Юрий Давыдов - Капитаны ищут путь
Брызгая слюной и багровея, кредитор не хотел и слышать об отсрочке. Он был столь же свиреп, как почти все заимодавцы на свете. Амундсен очутился на краю пропасти. Честное слово, легче одолеть Северо-западный проход, легче достигнуть полюса, нежели выложить в двадцать четыре часа кучу полновесных крон!
Амундсен кликнул своих молодцов. Он сказал, что все полетит к чертовой бабушке, если экипаж могучей «Йоа» сегодня же, 16 июня 1903 года…
Все тайное, согласно старинным поверьям, творится в полночь: желательно, чтоб ухали совы или слышался глухой бой башенных часов. Так вот, и на сей раз дело происходило в полуночное время. Лил дождь, свистал ветер. Семеро крадучись взошли на яхту «Йоа», тихохонько снялись с якоря и прощально махнули рукой в сторону дома, где сладко посапывал несговорчивый скупердяй.
Может, строгие моралисты осудят Амундсена? Ну что ж, пусть их! А у него, право, другие заботы. Он пойдет дальше, одолеет Северо-западный проход и, вернувшись, сочтется с этой свиньей…
Капитан «Йоа» снова выколотил трубку и спустился в каюту. Со стены каюты смотрел высоколобый человек. На портрете была надпись: «Капитану Руалю Амундсену с надеждой, что его путешествия увенчаются успехом, от его друга Фритьофа Нансена».
Линдстрем просыпался первым. Спустя несколько минут слышались чмыханье примусов и проклятья Линдстрема. Затем раздавалось ровное, мирное гудение, стук сковородок, шипение сала.
Линдстрем, надо отдать ему должное, оказался таким коком, что даже парижские классики кулинарии не могли бы тягаться с ним. По крайней мере, в это твердо верила команда «Йоа». Что же до хлебов, которые он изготовлял каждое утро на примусе, то и у самого Хансена, известного в Христиании пекаря, потекли бы слюнки. По крайней мере, у команды «Йоа» они текли.
Обитатели крохотной яхты примащиваются завтракать. Они молчат, лица у них заспанные. Но вот, как всегда, самый молодой из них – ему нет еще и двадцати пяти, – Густав Вик, «отмачивает» свою первую утреннюю шутку, и все смеются. И Руаль тоже смеется. О, это чертовски здорово, когда подбираются такие веселые ребята!
На «Йоа» пятеро земляков Амундсена, шестой – датчанин, лейтенант Хансен. Однофамилец его, Хельмер Хансен, штурман, давно просоленный в море, как и его прямой начальник Антон Лунд… Лунду под пятьдесят; на этой посудине он самый старший. Стало быть, ему и приглядывать за таким шалопаем, как Густав Вик. Но мальчишка с норовом – опеки не терпит. У него одно на уме: как бы выкинуть штуку позабавнее. Э, по чести, Антон Лунд только для виду сердится, когда сей магнитный наблюдатель избирает объектом своих незлобивых «наблюдений» старого гарпунщика полярных морей… Ну-с, вот еще Педер Риствед. Этот всегда с мотором возится. Впрочем, сейчас он не мотором занят, а едой и, нужно признать, ложкой орудует столь же мастерски, как и слесарным инструментом, если не бойчее.
Потом они съехали на берег. Прошли к мраморной плите. Сорок пять лет покоилась она на мрачном острове Бичи. Ветер катил над нею бураны, снега заносили ее, песцы оставляли на ней мягкий быстрый след, а белые медведи – широкий медлительный. Плита с надписью.
Семеро сняли шапки…
«Подруга в счастье и в несчастье», – говорит священник, свершая обряд венчания.
«Подруга в счастье и в несчастье», – когда-то давным-давно услышали моряк Джон Франклин и молодая девушка по имени Джейн Гриффин.
Да, она была ему подругой и в несчастье. Она хранила в шкатулке мужнин «Дневник для Джейн», и рисунки бравого Фицджеймса, и записку капитана Крозье, в которой бедный Фрэнк грустно сетовал на то, что ее племянница отказалась выйти за него замуж. Все сохранила Джейн. И в той же шкатулке вырезка из газеты: шкипер китобойного судна сообщал, что он встретил экспедицию сэра Джона в Баффиновом заливе и что «обе корабельные команды здоровы, в прекрасном расположении духа и намереваются закончить путешествие своевременно».
«Своевременно»… Не было для Джейн ни зим, ни лет – было ожидание. Ждала год, ждала еще год. И еще один год ждала. Минули все сроки. И слышалось ей: «О Джейн! Что ты сделала?» И виделось: Джон на диване, она набрасывает на него морскую куртку…
Долго длилось молчание. Цепенило душу, некуда было от него деться. Ужасное подозрение овладело ветеранами-полярниками. Встречаясь с Джейн, они отводили глаза.
