Марина Белоцерковская - Леди удачи. Все пути…
— Давай, выходи… — пробурчал еще раз караульный, хмурясь и злясь на себя за невольную симпатию к этому высокому элегантному узнику.
Блад не обратил внимания на реплику своего стража. Его охватило волнение и ожидание предстоящих перемен. Питер переступил порог камеры. Перед ним открылся коридор, слабо озаренный колеблющимся светом факелов в руках двух стражников. Блад окинул солдат быстрым взглядом. Крепкие малые и вооружены неплохо. Может, удастся вырвать у одного из них оружие? Вряд ли — расстояние слишком велико, да и смысла нет — на крик тут же сбежится вся охрана. Его недолгие раздумья были прерваны легким тычком в спину. Тюремщик запер дверь и, вынув из ниши факел, пошел вперед. После повторного толчка Блад вынужден был двинуться за ним. Позади, по-прежнему держась на расстоянии, следовали стражники. Питер вновь обрел свою собранность. Раз появились перемены, значит, появилась надежда. Блад был не из тех людей, которые упускают свой шанс.
После долгого шествия по нескончаемым коридорам и крутым лестницам, отворив последнюю дверь, процессия оказалась на тюремном дворе. Питер на мгновение задержался, вдохнув морозный воздух. С сизого осеннего неба сеялась мелкая снежная крупа, превращаясь у земли в моросящий дождик.
Очередной толчок в спину заставил Блада двинуться к стоящей посреди мощеного двора карете с решетками на окнах. Не успев толком осмотреться, Питер очутился вместе со своим тюремщиком во чреве неуклюжего ящика, именуемого тюремной каретой. Его сопровождающий тут же тщательно задернул занавески на окнах и сел напротив Блада, настороженно следя за каждым движением своего подопечного. На дверцах кареты лязгнули запоры, экипаж дважды тяжело покачнулся, из чего Питер сделал вывод, что его по-прежнему сопровождают два стражника.
Щелкнул кнут форейтора, и карета, тяжело кренясь на поворотах и скрипя всеми своими суставами, двинулась в путь.
* * *После получаса тряской езды, во время которой ни Блад, ни его тюремщик не проронили ни слова, карета остановилась. Вновь лязгнул засов, дверца распахнулась, и Питер ступил на гранитные плиты двора, примыкающего к зданию, которое своей помпезностью наводило на мысль о принцах Уэлльских и герцогах Йоркских.
Ставший уже привычным толчок между лопаток дал Бладу понять, в каком направлении следует двигаться. Повинуясь этому несложному указанию, Питер пересек двор — по-прежнему под неусыпным вниманием своих бдительных спутников — и вошел в длинный обширный коридор. Судя по обилию и разнообразию лакеев, с озабоченным видом снующих в разных направлениях, опального губернатора Ямайки принимали явно не с парадного хода. Проследовав под конвоем через коридор, процессия оказалась у двойной дубовой двери. Стражи довольно бесцеремонно остановили Блада. Тюремщик снял шляпу, пригладил волосы и, набрав в грудь воздуха, решительно шагнул в распахнутую лакеем дверь, которая немедленно за ним захлопнулась. Из всего происшедшего Питер сделал вывод, что хозяин этого дома гораздо более серьезная личность, чем он мог предположить ранее. На смену возбуждению пришло обычное в минуты опасности ледяное спокойствие.
После нескольких минут томительного ожидания двери отворились, и тюремщик сделал знак Бладу:
— Войдите!
Отметив, что обращение изменилось, Питер последовал приглашению.
Перед ним была большая комната, обставленная просто и строго. Тяжелые темные портьеры на окнах создавали впечатление уединенности и сосредоточенности. В глубине комнаты горел камин. Спиной к огню, опершись рукой о спинку кресла, стояла невысокая стройная женщина лет сорока с виду. Ее умное жёсткое лицо невольно приковывало внимание. Проницательные глаза были устремлены на Питера.
— Оставьте нас, — в низком голосе леди прорезались властные нотки.
Тюремщик и слуги, которых Блад сразу и не заметил, тут же безмолвно вышли.
Некоторое время двое присматривались друг к другу. Если бы посторонний взгляд проник сейчас в эту комнату, он был бы поражен сходством этих двух пар смелых, умных, ироничных глаз.
— Я вас представляла несколько иначе, сэр, — проговорила хозяйка кабинета и скрестила руки на груди. — Дерзкий взор, дерзкий. Характер, разумеется, соответствующий, — в последних словах прозвучали вопросительные нотки.
— Что поделать, ваша милость. Вину в этом следует возложить на моих покойных родителей, — Блад почтительно поклонился.
— Вы меня знаете?
— Герцогиню Мальборо трудно не узнать.
— Ну-ну, — неопределенно произнесла герцогиня. — А я, каюсь, решила было, что барышни преувеличивают по юношеской своей восторженности.
Глаза Питера радостно блеснули:
— Барышни, миледи?!.
— Посетили, гхм…, меня на днях две юные леди… Забыли, правда, получить приглашение, но мы их извинили — надо было войти в их положение: пришли просить не за себя. За кого бы вы думали? — неожиданно обратилась она к Бладу.
Питер поднял брови в почти искреннем недоумении.
— За некоего своевольного губернатора, — продолжала Мальборо, — который имел глупость пренебречь своим долгом и покинул губернаторский пост, представьте себе, сэр! Мало того, он совершил еще большую глупость, дав возможность лорду Джулиану Уэйду узнать об этой морской прогулке.
— Позвольте, миледи, — осторожно вмешался Блад, — но у меня несколько другие сведения. Упомянутый своевольный губернатор оставил колонию на своего достойного доверия помощника, а сам отправился выполнять человеческий долг — долг друга. Что же до лорда Джулиана…
— Лорд Джулиан добросовестно выполняет свои обязанности, — герцогиня испытующе глядела на Питера. — Особенно хорошо он следит за верноподданическими настроениями. Вы согласны?
— Если так считает ваша милость, мне остается лишь присоединиться к этому мнению, — Блад склонил голову. — Но, если ваша милость соблаговолит, мне хотелось бы вернуться к теме, положившей начало нашей беседе…
— Вас интересуют барышни, сэр! — рассмеялась герцогиня. — Несомненно, эта тема приятнее любой другой. Но неужели вас не интересует, что грозит бедному губернатору?
— Я решил, ваша милость сама сообщит мне об этом, если найдет нужным.
— Вы правы. И я сочла нужным сообщить вам эту мелочь. Вам грозит смертная казнь. — Непринужденности, с которой герцогиня произнесла эти слова, позавидовал бы сам великий Гаррик[22].
Питер на мгновение прикрыл глаза.
— Что ж, — философски заметил он, — человек предполагает, а Бог располагает… Но не слишком ли велико наказание за какие-то эфемерные «настроения»?
