Саша Кругосветов - Путешествия капитана Александра. Том 4
Какое безобразие, думает трусляк. Ну никак не удаётся мне построить нормальную жизнь. Хоть в одном из снов обязательно что-то плохое случится. И повлияет на всё остальное. Надо разорвать этот бесконечный круг сансары, может, и не сансары, всё равно, – разорвать круг перерождений.
Но вначале ему надо точно знать, когда он, трусляк, спит, а когда нет. И кто его настоящая жена. Та, с которой он спит здесь, наяву, хотя здесь он тоже спит. Или та, с которой спит, когда спит, то есть во сне. В общем, ерунда какая-то получается. С балбейкой даже переспать не удаётся нормально. Вроде переспал. А может, и не переспал вовсе, потому что во сне всё это было. И в разных снах балбейки – иногда одинаковые, иногда – разные. А то ещё хуже: с одной и той же балбейкой в одном сне спишь, а в другом – не спишь вовсе, просто знаком и только. Ну инфузории-туфельки в обоих случаях и там, и там имеются. Надо будет в следующий раз спросить балбейку об этом: с ней это было на самом деле или только мне приснилось. А вдруг и ей приснилось то же, что и мне, только наоборот? Тогда и вообще не разобраться.
Решил трусляк докопаться, что есть сон, а что не сон. Надо найти Чёрного Правдолюба, он праотец всех трусляков, то есть правильней говорить – праотец всех правдолюбов. Говорят, что все миры – это сны Чёрного Правдолюба.
Смотрит трусляк на картину, портрет своего отца. Отец, сильный, волосатый, пьёт пиво, таранькой закусывает. В том же возрасте, что я сейчас, думает трусляк. Как же я похож на него, один к одному. Палец левой руки указывает вверх. На руке – татуировка: «Gott mit uns!» (С нами Бог!). У меня такая же. За спиной отца – портрет деда. Тоже очень похож, то ли он на нас с отцом, то ли мы на него, только бакенбарды иначе подстрижены. Те же поза и надпись на руке. И портрет за спиной. На том портрете – такой же портрет за спиной. И так далее. Вся труслякова генеалогия. Берет трусляк лупу – рассмотреть последний, самый мелкий портрет, – там, так же, как и в других, портреты в портретах, чередой. В конце обязательно Чёрный Правдолюб должен быть. Да мелко больно, никак не увидеть. Раз не увидишь, как обратишься? А не обратишься, он и не ответит. Не получится через картину поговорить. Видно, следовало бы вживую его поискать.
Стал трусляк расспрашивать персонажей различных снов, где Чёрного Правдолюба найти. Есть такие сущности, говорят, что знают о нём. Энтузиасты параллельной истории, авторы новой хронологии академик Ант и неостепенённый Глеп, близнецы-братья, они и в явленном мире живут. Знаю, знаю таких, думает трусляк. Идет трусляк к Анту и Глепу. Те долго отнекиваются. А потом говорят: да, нам известна дорога к Чёрному Правдолюбу. Он живёт не во всех царствах сна. Не любит скакать с одного места на другое. Но всеми царствами сна управляет. Можем тебе показать его. Проблема только в том, как нам-то с тобой встретиться хотя бы в одном из этих царств. Будешь нас слушать – всё у тебя получится. Как придёшь домой, ложись спать, и поведёт тебя промысел провидения из одного царства сна в другое. Будь начеку. Не проскочи нужное тебе царство. Это сон высшей категории, третьей стадии, сопровождаться будет тёмно-синим небом и белыми облаками. Освещёнными ярко, неизвестно откуда. А внизу земля, лесом покрытая, неосвещённая почти, далеко-далеко. Ты влетишь туда стремительно, прямо в этот мир. Называется это царство Загадочно небесным. Как попадёшь туда, не прозевай, не пролети мимо. Снижайся потихоньку. Посреди леса поляну найдёшь. Там и будем тебя ждать.
Мы к тебе всей душой. Хоть один мориец доверяет нам, верит в существование параллельных миров, а значит, и параллельной истории. Понимает и любит параллельную историю, а это значит, что и новую хронологию понять сможет.
Так и сделал трусляк-правдолюб, как ему академик и неостепенённый сказали. Там, в этом Загадочно небесном царстве, он и встретился с ними, как договорились. Ведут Ант и Глеп трусляка по тёмному лесу. Вдруг слышат, кто-то пыхтит, чей-то могучий храп раздаётся. Вот он, Чёрный Правдолюб, праотец всех трусляков. Огромный, могучий. Нельзя ли, чтоб он потише храпел? Просто волосы дыбом поднимаются от его храпа. А деревья вокруг так и трясутся, того и гляди, ветки ломаться начнут, а деревья падать. Вдруг он ещё громче храпеть начнет? Нельзя ли попросить хотя бы, чтобы он храпел не более чем сейчас?