Тревога сменилась отчаянием. Джейн предложила все свое имущество для снаряжения спасательной партии. Она обивала пороги адмиралтейства. Лорды отмалчивались.
Наконец друзья Франклина, родственники пропавших без вести, моряки, простые люди решительно потребовали от правительства безотлагательных мер. Высшие морские чины, столь поворотливые, когда дело касалось посылки военной эскадры к берегам колоний, – чипы эти нехотя зашевелились, и со скрипом, с частыми остановками, ведомственным сутяжничеством началась подготовка поисковых экспедиций.
Первым отправился Джеймс Росс. Ричардсон и доктор Рэ уехали в Канаду. Келлетт поплыл из Тихого океана в Берингов пролив. В восемьсот пятидесятом году оставила Англию еще одна экспедиция.
Спасательные экспедиции уходили одна за другой. Они выказывали истинное мужество, терпели холод и голод, привозили все более точные карты, но Север не открывал тайну гибели кораблей Джона Франклина. И вот, когда уж угасли надежды, Джейн Франклин, почти все распродав, получив фунты стерлингов по подписке, снарядила еще одну спасательную партию во главе с Мак-Клинтоком, и корабль «Фокс» доставил на остров Бичи ту мраморную памятную плиту, у которой стояли теперь моряки «Йоа».
Сняв шапки, они читали:
Памяти
Франклина, Крозье, Фицджеймса и всех их доблестных товарищей, офицеров и сослуживцев, пострадавших и погибших за дело науки и во славу родины.
Этот памятник поставлен близ места, где они провели первую полярную зиму и откуда выступили в поход, чтобы преодолеть все препятствия или умереть.
Он свидетельствует о памяти и уважении их друзей и соотечественников и о скорби, утоляемой верой, той, которая в лице начальника экспедиции утратила преданного и горячо любимого супруга.
Господь ввел их в тихую пристань, где всем уготовано вечное успокоение.
Глава 2
«Йоа» и двух суток не задержалась у острова Бичи. 24 августа она уж нырнула в мглистый пролив Барроу!
Моряки чередовались на вахтах. Капитан наравне с прочими отстаивал положенное время, ухватившись за гладкие рукоятки штурвала. Близился магнитный полюс, стрелка компаса металась. Астрономическим способам определения координат мешали туманы. А тут еще фарватер, узкий, неизведанный, не «оплаванный», как говорят моряки.
Движение вслепую не обошлось счастливо: яхта наскочила на риф. Удар был зубодробительный – щепки всплыли. К счастью, да-да, к счастью, сильно заштормило, и волна-спасительница перебросила яхту через риф. Но при этом она вывела из повиновения руль: штыри вылетели из петель и теперь от руля был такой же прок, как от вывихнутой конечности.
Неизвестно, что предпочесть: «стоянку» на рифе или сумасшедшую гонку без руля в узком фарватере. Но снова чудо – мощный и поразительно ловкий удар волны, удар в корму, и штыри руля влетают в петли, как бильярдные шары в лузу.
Кажется, довольно, хватит уж испытывать человеков? Но нет, едва положили якорь и уже предвкушали покой и отдых, как вдруг истошный вопль:
– Пожар! Горим!
В машинном отсеке гулко полыхнул керосин, грозно стрельнули из люка узкие оранжевые языки. На огонь кинулись, как не снилось ни одному брандмейстеру, как кидаются на огонь лишь моряки, – смяли, задушили, прикончили.
Ну а теперь-то хватит, довольно?
Чередою взрывов, быстро слившихся в оглушительный рев, ринулся ураган. И гремел не день, не два – четверо суток моталась «Йоа» у южного берега Земли Короля Уильяма [На современных картах – остров Кинг-Уильям].
Худо обернулось добром: лавируя, угодили в укрытую бухту. Не желая долее испытывать судьбу, Амундсен решил зимовать на Земле Короля Уильяма. Правда, остров невольно наводил на печальные воспоминания, но ведь у каждого своя доля: где одному гибель, другому удача.
Сперва выгрузили кучу ящиков. Внутри ящиков были жестяные коробки с провизией. А порожние ящики? Громозди их, как кубики, крепи медными нагелями, наполни песком и обшей поверх толем – вот тебе и магнитная обсерватория.
А какие охоты задались! Скажи о них в Христиании: ха-ха да хи-хи, нипочем не поверили бы. Оленьи стада толпились на берегах бухты, ледостава ждали, чтоб переправиться южнее, на материк, и наши охотники не поспевали заряжать новехонькие карабины.
Яхту оленьими шкурами одели и брезентом накрыли. Однако пузатые железные печурки плохо грели. Вечерами ночлежники усердно тюкали топорами, срубая с коек лед, нараставший за день. Бр-р… Не постель – холодильник. А как постелешься, так и выспишься. Впрочем, что ж? Арктика не пансион для благородных девиц.
