наглость, вместе с пошлиной и другими издержками значительно снижают цену товара, и продавцы часто остаются в убытке.
