Борис Романов - Капитанские повести
— Куда это еще? — поинтересовался Михаил Иванович?
— Ему тут радиограмма слишком дикая пришла, может на центре исказили или я что пропустил, разобраться бы…
— Выходит, бывают и не слишком дикие, так, что ли? Неси сюда радиограмму. И впредь все дикие радиограммы мне носи, мало ли что там могут отбрякать.
Радист принес радиограмму. Михаил Иванович, шевеля губами, прочитал ее про себя, хмыкнул, покряхтел:
— Подходящая радиограмма. Сам бы такие получал… Неженатый, что ли?
— Холостяк по призванию, — ответил радист.
— Вот и зря. Дико ему, вишь ты, показалось. На, держи-ка, сынок, молодец, — и он отдал листочек рулевому.
— Так… Ура! — заорал рулевой. — Это же сила! — И он попытался выбить в рубке коленце чечетки. — Это же то, что надо! Балда ты, радист! Эгей, с меня тебе стол с коньяком!
— Почему это я балда? — обиделся радист. — Что это за радио? В гробу я видал такие тексты: поздравляю, рыба снилась не напрасно. Да еще соня. Тут что хоть подумаешь. Я же не детективщик — такие радио разбирать.
— Да не соня, а Соня, имя это. Понял, бестолковый? Эх, стол с меня, — продолжал орать рулевой, — это же у меня ребенок будет! Понял?
— Сам ты балда, — оправившись, сказал радист, — чему радуешься? Давно ли женат…
— Ты, сынок, не кисни, женат не женат, — вмешался Михаил Иванович, — прав он. А тебе, Митрохин, хватит шуметь. Иди вниз, попереживай. Лучший рулевой, старшина запаса, шумишь, как в детском саду.
— Михаил Иваныч, меня же домой без сына в отпуск не звали!
— Ну и слава богу. Не забудь нас с радистом на крестины позвать. А шуметь иди вниз, в каюту.
— Же-ле-зо-бе-тон-но! — снова заорал Митрохин и побежал вниз, размахивая радиограммой, будто флажком.
«Вот радуется, — подумал Михаил Иванович, — а я-то хоть где о первой дочке узнал? В Уфе, в артиллерийском училище, пожалуй. Именно там. Перед выпуском. А вот радовался ли этак, не помню… На фронт собирались… Точно. Все думал: как они протянут на моем аттестате? Да и мать слишком красивая была…»
Михаил Иванович крякнул, достал папироску, перемял ее крест-накрест, прикурил и засопел, словно трубкой. Он сделал несколько затяжек, потом увидел капитана «Арктики» и вышел из рубки.
— Здорово, Василий Васильевич! — сложив ладони рупором, выкликнул он.
— Здравствуйте, Михаил Иваныч, еще раз, поскольку по радио здоровались.
— Хорошо ли я стал под погрузку?
— Отменно, Михаил Иваныч! Вываливайте стрелы от второго трюма, и начнем, как договорились.
— Старпом командует. У меня просьба есть, Василий Васильевич, поработай ты своими стрелами мне на третий трюм.
— Чего так-то?
— Да мне же к нулю надо на южный район успеть, вагоны ждать будут, опоздать боюсь. Не часто нашего брата этак балуют…
— Если еще груза возьмете, сейчас организую стрелы на ваш третий трюм. Как, идет?
— У меня же остойчивость! Два часа над расчетами потел… Не могу.
— Жалко, жалко. Я бы вам еще два раза по столько добавил.
— В следующий раз, голуба, в следующий раз… Так ты погоди, не уходи, будут стрелы мне на третий трюм ай нет?
— Подумаем, Михаил Иваныч, сейчас подумаем. Людей мало. Если только из уважения…
Михаил Иванович постучал галошей о галошу, зашел в рубку, сказал механикам, чтобы останавливали дизеля, и стал, прохаживаясь, наблюдать, как разворачивается со своей бригадой старпом: вываливает стрелы, вооружает их в пару для работы «телефоном», навешивает храпцы, такие парные крючки для подъема бочек, парашютом. Тут он не утерпел.
— Бочки-то тяжелые, по семи пудов, ты же у них края крючьями оборвешь! — крикнул он старпому.
— А мы по два храпца на бочку, потихоньку попробуем, все равно место для площадки надо расчистить.
— Смотри, поломаешь края, бочки между бортами будут!
— Отрегулируем…
Михаил Иванович, посапывая папироской, разбирал про себя, как работает на палубе старпом.
…Славку Охотина, если бы его подзавести, поторапливать не надо бы было. Сноровисто работал. Этот работает ровнее, с бабьего узла на морской не перескакивает, уклон не тот. Талант не тот, значит. Опыта тоже маловато. А расти будет медленнее, чем Славка, однако надежнее, пожалуй. А Славка что? Сам себе под стать, что снаружи, что внутри, упругий, как пружина. И колеблется так же. С ним бы еще годика два поплавать… А то все усмехался, когда ему говоришь, все сам да сам…
И еще вдруг вспомнил Михаил Иванович, как впервые увидел он своего старпома и будущего преемника Славу Охотина, высокого, стройного да еще с усиками этими, и поначалу не поверил в него как моряка, слишком уж тот был картинный. Аттестация у парня была отличной, и за дело взялся он с жаром, и работал талантливо, только очень уж неровно. Много повозился с ним Михаил Иванович, много и своей, и его крови попортил. Еще что не нравилось Михаилу Ивановичу в Славке, так это его нелюбовь к разговорам на семейные и родительские темы. Уж как его ни старался подцепить Михаил Иванович, ничего не получалось. Однажды рассердился Строков:
— Ты смотри, каким они тебя красивым вырастили, а не теплый ты к ним!
А Слава Охотин посмотрел на него глазами с золотинкой и сказал:
— Я папу с мамой люблю, Михаил Иваныч. Я к ним каждый отпуск езжу. Но — я пока для них так, всего-навсего матрос-рулевой необученный… Они ждут, когда я большим человеком стану. Видите какая у нас любовь? Так что пока не будем об этом. Я знаю, что делаю.
И Михаил Иванович перестал приставать к нему с наставлениями.
«…И чего это я сегодня весь день Славку вспоминаю, словно бы думать больше не о чем? Капитанит — и ладно. Бока набьет — умней станет да еще меня вспомнит, что зря в слова мои вникать не хотел. Вот сегодня приду — мне мать такой разворот с девочками и домом устроит, а я весь день про Славку… И с «Арктики» не будет проку, надо самому стрелы на третий трюм вооружать, а не о родителях чьих-то думать, вот в чем дело…»
Михаил Иванович бросил папироску в медную пепельницу на переборке, подтянул брюки под полушубком и двинулся вниз.
Давешний пассажир, скучавший у двери старпомовской каюты, заслонил дорогу.
— Ну что, сынок?
— Я врач с «Двины», Греков. Мне надо в Мурманск.
— В Мурманск всем надо.
— Вот мои документы.
— Что же ты, три недели не дотерпел?
— Мне экзамены сдавать.
— Причина — важнее некуда. Старпома обожди, он оформит и определит.
— А в Мурманске сегодня будем?
— Дом в Мурманске, что ли?
— А как же!
16 ч 40 мин — 18 ч 35 мин
