Джек Лондон - Морской волк. Бог его отцов
Мы сняли две наши лодки со всем экипажем с «Циско», а на другой шхуне, «Сан-Диего», мы нашли, к великой радости Вольфа Ларсена и к моему огорчению, Смока с Нильсеном и Личем. Таким образом, по прошествии пяти дней мы не досчитывались только четверых: Гендерсона, Холиока, Вилльямса и Келли — и могли возобновить охоту.
Продолжая путь к северу, мы начали встречать опасные морские туманы. День за днем мгла проглатывала спущенные ложи, как только они касались воды. На борту шхуны через определенные промежутки времени трубил рожок, и каждые четверть часа стреляла сигнальная пушка. Лодки постоянно то терялись, то находились вновь; согласно морским обычаям, их принимала на борт первая попавшаяся шхуна с тем, чтобы потом возвратить хозяину. Но Вольф Ларсен, у которого не хватало одной лодки, поступил так, как можно было от него ожидать: он завладел первой отбившейся от своей шхуны лодкой и заставил ее экипаж охотиться вместе со своим, не позволяя людям вернуться на их шхуну, когда она появлялась. Я помню, как охотника и обоих матросов загнали вниз и держали их там под ружейным прицелом, в то время как их шхуна проходила мимо нас и капитан справлялся о них.
Томас Мэгридж, с таким странным упорством цеплявшийся за жизнь, вскоре начал опять ковылять по палубе и исполнять свои двойные обязанности кока и юнги. Джонсон и Лич больше прежнего подвергались побоям и ждали для себя конца вместе с окончанием охотничьего сезона. Остальным тоже жилось как собакам под начальством безжалостного капитана. Что же касается отношений Вольфа Ларсена ко мне, то мы отлично ладили, хотя я никак не мог отделаться от мысли, что единственно правильным поступком для меня было бы убить его. Он бесконечно очаровывал меня, и я бесконечно боялся его. И все же я не мог представить себе его мертвым. Он был окружен ореолом какой-то долговечности или вечной юности. Я мог представлять его себе только живущим вечно и вечно властвующим, борющимся и разрушающим.
Когда мы попадали в самую середину стада и ветер был слишком силен, чтобы спускать лодки, он любил выезжать на охоту сам, с двумя гребцами и рулевым. Он был также хорошим стрелком и привозил на борт много шкур при таких условиях, которые охотники считали невозможными для охоты. Казалось, он лишь тогда мог дышать свободно, когда жизнь его была в опасности и он боролся с сильнейшим противником.
Я все больше осваивался с корабельным делом, и однажды, в один из ясных дней, какие редко выпадали на нашу долю, я имел удовольствие самостоятельно управлять «Призраком» и лично вылавливать наши лодки. Вольф Ларсен опять лежал у себя с головной болью, а я с утра до вечера стоял у руля, потом обошел сбоку крайнюю лодку, лег в дрейф и одну за другой поднял все шесть лодок без всяких указаний с его стороны.
Время от времени на нас налетали бури — мы находились в штормовой полосе — а в середине июня нас настиг тайфун, хорошо памятный мне по тем важным изменениям, которые он внес в мою жизнь. По-видимому, мы попали почти в самый центр этого кругового шторма, и Вольф Ларсен удирал от него на юг сначала под дважды зарифленным кливером, а потом и с совсем голыми мачтами. Никогда раньше я не видел таких волн. Все виденные мною раньше по сравнению с этими казались мелкой рябью. От одного вала до другого было полмили, и они вздымались выше наших мачт. Даже Вольф Ларсен не осмелился лечь в дрейф, хотя нас отнесло далеко к югу от котикового стада.
Когда тайфун затих, мы оказались на пути океанских пароходов. И здесь, к изумлению охотников, мы повстречались со вторым стадом котиков, составлявшим как бы арьергард первому. Это было чрезвычайно редкое явление. Раздался приказ «лодки на воду!», затрещали ружья, и жестокая бойня продолжалась весь день.
В этот вечер ко мне в темноте подошел Лич. Я только что кончил подсчитывать шкуры с последней поднятой на борт лодки, когда он остановился возле меня и тихо спросил:
— Мистер ван Вейден, на каком расстоянии мы от берега и в какой стороне лежит Иокогама?
Мое сердце радостно забилось. Я понял, что у него на уме, и дал ему нужные указания: вест-норд-вест, расстояние пятьсот миль.
— Благодарю вас, сэр, — ответил он и снова скользнул в темноту.
Утром не оказалось лодки номер три, а также Джонсона и Лича. Одновременно исчезли бочонки с водой и ящики с провизией со всех остальных лодок, а также постельные принадлежности обоих беглецов. Вольф Ларсен неистовствовал. Он поднял паруса и помчался на вест-норд-вест. Двое охотников не сходили с марсов, осматривая море в подзорные трубы, а сам он, как разъяренный лев, шагал по палубе. Он слишком хорошо знал мою симпатию к беглецам, чтобы послать дозорным меня.
Ветер был свежий, но порывистый, и легче было бы найти иголку в стоге сена, чем крошечную лодку в беспредельном синем просторе. Но капитан пустил «Призрак» полным ходом, чтобы очутиться между беглецами и сушей. Когда это ему удалось, он стал крейсировать поперек их предполагаемого пути.
На утро третьего дня, вскоре после того как пробило восемь склянок, Смок крикнул с марса, что видна лодка. Все столпились у перил. Резкий бриз дул с запада и сулил еще более крепкий ветер. И вот с подветренной стороны на фоне мутного серебра восходящего солнца начало появляться и исчезать черное пятно.
Мы изменили курс и направились к нему. У меня было тяжело на душе. Я видел торжествующий блеск в глазах Вольфа Ларсена. Мысль о судьбе Лича и Джонсона настолько волновала меня, что в этот миг я был словно помешанный. Я почувствовал непреодолимое желание броситься на капитана. В каком-то полусознании я спустился на кубрик и собирался уже выйти на палубу с заряженным ружьем в руках, как вдруг услыхал изумленный возглас:
— В лодке пять человек!
Я задрожал и в припадке слабости оперся о стенку трапа. У меня подогнулись колени, и я опустился на ступени. Лишь в этот миг я снова стал самим собой и содрогнулся при мысли о том, что я собирался сделать. Я был бесконечно счастлив, когда успел положить ружье на место и выбраться на палубу.
Никто не заметил моего отсутствия.
Лодка была теперь уже близко, она оказалась крупнее охотничьей и другой конструкции. Когда она еще больше приблизилась к нам, на ней спустили парус и сняли мачту. Положив весла в уключины, пассажиры лодки ждали, пока мы ляжем в дрейф и возьмем их на борт.
Смок, спустившийся на палубу и стоявший теперь рядом со мной, начал многозначительно усмехаться. Я вопросительно взглянул на него.
— Вот так штука! — смеялся он.
— В чем дело? — спросил я.
Он снова захохотал.
— Разве вы не видите, что лежит на корме? Чтоб мне никогда больше не убить котика, если это не женщина!
