Рафаэль Сабатини - Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь (сборник)
– Если вам будет угодно выслушать меня, – попросил он.
Герцогиня повела Джанну к дивану, покрытому блестящей персидской накидкой, и Просперо рассказал им все. Признался в двуличии, в том, что принял предложение Дориа о союзе в надежде улучить момент и отомстить за убийство отца. Поведал о том, в какое отчаяние повергла его необходимость ложной помолвки с Джанной Марией Дориа: ведь в действительности он любил Джанну Мональди. Просперо рассказал о беседе с кардиналом накануне отплытия в Алжир и о том, как кардинал помог ему забыть все мысли о кровной вражде, независимо от того, какие засим последуют упреки и проклятия со стороны Адорно. Все дальнейшее – неудачная экспедиция в Шершел и другие события – теперь не имело значения. Он надеялся лишь, что Джанна поймет, в каком ужасном хитросплетении обстоятельств он очутился, и поверит, что ему было совсем не легко унизить ее этой ложной помолвкой. В самом конце своего рассказа Просперо замялся, подбирая слова.
Его история глубоко тронула герцогиню. Это было ясно, потому что она смотрела на Просперо с состраданием, глазами, полными слез. Но неизвестно, как ко всему сказанному отнеслась Джанна. Она сидела неподвижно, сложив руки и склонив голову.
Молчание затягивалось. Похоже, они ждали продолжения, а Просперо хотелось услышать хоть слово от них.
Наконец он тихо сказал:
– Это все. Благодарю вас за терпение, с которым вы меня выслушали. А теперь я ухожу.
Он торжественно поклонился и уже повернулся, чтобы уйти, когда Джанна тихо произнесла:
– Вы излили душу и не просите о прощении?
– Да. Я говорил монне Перетте, что мои деяния непростительны. Так сложились обстоятельства. Каяться поздно. Я просто признаюсь в своих тайных пороках.
– Вы объясняетесь, – поправила его Джанна все тем же странным спокойным голосом. – Память подсказывает мне…
Она думала о той странной перемене в нем, которую почувствовала, когда он прибыл из Неаполя. Он был, по ее словам, едва похож на прежнего Просперо. Джанна вспомнила, как ему наконец удалось прийти в себя, вновь обретя спокойствие и непринужденность. Теперь она поняла, что это, должно быть, результат беседы с кардиналом Адорно.
– Мои воспоминания подтверждают вашу искренность. – Внезапно она встала, неотрывно глядя на него полными нежной грусти глазами. – Мой бедный Просперо, вам незачем просить прощения. Оно уже даровано вам.
Ее глаза наполнились слезами.
– Могу ли я отвергнуть вас сейчас, когда вы все объяснили? Вы вернули мне то, что я утратила, то, без чего, казалось, не смогу жить и умру.
– Джанна… – только и сказал он, но в его голосе и взгляде чувствовалось такое благоговение, какого он не достигал ни в одном из самых трепетных своих сонетов.
Джанна сквозь слезы улыбнулась смущенной герцогине.
– Не оставите ли вы нас ненадолго наедине, мадам? – попросила она.
Монна Перетта испугалась, заметив, как преобразилась ее племянница.
– Для чего, дитя мое? Не тешишь ли ты себя ложными надеждами?
Она повернулась к Просперо.
– Этот посланник. Этот мавр, которого вы обнаружили в тюрьме. Это правда?
– Не только сам он может прийти и все подтвердить. Если надо, сюда явится начальник тюрьмы и расскажет, как мавра заточили туда полгода назад.
– Полгода назад? – переспросила герцогиня. – Когда именно?
– В начале прошлого ноября.
Она, казалось, облегченно вздохнула.
– Просперо, тогда мой муж не имеет к этому отношения. С октября по Рождество… он был со мной в Аккуи.
Тут Просперо вспомнил, как Якуб говорил, что передал письмо именно Джаннеттино Дориа. Он так и сказал, добавив, однако, что в таких вопросах племянники, должно быть, действовали от имени своего дяди.
Герцогиня покачала головой.
– У вас нет оснований говорить и думать так.
– Я всегда видел согласие между ними.
Герцогиня подавила раздражение.
– Я не буду обсуждать с вами этот вопрос. Не стоит он того, поскольку… Разве вы сами не видите?
Она перевела глаза с Просперо на Джанну, и печаль смягчила суровость ее взгляда. Обняв Джанну за талию, Перетта привлекла ее к себе.
– Кто бы это ни был – мой супруг или Джаннеттино, – он в меру своего разумения действовал ради блага Джанны, ибо знал о том, что вы помирились с нами лишь для виду. Я не оправдываю его, но и не обвиняю. Я только прошу вас понять, что не стоит тешить себя надеждой на женитьбу. Дориа больше никогда не поверят вам. Так не обвиняйте же их.
