Даниэль Дефо - Всеобщая история пиратов
У них две зимы, или, скорее, весны, и два лета. Зимы, каковыми считаются сезоны дождей, наступают в сентябре и феврале-марте и длятся по два месяца, возвращая земле ее тучность и плодородную силу, что позволяет ежегодно собирать двойной урожай малым потом и трудом.
Hic ver assiduum atque alienis aestas
ѕ bis gravidae pecudes, bis pomis utilis arbos[229].
Первый их приход связан с травадос, т. е., внезапными и сильными порывами ветра, с громом, молниями и обильными ливнями, но короткими; а следующее за тем новолуние или полнолуние в эти времена года неизбежно приносит дожди, кои, раз начавшись, идут с очень небольшими перерывами, и самые холодные наблюдаются в феврале. Подобные дождливые сезоны бывают также на всем побережье Африки; если можно предложить какой-то общий способ исчисления времени их наступления, они происходят от хода Солнца, ибо случаются только периоды равноденствия; потому что, если в оные периоды равноденствия дождливые сезоны можно наблюдать по всему миру (а я склонен думать, что так оно и есть), то какая бы тайная причина ни воздействовала при таковом положении Солнца и ни производила их, она делает сие более эффективно в близлежащих широтах; и потому, по мере продвижения Солнца, дожди приходят в Видах и на Золотой берег в апреле, а в самую наветренную часть Гвинеи в мае. В другой сезон, когда Солнце возвращается на юг, в Северной Африке они более неопределенны и нерегулярны; но далее к югу они протекают сходным образом и идут на мысе Лопес в октябре, в Анголе в ноябре и т. д.
Здешний образ жизни у португальцев, с их крайнею экономностью и умеренностью, доходит до нужды и голода; известный пример в доказательство тому – прожорливость их собак, кои, находя дома совершенно пустые шкафы, от голода дичают и пропитания ради разрывают могилы умерших, как мне часто доводилось видеть; сами они тощие от скупости и той христианской добродетели, каковая часто является результатом самоотречения; и свой скот они выращивали бы в том же духе, если бы тот мог при том приносить им столько же денег или получал бы пропитание непосредственно от Провидения. Лучшие из них (за исключением, время от времени, губернатора) не наносят и не принимают визитов ради развлечения или отдыха; они каждый вечер встречаются на улице и садятся у дверей друг друга, и поскольку мало кто их них на столь маленьком острове имеет плантации на таком удалении от прочих, чтобы не видеться при желании каждый день, то темы их бесед в основном – как идут дела с неграми или землей, и после того они расстаются друг с другом, безмятежные, но голодные.
Негры у них не имеют тяжелых обязанностей, они довольно счастливы в рабстве; пища у них в основном растительная, которую больше ни на что не употребить, и по этому поводу не возникает никакого ропота; а поскольку занятие их – домашнее хозяйство, будь то в услужении по дому, в саду, во время сева или посадки растений, то им не приходится делать ничего сверх того, что каждый человек предпочел бы ради здоровья и удовольствия; самая тяжелая из их работ – переноска своих патронов и их жен на плантации и обратно; сие они делают в гамаках, называемых в Видахе серпентинами[230], подвешенных на жердях, с пологом наверху, дабы укрыть переносимую таким образом персону от солнца и непогоды, и на каждом конце находится по рабу; и все-таки даже это, мнится мне, предпочтительней показной свободы, каковою располагает для себя и своих наследников человек, работающий на угольной шахте.
Негры в большинстве своем, заботами своих патронов, христиане, по крайней мере номинально, но, за исключением немногих, все еще придерживаются в своих траурных и увеселительных церемониях многих глупых языческих обычаев, и даже в какой-то мере, за счет численного своего преобладания, ввело их в употребление среди простолюдинов – мулатов[231] и португальской расы.
Если у сих цветных кто-то умирает, его родственники и друзья встречаются подле дома, где тело скромно кладется на землю и покрывается простынею(все, за исключением лица); они сидят вокруг, ужасающе плача и воя, не без сходства с тем, что, как говорят, делают наши сельские жители в Ирландии; сие оплакивание длится восемь дней и ночей, но с неодинаковою силою, ибо, поскольку друзья, кои составляют хор, приходят и уходят, устают и неодинаково взволнованы, тон ежедневно спадает и перерывы в приступах сей печали становятся дольше.
В увеселениях и праздниках они столь же смешны; таковые обычно устраиваются по поводу спасения какого-нибудь друга от кораблекрушения или другой опасности; они сходятся в большой комнате дома и начинают бренчать, под каковую музыку один из их компании временами горестно поет; остальные при том стоят кругом вдоль стен комнаты, внимательно следя за стенаниями, подхватывают их в свою очередь (по одному или по двое сразу), ступая по кругу, что называется танцем, все постоянно хлопают в ладоши и поминутно вскрикивают «абео», что означает не более, чем «ну, как ты?». И сие дурацкое веселье продолжается в доме три или четыре дня, и может длиться без перерыва по двенадцать или шестнадцать часов кряду.
Португальцы, в высшей степени воздержанные и умеренные в других вещах, необузданны в своей похоти; и, вероятно, выстраиваются в очередь к кабинету хирурга, что служит противоядием против напастей, причиненных неразборчивым сладострастием; большинство из них имеет венерические болезни, и с возрастом они становятся худыми и изнуренными; я видел здесь два случая венерических язв, разъевших тело до внутренностей, – зрелище, которое могло бы действенно убедить мужчин (полагаю я) в том, как благотворны ограничения, налагаемые законом.
Аннобоно – последний и самый малый по значению из трех островов; там масса плодов и провизии, кои меняют у кораблей на старую одежду и всякого рода мелочи; у них есть губернатор, назначаемый на Сан-Томе, и два или три пастора, из коих ни одного не слушают, и каждый живет по своему усмотрению, в невежестве и похоти.
Возвратимся к Дэвису; на следующий день после того, как он покинул Анамабо, рано утром, человек на верхушке мачты завидел парус. Надо отметить, что они держат хороший дозор, ибо, согласно их уставу, кто первым заметит парус – если то окажется добыча, – тот имеет право на лучшую пару пистолей на борту, помимо и сверх своей доли, каковыми они исключительно горды; и пара пистолей иногда передается от одного к другому за тридцать фунтов.
Они немедля пустились в погоню и скоро поравнялись с ним; корабль оказался голландским и, будучи меж Дэвисом и берегом, поднял все паруса, какие мог, намереваясь сесть на мель; Дэвис разгадал сей замысел и, поставив все малые паруса, догнал его, прежде чем тот смог его осуществить, и произвел бортовой залпом, после чего он тут же сдался и попросил пощады. Она была дарована, ибо в уставе Дэвиса условлено было, что пощаду должно давать всякий раз, как ее попросят, под страхом смерти.
