Изидор Винокуров - Подвиг адмирала Невельского
К тому времени амурско-сахалинский вопрос уже не был малозначащим, отвлеченным, теоретическим. С каждым днем его значение возрастало. Взоры политиков многих морских держав все чаще и настойчивее обращались к землям, лежащим на берегах Тихого океана.
Чтобы обеспечить оборону русских дальневосточных владений, необходимо было наконец решить амурско-сахалинскую проблему. Снабжение всего Дальневосточного края по-прежнему в основном производилось морским путем, пролегающим через два океана, мимо мыса Горн. Стоит начаться войне, и вражеские государства немедленно перережут эту длинную коммуникационную линию, не поддающуюся никакой обороне, а также примут все меры, чтобы блокировать тихоокеанское побережье России. Это было настолько очевидно, что могло считаться азбучной истиной.
Вся деятельность Невельского в это время была направлена к тому, чтобы обеспечить России единственно возможную, кратчайшую и наиболее безопасную линию связи внутренних областей страны с ее Дальневосточным краем. Такой коммуникационной линией и мог явиться в ту пору только Амур с его бассейном.
Поскольку надвигающаяся война требовала энергичного укрепления обороноспособности Дальневосточного края, естественно, что Невельской, положивший столько трудов па его освоение, не мог безразлично относиться ко всем оборонным мероприятиям.
Генерал-губернатор ААуравьев деятельно готовился к защите вверенного ему края. Но он по-прежнему считал, что главной базой обороны Дальнего Востока должна быть Авачинская бухта — порт Петропавловск. И все его заботы были обращены на укрепление этого порта. Невельской же придерживался другой точки зрения. Он неоднократно корректно, но настойчиво обращал внимание Муравьева на оторванность Петропав-ловска-на-Камчатке от других российских владений, расположенных вдоль океанского побережья. Достаточно
было взглянуть на любую географическую карту, чтобы убедиться в основательности его доводов.
Геннадий Иванович упорно стремился убедить Муравьева, что нельзя уделять чересчур много внимания укреплению Петропавловска, что целесообразнее бросить все средства на строительство нового порта и на создание оборонной базы близ устья Амура или даже в самом устье — например, в Николаевске.
Но Муравьев совершенно игнорировал все эти предложения Невельского.
Еще перед тем, как отправиться на Сахалин, Геннадии Иванович снова подробно изложил генерал-губернатору свою точку зрения на оборону края. В заключение своего письма он прямо и откровенно осудил план Муравьева: «Петропавловск никогда не сможет быть главным и опорным пунктом на Восточном океане, ибо при первых неприязненных столкновениях с морскими державами мы вынужденными найдемся снять этот порт как совершенно изолированный. Неприятель одной блокадой может уморить там всех с голоду».
Ход дальнейших событий подтвердил правильность взглядов Невельского. Если дело касалось Дальнего Востока, кто еще мог бы лучше его разобраться во всех особенностях плана обороны этого края!
Но генерал-губернатор был очень самолюбивым человеком. Только себя одного он считал компетентным в этих вопросах. Он не терпел противоречии, не любил советов, особенно от подчиненных ему лиц. Вообще за последнее время самостоятельные действия начальника Амурской экспедиции, его независимость, «оригинальность» его суждений, его настойчивость и прямота все больше и больше раздражали своенравного, властолюбивого генерала. И он все чаще начинал подумывать, как бы ему избавиться от этого беспокойного человека, который не признавал никаких авторитетов.
Последнее письмо Невельского еще больше подлило масла в огонь. Решение созрело. Теперь оставалось только ждать удобного момента.
Ничего не подозревая о том. что против него замышляется, Геннадий Иванович с прежней энергией продолжал свою деятельность.
На обратном пути из залива Томари-Анива Невельской посетил Императорскую гавань. Чтобы тщательно
ее исследовать, он высадил там своего самого надежного помощника — лейтенанта Николая Константиновича Бошняка с десятью казаками и матросами. Затем он направился к заливу Нангмар.
Осмотрев пост и проверив его готовность к зимовке, Геннадии Иванович на оленях двинулся к озеру Кизи, а оттуда на лодке добрался к Мариинскому посту. Затем он побывал в Николаевске и, только когда наступили морозы, возвратился в Петровское.
В результате проверки всех постов Невельской убедился, что к зиме все люди полностью обеспечены теплым жильем, одеждой, продовольствием, а главное — бодры, здоровы и веселы.
И зима в тот год выдалась особенно суровая, морозная и ненастная. Казалось, небо над приамурской землей прорвалось — снег сыпался и сыпался без перерыва. Тихоокеанские ветры, словно сговорившись, непрестанно дули во всю силу, вздымая снежные бураны.
Наступил новый, 1854 год. Геннадий Иванович встречал его, тоскуя по своим друзьям и помощникам, которые стали д [я него родными, близкими людьми. И, хотя
161
11 Подвиг адмирала Невельского
во время объезда постов Геннадий Иванович лично убедился, что им не грозят никакие опасности и невзгоды, какое-то беспокойство тяжелым грузом лежало на сердце. Он словно чуял что-то недоброе. Да и дома не все ладно... Голодная зима 1852 года сильно подорвала здоровье дочки Катюши. Девочка все хворает и хворает, просто тает на глазах... Да, невесела нынче новогодняя встреча...
В один из январских дней, как обычно, свирепствовала пурга. Если бы не густые дымки над избами, занесенное снегом Петровское казалось бы вымершим. Но вдруг сквозь рев пурги послышались гортанные крики каюров и заливистый собачий лай. У дома Невельских остановились нарты. Закутанный в меха, заросший щетиной, с замерзшим, обветренным лицом, в дом ввалился нежданный, но дорогой гость. Это был Дмитрий Иванович Орлов. Геннадий Иванович горячо обнял и расцеловал неутомимого старика следопыта.
Когда Орлов отдохнул и отогрелся, он представил Геннадию Ивановичу подробные отчеты о положении дел на Сахалине, в Императорской гавани, а также в Мариинском и Николаевском постах, которые он посетил по пути.
Сахалинские, Мариинские и николаевские донесения порадовали Невельского. Оставшиеся там люди без устали трудились. Не считаясь ни с погодой, ни с трудностями, они разведывали край с горячностью истых ис-• следователей, наносили на карты кроки своих маршрутов, теснее завязывали дружбу с народами, населявшими приамурские земли.
Но известия, привезенные Орловым из Императорской гав-ани, от Бошняка, были ужасны. Над зимовкой нависла угроза голодной смерти, на этот раз еще более неумолимая, чем в 1852 году. Возникла она по вине Буссе.
