Cecil Forester - Все по местам
– Мы их быстро нагоняем, – сказал Хорнблауэр, не отрываясь взглядом от «Нативидада», чтоб не обращать внимания на предостережение стихий.
– Три часа, и мы их догоним, – сказал Буш. – Лишь бы ветер подержался.
Становилось жарко. Горячие солнечные лучи казались еще горячее после относительной прохлады ушедшей ночи. Матросы перебрались в тень под переходными мостиками и устало лежали там. Мерный перестук помп теперь, когда ветер ослаб, казалось, стал громче. Хорнблауэр вдруг понял, что если хоть на минуту подумает об усталости, она его одолеет. Он упрямо стоял на шканцах, солнце пекло ему спину. Он ежеминутно поднимал подзорную трубу и смотрел на «Нативидад». Буш суетился, разворачивал паруса – ветер часто менял направление.
– Держи ровнее, черт тебя подери, – рявкнул он рулевому, заметив, что нос корабля отклонился в подошву волны.
– Не могу, сэр, прошу прощения, – был ответ. – Ветер слишком слабый.
Это было верно. При таком слабом ветре «Лидия» не могла делать два узла, необходимых для управления рулем.
– Нам придется намочить паруса. Мистер Буш, займитесь этим, пожалуйста, – сказал Хорнблауэр.
На это пришлось отрядить целый дивизион. Мокрые паруса удержат ветер, который не удержали бы сухие. Гордени основали в блоки на ноках реев, ими поднимали в ведрах морскую воду и лили ее на полотно. Солнце пекло так сильно, вода испарялась так быстро, что ведра спускали и поднимали непрерывно. К стуку помп теперь добавился скрип шкивов в блоках. «Лидия» ползла, бешено подпрыгивая между мятущимися волнами и сияющим небом.
– А он уже румбы считает, – сказал Буш, указывая большим пальцем на далекой «Нативидад». – Где ему тягаться с этакой красотищей. Новый горе-рангоут его не спасет.
«Нативидад» бестолково вертелся на волнах, поворачиваясь то бортом, то кормой, не в силах удержать курс на слабом ветру. Буш торжествующе посмотрел на свою новую бизань-мачту, на пирамиду парусов, потом на вертящийся «Нативидад» – до него было уже меньше пяти миль. Минуты тянулись, и лишь корабельные шумы отмечали продвижение судна. Хорнблауэр стоял на изнуряющей жаре, вертя в руках подзорную трубу.
– Вот и ветер, клянусь Богом! – вдруг сказал Буш. Корабль немного накренился, такелаж тихонько запел. – Стой тянуть ведра.
«Лидия» упорно ползла вперед, кренясь и опускаясь в шумящие под ее носом волны. «Нативидад» заметно приближался.
– Он скоро и до них доберется. Ага? Что я говорил? Паруса «Нативидада» наполнились. Он выпрямился на курсе.
– Им ветер не поможет так, как нам. Господи, лишь бы он подержался! – сказал Буш.
Ветер на секунду стих и возобновился с новой силой. Теперь, когда «Нативидад» поднимался на волне, он был виден уже целиком. Еще час – даже меньше часа – и они будут на расстоянии выстрела.
– Скоро мы сможем стрелять по нему с дальней дистанции.
– Мистер Буш, – сказал Хорнблауэр язвительно. – Я могу оценить ситуацию без ваших глубокомысленных замечаний.
– Прошу прощения, сэр. – Буш был задет. Секунду он сердито наливался краской, потом заметил озабоченность в усталых глазах Хорнблауэра и затопал к противоположному поручню, чтобы в одиночестве унять обиду.
Тут, словно желая вставить свое слово, оглушительно хлопнул большой грот. Ветер стих так же беспричинно, как и поднялся. Там, где был «Нативидад», он еще дул, и «Нативидад», подгоняемый порывистым ветром, твердо шел вперед, вновь отрываясь от «Лидии». В Тихом океане, в тропиках, один корабль может лежать, застигнутый штилем, другой – идти с попутным ветром, подобно тому как крутые волны, на которых они качались, означали, что вчерашний шторм еще продолжается за горизонтом, в Тегуантепекском заливе. Хорнблауэр неспокойно переминался под палящим солнцем. Он боялся, что «Нативидад» уйдет прямо у него из-под носа. Ветер совсем стих, мочить паруса было бессмысленно. «Лидия» кренилась с боку на бок и поворачивалась по воле волн. Прошло десять секунд, прежде чем Хорнблауэр успокоился, увидев подобное же поведение «Нативидада».
Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. «Лидия» яростно качалась с боку на бок под судорожный скрип древесины, хлопанье парусов, перестук блоков. Лишь помпы не прекращали работу, их упорный лязг плыл в горячем воздухе. До «Нативидада» оставалось четыре мили – на полторы мили больше, чем покрывала любая из пушек «Лидии».
– Мистер Буш, – сказал Хорнблауэр. – Мы будем буксировать судно шлюпками. Спустите тендер и барказ.
В первую секунду Буш посмотрел с сомнением. Он опасался, что противник сделает то же. Однако он понял – как Хорнблауэр понял прежде него – что субтильную «Лидию» буксировать будет гораздо легче, чем неуклюжий «Нативидад», а глядишь – после вчерашнего боя у противника могло вовсе не остаться шлюпок, способных держаться на воде. Сблизиться с неприятелем любой ценой – в этом был долг Хорнблауэра.
– Спустить шлюпки! – заорал Гаррисон. – Команду в тендер, команду в барказ!
Засвистели дудки. Матросы выстроились в цепочки у талей, шлюпки по очереди закачались в воздухе и опустились на воду. Их команда подставляла кранцы, отталкиваясь от нависающего борта «Лидии».
Для матросов начался долгий, выматывающий труд. Они гребли, шлюпки прыгали по крутым волнам, и вот тросы натянулись, принимая напряжение. Теперь матросы налегали, что есть мочи, но, казалось, не двигались с места, только без толку пенили веслами синюю воду. Потом «Лидия» соизволила немного проползти, и все повторилось снова. Мешали волны – иногда все матросы по одному борту разом «ловили леща», так что шлюпка разворачивалась, чуть не врезаясь в другую. «Лидия», такая покладистая и грациозная под парусами, на буксире вела себя сущей стервой.
Она уклонялась от курса, она проваливалась в подошву волны и под плеск весел тащила шлюпки назад, к своему дрожащему носу, потом, передумав, так быстро устремлялась за двумя натянутыми тросами, что гребцы, не рассчитав силы, падали навзничь, рискуя в этот момент опасности оказаться под кораблем.
Они работали голыми. По лицам и туловищам ручьями катился пот. В отличие от своих товарищей у помп они не могли забыться в одуряющей монотонности – от них постоянно требовалось внимание. Сидящий на корме унтер-офицер время от времени раздавал дополнительные порции воды, но их не хватало, чтобы утолить мучительную жажду. Матросы гребли, и гребли, их намозоленные годами морской службы руки трескались и шли пузырями, так что нестерпимо было уже держать весла.
Хорнблауэр отлично знал, каким мучениям они подвергаются – сам он не выдержал бы и получаса такой работы. Он приказал, чтобы гребцов сменяли каждые полчаса, и всячески старался ободрить. Он глядел на них со смущенной жалостью. Три четверти его матросов чуть больше полугода назад не были и не намеревались быть моряками – их загребли во время повальной вербовки. Хорнблауэр против воли испытывал то, чего, наверно, никогда не испытывали его офицеры – он видел в команде не марсовых или шкафутных, а тех, кем они были до вербовки: грузчиков, паромщиков, носильщиков.
