Джон Пристли - Затерянный остров
Мистер Дрейзин и двое других молодых людей смотрели на Уильяма с мрачным подозрением, как на таинственного пришельца, которому вздумалось лишить Сан-Франциско его ярчайшей звезды. Уильяму их угрюмые взгляды были нипочем, и чем больше вытягивались лица у влюбленных юнцов — вполне симпатичных, надо сказать, — тем звонче пела его душа. Ощущение было новым, непривычным. Теперь он всецело сознавал, что увозит прочь это прелестное создание, и даже не задумывался, насколько изменилось его отношение к девушке с того момента, как она навязалась в компаньоны. Вокруг царила обычная суматоха с напутственными советами, рукопожатиями, фотографированием, и Уильям не остался в стороне.
Отход корабля тоже получился совсем не таким, как выход «Гаргантюа» из Саутгемптона. Возможно, все дело было в ярком солнце, которое придало прощанию сочности, колоритности, красочности. И хотя «Марукаи» пока ни на дюйм не отошел от прозаического причала с сараями, загроможденными ящиками консервированных фруктов, на нем уже поселился дух Южных морей. Среди пассажиров второго-третьего класса и их провожающих попадались люди с гладкой смуглой кожей и глазами цвета полуночи, и Уильям осознал вдруг с трепетом, что это и есть коренные полинезийцы, островитяне, представители загадочной вымирающей расы, последнюю сотню лет переживавшей «сумерки богов». Как в той таитянской пословице: коралл разрастается, пальма тянется ввысь, а человек уходит. И вот они стоят тут, собственной персоной, разговаривают, обнимаются друг с другом, роняют непривычные звуки с высокого борта на причал, где стоят, задрав головы, их смеющиеся и плачущие соплеменники. Они очень отличались друг от друга, эти люди: были и здоровяки, похожие на гладких коричневых буйволов, была и парочка сифилитичного вида задохликов, и юные девушки, напоминающие робких ланей, и несколько тучных желтолицых матрон. В толпе провожающих на причале выделялась одна жуткая особа — женщина, видимо, метиска, неопределенного возраста — то ли средних лет, то ли пожилая, — смотревшая словно из могилы, потому что лицо ее было изглодано болезнью до самых костей. Веди она себя тихо и оставайся неподвижной, выходило бы не так жутко, но, когда пароход уже приготовился отчаливать, она принялась улыбаться и кивать, а из костлявой груди рвались хриплые крики и прощальные напутствия на каком-то полинезийском наречии. Судя по взрывам хохота, которые они вызывали у темнокожих пассажиров, речь получалась забористой. На минуту-другую Уильям забыл о Терри и ее друзьях, машущих снизу. Цепенея от страха, он смотрел на жуткую женщину и слышал только ее скрежещущий голос. Он воспринимал незнакомку не как несчастную больную, из последних сил перешучивающуюся с друзьями и соотечественниками, в чем-то даже героиню. Он вообще не воспринимал ее как человека, а видел в ней лишь зловещий символ.
«Марукаи» поднял якорь и отчалил. Перегнувшись вместе с Терри через поручни, Уильям помахал ее приятелям. Другие пассажиры тоже махали и кричали. Полинезийцы вопили и смеялись сквозь слезы, катящиеся по щекам. Когда полоса воды между кораблем и причалом стала расти, Уильям бросил последний взгляд на задранное к небу лицо, и ему показалось, что с него исчезли последние остатки гниющей плоти, оставив лишь белеющую на солнце кость.
— Вещи буду распаковывать позже, когда выйдем из залива, — объявила Терри. — Хочу попрощаться со старым добрым Сан-Франциско. А ты?
Уильям поддержал затею. Они медленно двинулись по палубе.
— Наверное, мы с ним никогда больше не встретимся, — вздохнул Уильям, вглядываясь в удаляющийся берег и подозревая, что предчувствие его не обманет.
— Вот они, Золотые Ворота, — показала Терри. — Я, конечно, не единожды пересекала этот пролив, но и только. Как-то раз прокатилась до Лос-Анджелеса морем, а дальше нигде не была. Сейчас совсем другое дело, да, Билл? Следующая остановка — Таити. Три тысячи шестьсот миль с лишним. Десять дней в Тихом океане. Просто невероятно! — Терри легонько пожала локоть Уильяма.
— Знаешь, я, кажется, уже влюбляюсь в этот корабль, — заключил Уильям с важным видом.
Терри захихикала:
— Билл, ты такой смешной. Только не вздумай обижаться. Если бы ты мне не нравился, я бы над тобой не смеялась — или смеялась, но не так. Ты ужасный душка. «Зна-аешь, — передразнила она его, — я, ка-ажется уже влюбля-аюсь в этот кора-абль». Нет, у меня не получается.
— Тогда и не пытайся, — бросил он, слегка надувшись.
— Честь джентльмена задета? — подмигнула Терри.
Уильяму оставалось только улыбнуться.
— Нисколько. Это все моя дурацкая английская чопорность. Пройдет. Уже проходит.
— Значит, я на тебя хорошо влияю.
— Еще как! — подтвердил он с неожиданным жаром. — Посмотри на чаек. Не знаю почему, эти птицы как-то загадочно на меня действуют. Они словно пишут бесконечную поэму, вычерчивая свои петли и дуги. Морскую поэму — прекрасную, но довольно печальную… Что-то горизонт весь размыт.
— Обычные дневные туманы, — объяснила Терри. — Золотые Ворота будет плохо видно.
— Надеюсь, в этом нет дурного знака, сулящего неудачу с островом?
— Ты такой суеверный, Билл? Вот уж никогда бы не подумала.
— Раньше не был. А теперь… пожалуй, чуть-чуть. А ты?
— По-моему, да. Как и все девушки, между прочим. Я верю во все — в карты, хиромантию, хрустальные шары, астрологию, кофейную гущу… Вчера вечером ходила к гадалке.
Уильям даже притворяться не стал, будто ему безразлично.
— И что она предсказала?
— О, меня ждет блестящее будущее! И ты в нем тоже есть, Билл, — невысокий брюнет из-за моря. Но я тебе не скажу, что она мне про тебя нагадала. В общем, моя жизнь будет сплошным приключением, ни минуты покоя и скуки. Однако остров пожелал остаться в тени.
— Очень жаль. И что это значит? Что Затерянный ничего тебе не принесет?
— Вроде того. Но это не важно, Билл, я не буду тебя винить при любом исходе. Я уже давно ищу предлог отвязаться от «Брауна, Вобурна», уехать из Сан-Франциско и слегка раскрасить свою жизнь. Один знакомый звал меня в Голливуд на кинопробы, но мне не понравился его взгляд, а кроме того, он говорил, что должен обязательно снять меня сам, иначе мне не пробиться. В Калифорнии просто пруд пруди мужчин, которым непременно нужно снять тебя самим, иначе на успех не рассчитывай. Но ты другой, Билл. Ты даже с собой меня брать не хотел.
— Только первые пять минут. Теперь все совсем не так, сама знаешь.
Они остановились, облокачиваясь на поручни. Корабль качало уже довольно ощутимо.
— Вот будет номер, если нас скрутит морская болезнь на всю дорогу… — протянула Терри.
