Алекс Белов - Зелёные Созвездия
— И чем тут занимается мой супергерой?
Она видит на экране монстра и пушку, но ей нужно с чего-то начать.
— Играю, — отвечаю я.
— Думаю, нам надо всё обсудить, — говорит мама, нехотя входя в комнату. — Кто-то должен поставить мои мозги на место, и этим кто-то должен быть родной сын, а не чужие люди из соседнего дома.
— Ну… хорошо, — соглашаюсь, хотя и боюсь вопросов мамы. — Пойдём тогда на крышу! — Мне кажется, что в присутствии Каштана я буду говорить смело. Если что, он мне всё подскажет.
— Если тебе будет там удобнее, то пойдём, — соглашается мама.
Мы взбираемся на всё ту же бордовую крышу по всё той же хлипкой лестнице. Наши подошвы царапает озорная черепица. Она уже давно не бордовая. Выгорела на солнце и теперь больше серая.
В сумерках я вижу спину мамы. Смотрит она на Каштан.
— Когда я была маленькой, — говорит мама. — Это дерево едва доставало крыши. А сейчас оно в два раза выше дома.
— Он растёт, — улыбаюсь я и подхожу к маме. Мы смотрим на веерообразные листья Каштана, который услышал, что говорят о нём и будто раскрылся весь, гордо демонстрируя своё величие. Плоды ещё прячутся в колючих оболочках, скоро им придёт время вылупляться. — Он растёт вместе со мной, — добавляю я.
— Он и вместе со мной рос, — говорит мама, садясь на крышу. — А дедушка до сих пор желает его спилить.
— Я не позволю, — отвечаю, и сажусь рядом с мамой. — Он мой друг.
— И мой тоже, — улыбается мама. — В детстве я с ним разговаривала.
— Ох и выслушал же он от тебя глупостей, — улыбаюсь я в ответ.
Мама тихо смеётся, обнимает меня и щёлкает по носу. Я устраиваюсь в её объятиях поудобнее и ощущаю стальную защиту, как всегда бывало, если мама рядом.
— Никита, я хочу узнать, каково это? — серьёзно спрашивает она.
Я некоторое время думаю.
— Ну… необычно, — отвечаю. — Ощущаю себя супергероем. Ты знаешь, что я водный знак?
— Только то, что тётя Света сказала. А это что-то значит?
— О! Ещё как значит, — говорю. — Я могу дышать под водой, как рыба, понимаешь. Я думаю, что обязательно займусь этим. В воде я непобедим!
— Это не опасно? — хмурится мама, и я понимаю, что весь наш разговор будет как экзамен на уровень моей опасности, поэтому зарекаюсь не рассказывать маме о повышенной смертности среди зелёных детей.
— Ну неужели ты думаешь, что я не выберусь на поверхность в ванной, если начну задыхаться? — усмехнулся я.
Мама улыбается в ответ, но в глазах тревога.
— Когда это началось?
— Наверное, я всегда был таким, — отвечаю. — Но в море всё открылось.
— Я и имею в виду, как это произошло там? В море.
Я хмурюсь, снова вспоминая события прошлого месяца, кажущиеся сном.
— На третий день я слишком обгорел, — говорю я. — Сильно хотел есть и пить. Я помню, что без воды человек может прожить только три дня. Я подумал, что в тот день уже умру и начал разговаривать со всем подряд. Я попрощался с Кругом, — подумав, смущённо добавляю. — Даже с кепкой. А на прощание сказал Морю, что оно плохое, что оно своего добилось. И тогда услышал его голос.
— Они говорят прямо вслух? — спрашивает мама.
— Не-а, — мотаю головой. — Их голос звучит как будто внутри.
— Ты уверен, что не придумываешь их мысли? — спрашивает мама.
— Не-а, — снова отвечаю. — Голос — это не единственное, что я слышу. Они, понимаешь, кажутся будто живыми. Я будто вижу их душу. Я не знаю, как объяснить. Даже вот у Каштана. Его крона кажется мне как будто живой. Каждый листочек ярче другого. И будто дышат. Вот.
Мама вздыхает.
— Я думала, что живые только трава и деревья.
— Нет-нет, — качаю головой я. — Всё живое. И знаешь как интересно. Можно поговорить только с Деревом, а можно с целым Лесом. Можно говорить как-то с совокупностью предметов. Можно говорить с Рекой, с Морем, даже с Ветром.
— От этого, должно быть, разрывается голова.
— В том-то и дело, что нет. Они все молчат, пока не обратишься. А к некоторым обратишься и всё равно не услышишь.
— Почему это?
— Они, наверное, слишком огромные, чтобы ты их услышал. Надо много тренироваться. Я, например, не могу услышать Лес. С водой, думаю, мне было бы проще. А вообще, можно поговорить даже со всей Природой на планете, но я не знаю, какой силищей нужно обладать для этого.
Мама вздыхает.
— Я так боюсь за тебя, сынок. — И обнимает меня крепче. — Вдруг на тебя обрушатся какие-то неприятности.
— Думаю, всё наоборот, — вру я. — Я же защищён. Ничто, созданное Природой, не сможет меня обидеть. Я могу хоть в клетку со львом зайти, он меня не съест. Меня даже комары не кусают. Природа меня всячески оберегает.
Кажется, маме становится легче.
— А куда ты сегодня исчезал?
— Я могу перемещаться на другой уровень Природы, — отвечаю я. — Потому что Природа строилась постепенно.
И вкратце я рассказываю ей о пяти уровнях Природы, но умалчиваю о своих приключениях на первом уровне. Когда я заканчиваю, мама молчит. Кажется, её мозг кипит от такой информации. Наконец, она заводит глаза и произносит:
— Мой сын — супергерой. Я думала, если ты бы был таким, гордился бы как самый занудный отличник. Натворил бы глупостей, бросился бы в авантюры. Но ты так изменился. Дедушка правильно сказал, что после кораблекрушения ты стал другим.
Я вздыхаю.
— Ты прямо сейчас можешь поговорить с Каштаном? — вдруг спрашивает мама.
— Конечно, — киваю я, вскидываю руку и машу. — Каштанчик, привет!
Привет, — отзывается Дерево.
— Что он говорит? — улыбается мама.
— Здоровается.
— Спроси, он меня помнит?
Конечно, помню, — тут же отвечает Каштан. — Она пыталась на меня забраться ещё девочкой. У неё были веснушки и распущенные рыжие волосы. А когда ей исполнилось двенадцать, она начала пользоваться всякими запахами, которые имитировали природу, но всё равно в основе пахли мёртвым спиртом.
— Он помнит тебя, — улыбаюсь я. — Говорит, что ты была рыженькой, а в двенадцать начала пользоваться дезодорантами.
Мама смеётся и удивлённо приподнимает брови.
— Даже это знает!
Первый такой вонючий дезодорант имитировал запах дыни. Его подарил ей на восьмое марта в шестом классе мальчик по имени Лёша.
— Тебе Лёша подарил дыневый дезодорант, — говорю я. — В шестом классе. Тогда ты первый раз побрызгалась.
Теперь изумление захватывает маму с головой, но она всё ещё пытается смеяться.
— Теперь я всему поверю, — произносит она. — Я уже не помню, когда перестала бегать к Каштану.
В шестнадцать, когда переехала в город, — отвечает Дерево, и я тут же перевожу его слова.