Жюль Верн - Братья Кип
Боцман выглядел очень уверенным в себе, лицо его было холодно и спокойно, взгляд безразличен. Это было настоящим откровением для Хаукинса. Он, казалось, впервые видел реального Флига Балта. Да! Как могли они с капитаном Джибсоном быть так слепы, чтобы довериться этому человеку, как могли они поддаться льстивым словам и манерам этого негодяя? Но то, что удивляло Хаукинса, не было неожиданностью для братьев Кип. Боцман всегда внушал им неприязнь, о чем сам, безусловно, догадывался.
Председатель суда дал слово судебному исполнителю.
После краткого вступления тот изложил обстоятельства дела и потребовал строгого приговора. Председатель суда спросил Флига Балта, что он может сказать по поводу выдвинутого против него обвинения.
— Ничего, — коротко ответил боцман.
— Вы признаете факты, изложенные в деле?
— Признаю.
Эти несколько слов были произнесены спокойно и твердо.
— Вы ничего не хотите добавить в свою защиту? — снова обратился к обвиняемому председатель суда.
— Ни одного слова, — был ответ, и боцман снова сел.
Лэн Кэннон на вопросы суда отвечал уклончиво, делал вид, что не понимает их. Затем обратились к свидетелям. Первым был приглашен Карл Кип. По залу пробежал шумок.
Карл Кип назвал свое имя, национальность и занятия.
Затем изложил дело:
— Я и мой брат Питер Кип были пассажирами голландского торгового судна «Вильгельмина», которое потерпело кораблекрушение возле острова Норфолк. Здесь нас увидели с проходившего мимо корабля «Джеймс Кук» и взяли на борт. До конца дней своих мы будем помнить доброту этих людей — мистера Хаукинса и капитана Джибсона. Во время плавания на «Джеймсе Куке» от Норфолка до Порт-Праслина я имел возможность наблюдать за поведением боцмана. Мне была совершенно очевидна неопытность боцмана, но, так как на судне был капитан, неумелые действия боцмана не имели тяжелых последствий. Двадцатого ноября «Джеймс Кук» стоял на якоре в Порт-Праслине, куда он доставил груз. Стоянка продолжалась девять дней, после чего корабль отправился на Керавару. И там второго декабря капитан Джибсон пал от ножа убийц, которые остались до сих пор неизвестными…
Последние слова были произнесены с такой болью, что все в зале невольно содрогнулись. А Флиг Балт, сидевший с низко опущенной головой, внезапно поднялся, как человек, который не может больше сдерживаться. Председатель спросил, не хочет ли он что-либо сказать суду.
— Ничего! — ответил боцман. И вновь сел, бросив быстрый взгляд на Мода.
Карл Кип продолжал:
— После смерти Гарри Джибсона командование было поручено боцману. Десятого декабря бриг отошел от островов архипелага. Первые дни плавания ветер дул попутный. В районе Луизиады я заметил, что судно отклоняется к востоку, вместо того чтобы идти прямо на юг. Это показалось мне странным. Я рассказал брату, и он посоветовал мне предупредить Хаукинса и Ната Джибсона, но мне настолько чуждо доносительство, что я долго не решался обратиться к мистеру Хаукинсу. Но, начиная с этого времени, я не переставал следить за курсом корабля, что немало раздражало боцмана, похоже, это нарушало какие-то его планы.
Последние слова Карл Кип произнес неуверенно, и председатель задал ему вопрос:
— Вы считаете, господин Кип, что Флиг Балт хотел изменить курс корабля? С какой целью он хотел бы это сделать?
— Не могу твердо ответить на ваш вопрос, но, несомненно, что Флиг Балт пытался направить бриг к востоку, в сторону архипелага, который пользуется дурной славой. А так как он впоследствии начал бунт, возможно, что его целью был захват корабля.
Подсудимый совершенно безразлично отнесся к этому прямому обвинению и лишь слегка пожал плечами.
— Как бы то ни было, — продолжал Карл Кип, буря, которая настигла нас при входе в Коралловое море, могла помочь этим планам, ибо несла корабль в открытое море. Я считал, что нужно развернуться носом на ветер и не менять курса. Мнение капитана Балта было иным. Он начал бегство в направлении Соломоновых островов. В тот момент, когда волны стали захлестывать корабль, потерявший управление, я понял, что, если немедленно не вмешаюсь, корабль погибнет. Я бросился к штурвалу. Экипаж уже не понимал приказания растерявшегося командира. Мистер Хаукинс понял меня и без колебаний вручил мне командование бригом. Матросы подчинились… Постепенно мне удалось выровнять судно, так мы выстояли до утра, пока не утихла буря.
Утром мистер Хаукинс предложил мне взять на себя обязанности капитана на время перехода до Хобарта. Боцман начал протестовать, но последнее слово было за мистером Хаукинсом, и боцман подчинился. И вот тридцатого декабря, когда мы были уже на траверзе Сиднея, на борту начался бунт. Боцман пытался завладеть оружием. Лэн Кэннон бросился на меня. Вскоре бунтовщики были схвачены и посажены в трюм. Вот что я хотел сказать, и не сказал ни слова неправды.
Дав показания, он вернулся к остальным свидетелям. Хаукинс и Нат Джибсон с чувством пожали ему руку.
— Обвиняемый, что вы можете сказать? — спросил вновь председатель суда.
— Ничего! — опять повторил Флиг Балт.
Показания остальных свидетелей обвинения полностью подтверждали слова Карла Кипа, и суд обратился к свидетелям обвинения.
Вэн Мод, как и следовало ожидать, признал действия капитана Балта во время бури совершенно правильными, подозревая Карла Кипа относительно его планов — необоснованными, а отстранение Флига Балта от командования кораблем — несправедливым. Когда он закончил, председатель вновь обратился к Флигу Балту:
— Вам известно, в чем вы обвиняетесь, Флиг Балт. Вы слышали показания свидетелей обвинения. Вы будете отвечать?
— Да! — сказал боцман тоном, который резко отличался от «ничего» его последних ответов.
В зале воцарилась тишина. Люди почувствовали, что сейчас что-то произойдет может быть признание, которое изменит весь ход процесса. Флиг Балт стоял, повернувшись к судьям, сжав губы и опустив глаза. Он ждал конкретного вопроса. Вопрос прозвучал:
— Флиг Балт, что вы можете сказать в свое оправдание после всех обвинений?
— Могу только обвинить! — ответил боцман.
Хаукинс, Нат Джибсон и братья Кип переглянулись, не столько обеспокоенные, сколько удивленные. Никто не мог предположить, куда клонит Флиг Балт и против кого направит свое обвинение. И тогда он сказал:
— Я командовал кораблем на законных основаниях. Я должен был привести бриг в Хобарт, и я бы его туда привел, что бы тут ни говорили, как вдруг был назначен новый капитан. И кто? Иностранец!.. Голландец!.. Так вот, англичане на борту английского корабля не захотели идти под командованием иностранца. Вот почему мы пошли на бунт против Карла Кипа.
