Изидор Винокуров - Подвиг адмирала Невельского
Под влиянием Нессельроде, Врончепко и Чернышева комитет постановил: немедленно снять Николаевский пост и увести оттуда всех русских людей. А с Невельским комитет решил так поступить: за нарушение инструкций, за превышение власти, за самовольное плавание к устью Амура, высочайше запрещенное, капитана 1-го ранга Геннадия Ивановича Невельского... разжаловать в матросы, с лишением всех прав состояния.
Некоторые члены комитета считали эту меру наказания... излишне мягкой.
Свое решение Особый комитет отправил на утверждение царю Николаю.
Вот что узнал Невельской, когда холодным декабрьским днем он наконец прибыл в Петербург и явился с визитом к Муравьеву в отель «Бокен» 17.
— Ну что ж, ваше превосходительство, — спокойно и даже несколько равнодушно заметил Геннадий Иванович, узнав, что ему грозит. — Действительно грешен... Поступил вопреки решению комитета, нарушил высочайшее повеление... Как говорится, поделом и мука!
Муравьев стал утешать Невельского. Он говорил, что заявил о своем принципиальном несогласии с вынесенным решением, что он просил аудиенции у царя и надеется, что ему удастся вызволить Невельского из беды.
— Весьма благодарен вам за участие, — почтительно поклонился Геннадий Иванович. И вдруг от внезапно мелькнувшей мысли его лицо осветилось улыбкой, и, зесело глядя на Муравьева, он произнес: — А все же на Амуре поднят не чей иной, а русский флаг!.. Да и заявление о принадлежности всего Приамурского края России, должно быть, известно уже всей Европе...
— Вас ничто не изменит! — воскликнул Муравьев.— Что делать с вами, Геннадий Иванович?
Невельской пристально посмотрел на генерал-губернатора и просто ответил:
— Позвольте мне воротиться на Амур.
В тот же день Муравьев был на приеме у царя. Ему удалось доказать Николаю I, что причины, побудившие Невельского к таким решительным и самостоятельным действиям, были на самом деле исключительными.
Не предрешая вопроса, царь велел снова собраться Особому комитету, но на этот раз под председатечьством наследника — великого князя Александра, с тем чтобы заново обсудить положение дел на Амуре.
Вместе с этим царь передал Невельскому через Муравьева приказание явиться к нему.
...В такой же ветреный декабрьский день, много лет назад, гардемарин Невельской отправлялся для представления царю. Николаю угодно было посмотреть на гардемаринов, закончивших Морской кадетский корпус и выпускаемых в офицеры.
На всю жизнь запомнил Геннадий Невельской тот день и первую глубокую обиду, грубо и жестоко нанесенную ему тогда царем...
Невельской вошел в Зимний дворец через Иорданский подъезд. В сопровождении камер-лакея он поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Здесь дежурный офицер, рослый кавалергард, пригласил его следовать за собой. Они прошли фельдмаршальский зал; в сумерках уходящего дня Геннадии Иванович рассмотрел на стенах, между пилястрами, большие портреты великих русских полководцев: Румянцева, Суворова, Кутузова... Затем они проследовали через длинную, узкую галерею, освещенную масляными лампами, стены которой были расписаны фресками из времен Помпеи. Миновали круглую ротонду. И наконец вышли на площадку, ведущую в царские покои. Дворцовый гренадер распахнул перед ними дверь — это была приемная. За ней раскрылась еще одна тяжелая дубовая дверь, и Невельской предстал перед царем.
Долго длилось тягостное молчание. Николай I сурово, испытующе глядел на «дерзкого ослушника».
— Итак, Невельской, — нарушил наконец царь молчание, — ты организуешь свои собственные экспедиции. .. Изменяешь по своему усмотрению инструкцию, утвержденную твоим государем... Да?.. Ну-с, что же ты мне на это скажешь?
Но, не дав капитану и слова вымолвить, царь продолжал, показывая решение Особого комитета:
— Ты матрос! Эта бумага сделала тебя простым матросом, ты уже не имеешь права носить офицерские погоны... Да-с, не имеешь!
Царь отвернулся от Невельского, подошел к окну и, широко расставив руки, уперся в раму. Из кабинета открывался вид на Адмиралтейство.
— Надо бы наказать тебя за непослушание, — продолжал Николай, не глядя на Геннадия Ивановича, — да так, чтобы и другим это уроком послужило... Но твое счастье, что за тебя вон хлопочут Меньшиков с Муравьевым...
Нет, не это обстоятельство укротило гнев царя. Николай I понимал, в каком неприглядном свете он может предстать перед всем миром, если разжалует Невельского. Ведь за одно только его географическое открытие следовало бы наградить смельчака. Но для властолюбивого царя на первый план выступало «самовольство» Невельского, а не его огромная заслуга перед наукой, перед отечеством.
Однако, думал царь, действия Невельского уже известны правительствам европейских государств. Ведь дернула же его нелегкая вручить китобоям в заливе Счастья документ о принадлежности России Приамурского края! Если согласиться с Нессельроде и уйти оттуда, это может быть расценено западными державами как признак его, Николая, слабости...
Царь вернулся к столу, сплошь заставленному безвкусными безделушками, к которым он питал особую страсть, развернул карту Приамурья и стал пристально разглядывать ее.
— Ишь ты, — ухмыльнулся он, перечисляя вслух, — Петровское... Николаевское...
Глядя на тучную фигуру царя, затянутую в корсет, на видневшуюся из-под накладки лысину, Геннадий Иванович невольно припомнил чьи-то меткие слова о Николае: «... в нем много прапорщика и мало Петра Великого. ..»
— Ну хорошо! — решил царь. — Поступок твой молодецкий, благородный... патриотический! — И, указывая пальцем на Николаевское, он изрек (благо, к этому был поистине патриотический повод): — Где раз под-
нят русский флаг, он уже опускаться не должен!.. Но смотри, впредь будь осторожен! — строго закончил царь, грозя пальцем. — Не превышай данных тебе полномочий! Иди! Там видно будет.. .19
Через несколько дней под председательством наследника престола состоялось новое заседание Особого комитета. И на этот раз Нессельроде, Чернышев и Врон-ченко упорно придерживались прежней точки зрения. Они ни в чем не желали поступаться своими личными интересами.
После горячих споров комитет постановил:
Николаевский пост оставить, но... в виде лавки Российско-Американской компании. Для ведения торговли, строительства служебных помещений и охраны выделить из сибирской флотилии шестьдесят человек. Эту торговую экспедицию назвать Амурской и начальником ее утвердить капитана 1-го ранга Невельского, причем подчинить его генерал-губернатору А^уравьеву.