– Не слишком ли ты много на себя берешь? «Чтобы он храпел не более». Может, ты ещё скажешь, «чтобы он не храпел более»? – ядовито спросил Ант. – Или ты думаешь, что это одно и то же?
– И задом наперёд, совсем наоборот, – поспешно добавил Глеп. – Или ты скажешь ещё, «чтобы более он не храпел»? И это тоже будет то же самое, то есть, самое то?
– Успокойтесь, друзья, ничего такого я не думаю.
Ант и Глеп с удовольствием рассматривали Чёрного Правдолюба: какой милый, ах, какой милый!
Трусляк был другого мнения. Грязноватый, грузный, необъятный, довольно бесформенный, одним словом. Здоровенная башка. Лица не разглядеть – закрыто жокейкой с козырьком. Видны огромные багровые щёки и подбородок, непонятно какой по счёту – второй или третий. Что-то не очень похож он на трусляка. Кабы не знал – решил бы, что наглый бывалый. Или балбес, но полный балбес, что почти одно и то же. Наглый бывалый и полный балбес – почти одно и то же. Трусляк не может так отчаянно и беззастенчиво храпеть. Трусляки интеллигентные, тактичные и ненавязчивые. И конституция у нас, трусляков, хрупкая. Если бы трусляк так храпел, а трусляки вообще не храпят, им с детства внушают, что храпеть неприлично, если бы трусляк так храпел, давно бы голову себе отхрапел. Этот храпит как кабан. Рыкает как лев. У них, что у кабана, что у льва, шея – о-го-го, они могут себе храпеть или рычать без всякого риска потерять голову. Но если он, как говорят, праотец всех трусляков – вполне может быть таким здоровенным. Иначе как бы он мог один дать жизнь такому огромному племени трусляков всея Мории. А, может быть, и всей земли. В Южной Америке, я точно знаю, очень большая диаспора трусляков. Слышал я, что и в Европе, и в России трусляки тоже имеются, и очень уважаемые существа притом.
Хватит рассуждений. Раз пришёл, надо решать проблему. Надо поговорить с ним. Но как же я поговорю с ним, если он спит? Будить его, что ли? Да и эти, хроноложцы Ант и Глеп, тоже вроде против. Да мы не против. Ты только смотри – буди его, но только лишь не тогда, когда ему хорошие сны снятся. Как же я узнаю, что ему снится?
Ему снятся все миры. И настоящие миры, и миры снов. Потому что нет никакой разницы между настоящими мирами и мирами снов. Как это нету? А так. Это только считается, что одни миры настоящие, а другие – миры снов. Все миры, те, что ты называешь настоящими, и миры снов существуют только во сне. Но не в твоем сне, во сне Чёрного Правдолюба. То есть только тогда, когда он спит. И все многочисленные жители этих миров тоже существуют только во сне Правдолюба. А когда он не спит? Ничего об этом сказать нельзя. Потому что мы знакомы только с теми, кто ему снится. И никто из нас, ненастоящих, не может увидеть, что случается, когда он не спит. И я тоже ему снюсь? Как это – я ему снюсь? А если б он не спал, если б он проснулся? Тогда тебя бы не было. А где бы я был? Нигде. Я был бы там же, где я и есть. Вообще бы тебя не было. Потому что ты ненастоящий. Мы сейчас подуем на тебя – и нет тебя. Ты и потухнешь. Нет, не потухну. Как это, я ненастоящий? Я настоящий, настоящий, и трусляк топнул ножкой. Ну, хорошо, – подумав, сказал трусляк. Если я ненастоящий, то кто же вы? То же самое, то же самое. Самое то, самое то. А с кем я встречался, когда договаривался о встрече с вами, с кем я встречался наяву? С нами. С нами. Но это не наяву. Это прошлый сон, сон, сон. И наоборот. Если бы это был не сон. Тогда и сейчас была бы явь. И Чёрный Правдолюб не спал бы. И ты смог бы поговорить с ним наяву. Но раз он спит, то мы все ему снимся. И можем быть здесь, рядом ним, пока он спит. Или в каком-нибудь другом месте. Неужели не ясно? И наоборот, неужели тебе не ясно, что все неясно?