– Не буду, – сказал Просперо. – Пропасть нашей вражды слишком широка, чтобы наводить мосты. Но стоит Джанне пожелать – и помолвка, несмотря ни на что, будет считаться действительной.
– Помолвка, которая теперь оскорбительна для обеих сторон – Адорно и Дориа?
– Адорно и Дориа – еще не весь мир, – сказал Просперо и добавил: – Пусть будет так, как хочет Джанна.
Глаза Джанны сделались испуганными.
– Мой дорогой, мне страшно. То, что говорит тетя Перетта, – правда. Вы навлекли на себя раздражение обоих семейств, и теперь вы будто между молотом и наковальней.
– У меня крепкие кости, – заявил Просперо.
– У вас, но не у Джанны, – ответила ему герцогиня. – А ей придется разделить с вами все тяготы.
– Меня это не пугает, – возразила Джанна.
– Но это беспокоит меня и должно беспокоить Просперо.
Тут их разговор был прерван. Вошел дворецкий. Он объявил, что кузен адмирала, Ламба Дориа, просит принять его. Герцогиня подавила свою тревогу и спокойно велела слуге провести синьора Ламбу в большую галерею, пообещав вскоре прийти туда.
Затем, затаив дыхание, она подошла к Просперо.
– Он не должен видеть вас здесь и даже подозревать о вашем присутствии.
Просперо был готов заспорить, но герцогиня не дала ему раскрыть рта, напомнив о вспыльчивом нраве Ламбы и попросив, ради блага ее и Джанны, тотчас же оставить их. Видя, как она испугана, Просперо уступил и расстался с женщинами. Их разговор, начавшись под мрачной сенью черных туч, неожиданно завершился при свете солнца, пусть еще бледном и робком.
Глава XXII
Выход найден
Наружность Ламбы Дориа была под стать его вспыльчивому нраву. Рыжий, как лиса, бородатый, веснушчатый, с пылающей физиономией, с едва заметными бровями над блестящими, словно агаты, глазами, он не только производил впечатление пылкого, деятельного человека, но и был таким на самом деле. Лет сорока, среднего роста, крепкий и мускулистый, он был одет на солдатский манер в сталь и кожу. Мало нашлось бы людей, столь легко впадавших в гнев, и еще меньше таких, чья ярость была бы настолько неистовой.
Когда после ухода Просперо его провели в галерею героев, он пребывал в состоянии кипучего гнева и напоминал котел.
Со слов коменданта тюрьмы стало известно, что воскресший из мертвых Просперо Адорно вернулся в Геную. Вместе с этой вестью Ламба принес герцогине судебное постановление о задержании этого плута силой, если у него достанет наглости явиться во дворец.
Джанна разволновалась. Герцогиня, напротив, держалась хладнокровно.
– Зачем мне задерживать его?
– Зачем? О боже! Это вы меня спрашиваете, Перетта?
В душе его разгорался гнев, Ламба свирепел.
– Чтобы загнать его в угол! Идет охота! Все наши люди ищут его. Мы искали его дома, но тщетно. Где бы он ни прятался, мы его разыщем. И тогда этот грязный шут перестанет потешаться над нами. Поверьте, Джанна, мы воздадим за вас.
– Вы хотите совершить убийство? – спросила Джанна, осторожно подбирая слова.
– О нет! – взревел Ламба. – Казнь. И мы устроим ему пышные похороны.
Сердобольная монна Перетта смутилась.
– Я не думаю, что мой супруг одобрит такое деяние.
Ламба ощерил зубы в ухмылке.
– Его неодобрение не поднимет покойника.
– Но обрушится на головы тех, кто примет участие в этом деле. И я не желаю быть среди них. Поэтому не ждите от меня помощи.
Ламба вышел из себя. Но все было напрасно. И он в бешенстве отправился на поиски объекта своего гнева.
Даже в ярости Ламба оказался достаточно предусмотрительным, чтобы заручиться помощью другого родича, Флавио Дориа, а также четырех своих сторонников. Объединенными силами они принялись выслеживать добычу. Разумеется, они отправились на охоту ночью, и им пришлось две ночи проторчать у дворца Адорно, пока желанная жертва не попала им в руки. Вопреки их чаяниям Просперо был не один. Его сопровождал Феруччо, генуэзский мореплаватель, бывший командиром фелюги и преданным слугой Просперо. Но нападавших было шестеро, и Ламба не колебался. Секунду спустя улица наполнилась звоном стальных клинков.
То ли от сознания своего численного превосходства, то ли просто по глупости люди Дориа не приняли никаких мер предосторожности. Внезапно преградив путь, они заставили Просперо остановиться, а тусклый блеск оружия в последнем свете дня выдал их намерения.
