Уилбур Смит - Муссон
— Мастер Уэлш, прошу прощения. Мне необходимо выйти на палубу. Свежий воздух…
Не дожидаясь разрешения, он прошел к двери и вышел на трап. Торопливо прошел на нос, вцепился в фал и подставил лицо ветру. Его горе было безгранично, вся дальнейшая жизнь расстилалась впереди бесконечной пустыней.
— Я хочу умереть! — сказал он вслух и посмотрел за борт.
Вода, зеленая и прекрасная. Там, внизу, такой мир, такое спокойствие…
«Это очень легко, — сказал он себе. — Легко и быстро».
И начал наклоняться к бегущей от носа кипящей волне.
Мощная рука перехватила его свободное запястье, и он едва не упал.
— Ты ничего не потерял там, Мбили, — хрипло произнес Аболи. — Ты никогда не умел плавать.
— Оставь меня! — горько сказал Гай. — Почему ты всегда вмешиваешься, Аболи? Я хочу умереть.
— Твое желание исполнится, это единственное, в чем можно быть уверенным в жизни, — заверил его Аболи. — Но не сегодня, Мбили.
Имя, которым он называл Гая со дня рождения, на языке лесов означало «Второй». Он мягко продолжал сжимать руку Гая.
Гай тщетно старался высвободиться.
— Оставь меня, Аболи. Пожалуйста.
— На тебя смотрят, — негромко сказал Аболи.
Гай оглянулся и увидел, что некоторые свободные от вахты матросы перестали разговаривать и с любопытством наблюдают за их небольшой пантомимой.
— Не позорь отца и меня своей глупостью.
Гай капитулировал и неуклюже соскочил на палубу. Аболи отпустил его руку.
— Поговорим, — предложил он.
— Я не хочу разговаривать — ни с тобой, ни с кем другим.
— Тогда посидим молча, — предложил Аболи и подвел Гая к поручню. Они сели рядом, защищенные от ветра и от глаз вахтенных.
Аболи был молчалив и спокоен, как гора, его присутствие внушало уверенность.
Он не смотрел на Гая и не касался его, но был рядом. Прошли долгие минуты, прежде чем у Гая вырвалось:
— Я так ее люблю, Аболи! Мне словно клыками вспарывают живот!
— Вот как, — негромко хмыкнул Аболи.
Он узнал правду. Клиб не один заметает следы. И этот за кобылицей, как молодой жеребец, бьющий ногой в стену. Удивительно, что Мбили так припозднился.
— Да, я знаю, Мбили, — сказал он. — Я тоже любил.
— Что мне делать? — жалобно спросил Гай.
— Как бы тебе ни было больно, это не убьет тебя, и однажды, раньше, чем ты думаешь, ты забудешь эту боль.
— Я никогда ее не забуду, — с глубоким убеждением ответил Гай. — И никогда не забуду свою любовь к ней.
Хэл Кортни услышал, как пробили корабельные склянки — начало средней вахты.
— Полночь, — прошептал он и уперся кулаками в спину. Он много часов просидел за столом и теперь чувствовал, что тело затекло, а глаза устали. Он встал, подкрутил фитиль лампы, чтобы лучше освещала документы на столе, снова сел в тяжелое дубовое кресло и принялся за работу.
Перед ним были разложены чертежи «Серафима». Он некоторое время изучал орудийную палубу, потом отложил ее план в сторону, придвинул боковую проекцию корабля и принялся их сопоставлять.
— Надо спрятать пушки и придать кораблю вид невооруженного торгового судна, — вслух размышлял он. — Значит, придется снять крышки орудийных портов на нижней палубе…
Он замолчал и нахмурился, услышав, как кто-то скребется в дверь его каюты.
— Кто там? — спросил он.
Погода отличная, ветер легкий и устойчивый. Хэл не ожидал, что ему помешают. Ответа не было, и он, немного подождав, хмыкнул. Должно быть, крыса… или показалось. И он снова обратился к чертежам.
Скрежет послышался снова. На этот раз Хэл раздраженно оттолкнул кресло и встал. Наклонившись под балкой, прошел к двери и распахнул ее.
Перед ним почтительно стояла какая-то фигура. В первое мгновение Хэл не узнал сына.
— Гай? — Он внимательно вгляделся в него. — Что ты здесь делаешь в такой час? Заходи.
Гай вошел в каюту и закрыл за собой дверь. Снял шапку. Лицо его было бледно, он нервничал.
— Отец, я должен тебе сказать… — начал он, запинаясь, вертя шапку в руках.
— В чем дело, парень? Говори, — подбодрил Хэл.
— Кто-то есть в пороховом погребе, в трюме, — выпалил Гай. — Дверь открыта, и там виден свет.
— Что? — резко переспросил Хэл голосом, полным тревоги. — В пороховом погребе? Свет?
Множество дурных подозрений пронеслось в его сознании.
— Да, сэр.
Хэл повернулся и подошел к столу. Рывком открыл верхний ящик, поднял крышку деревянного футляра. Достал оттуда двуствольный пистолет, быстро проверил кремень и заряд, сунул оружие за пояс. Взял второй пистолет, проверил его и оставил в руке.
— Посмотрим, — мрачно сказал он и снял лампу с крюка. — Пойдем со мной, Гай, но тихо. Кто бы там ни был, мы не хотим насторожить разбойников.
Он неслышно открыл дверь, и Гай вслед за ним вышел в коридор.
— Закрывай тихо, — предупредил Хэл и прошел к трапу. Всмотрелся в нижнюю палубу, но никакого света не увидел. Тогда он повернул голову к Гаю.
— Ты уверен?
— Да, отец.
Неслышно ступая, Хэл начал спускаться, останавливаясь на каждой ступеньке и прислушиваясь. Добрался до низа и снова остановился. Только сейчас он увидел слабый свет в щелях двери порохового погреба.
— Да, — прошептал он и взвел оба курка. — Посмотрим, что они задумали.
Он пошел к погребу, держа лампу за спиной, чтобы закрыть ее пламя. Гай шел следом.
Хэл дошел до двери и прижался к ней ухом.
Кроме обычных корабельных скрипов, он услышал звуки, которые его удивили, — негромкие возгласы и стоны, шуршание и легкие удары. Он не мог понять, что это.
Он попробовал открыть замок, и ручка легко повернулась в его руке. Тогда он нажал на дверь плечом. Послышался негромкий скрип, дверь распахнулась. Хэл стоял на пороге, высоко подняв над головой лампу. На некоторое время он прирос к месту. То, что он увидел, было так не похоже на его ожидания, что в первое мгновение он даже не понял, что видит.
К свету его лампы добавился свет зарешеченного фонаря, висевшего на крюке. На полу у ног Хэла лежала скомканная одежда, а перед ним на шелковых мешках с порохом распростерлись человеческие тела. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что люди обнажены. В свете ламп блестела бледная кожа. Хэл смотрел, не веря собственным глазам. Женские локоны, разведенные бедра, широко открытый красный рот, поднятые к верхней палубе и спазматически дергающиеся маленькие ноги, тонкие руки, вцепившиеся в волосы мужчины, голова мужчины, зарывшаяся между белых ляжек, спина и ягодицы женщины бьются о мешки, когда она извивается в порыве страсти.
