Александр Чернобровкин - Херсон Византийский
Мы оказались в городище антов единственными купцами с юга. На следующее утро началась оживленная торговля. Анты и приплывшие на лодках купцы с севера забирали соль, вяленую рыбу, вино, оливковое масло, стеклянную посуду, лаковую керамику, дорогие ткани и искусные изделия из золота, серебра, бронзы, меди, отдавая взамен меха, медовуху, мед, воск, зерно, дешевые ткани, рабов, безыскусные изделия из металлов и сами необработанные металлы. Я выменял еще одну кибитку, потому что собирался увезти отсюда много тяжелого груза. Сразу по приезду я прошелся по кузницам и мастерским и заказал сегарсы, талрепа, шкивы, рымы, уключины, крюки, скобы, кофель-нагели, гвозди, два якоря, носовой и кормовой, печную плиту с круглыми разборными конфорками, колосники, дверцы и многое другое. Что-то надо было отлить, что-то выковать из железа, бронзы или меди. Еще купил почти полтонны чугуна и свинца и договорился, что их перельют в бруски нужной мне формы. Собирался использовать их, как балласт, если хватит денег на сам парусник, что было сомнительно, или в худшем случае перепродать с небольшой выгодой. Условился со всеми об оплате, выдал аванс. Остальную часть бартера сложил в одну кибитку и поставил ее во второй ряд. Теперь с ней соседствовала новая кибитка. Предстояло найти возниц на нее. А еще одной придется управлять самому. Семен ходит по купцам с севера, ищет, кто подвезет в сторону его деревни. Пока никого не нашел. Алена, узнав, что отец уйдет, долго ревела. Теперь он чувствует себя виноватым, старается не попадать ей на глаза. Сейчас он помогает мне, потому что дочь под охраной Хисарна стирает на берегу реки. Пора бы найти ей замену. Не пристало жене большого начальника обстирывать его подчиненных.
Подошел ант-воин с солидным кошельком – человек десять рабов, двое из которых тащили мешки с зерном, а еще двое – амфору с вином. Его взгляд зацепился за красно-лаковый кувшин, на котором изображены сцены боя византийских катафрактариев с какими-то варварами. Я достал и поставил рядом другой кувшин. На этом тяжелые пехотинцы побеждали варваров-всадников. Пока ант рассматривал рисунки, я оценивал его товар, собираясь купить помощницу жене и пару человек на роль возниц. Женщин было несколько, но из росов всего одна. Немного за тридцать, с приятным, покорным лицом. Она положила руку на плечо юноши лет пятнадцати-шестнадцати, похожего на нее. Он сразу движением плеча освободился от ее опеки, что-то сказал своему соседу, ровеснику и, скорее всего, другу, показав в сторону Семена. Друг кивнул головой, соглашаясь. Наверное, признали соплеменника. Крепкие парни. Как они умудрились попасть в плен?! Я тоже посмотрел на тестя. Он с жалостью и нежностью смотрел на эту женщину.
– Я их возьму оба, – решил ант. – Даю по рабу за каждую, – показал он на двух крепких мужчин.
– Лучше вон ту женщину и двух юношей, – указал я.
Поскольку замена, по мнению анта, была почти равноценна, он согласился:
– Бери.
Его рабы взяли кувшины, а женщина и юноши перешли ко мне. Семен что-то спросил у них на роском. Они ответили. Завязалась оживленная беседа. Наверное, рассказывали, кто и как попал в плен.
– Ты их сначала покорми, – подсказал Семену.
Он дал им вареной утки и хлеба. Подойдя ко мне, рассказал:
– Они жили неподалеку от моей деревни. Говорит, наших почти никого не осталось. Кто отсиделся в лесу, разошлись по другим деревням. О моей жене ничего не знают.
– Есть ли смысл добираться туда? Опять в плен попадешь и окажешься невесть где, – произнес я и предложил: – А если останешься, она будет твоей женой.
Семен еще колебался.
– Не понравится у меня, на следующий год уедете вместе, – добавил я.
– Точно отпустишь? – спросил Семен.
– Я хоть раз не сдержал свое слово? – продемонстрировал я знание одесских дипломатических приемов.
Вопрос – самый лучший ответ на неудобный вопрос. Только вот без сына она не уедет, а я его не отпущу. Не потому, что вредный, а потому, что моей жене будет тяжело без отца.
Поняв, что он согласен, но никак не решится подтвердить это, сказал:
– Бери новых пацанов, и идите за валежником для бани.
Когда с речки пришла Алена, обрадовал ее:
– Твой отец остается.
– Правда?! – воскликнула она, но потом посерьезнела: – Ты его не отпустил?
– Он может идти, куда хочет, – ответил я. – Только больше не хочет. У него жена появилась.
– Она? – показала Алена на выкупленную мною женщину, которая испуганно смотрела на Гарика, доедавшего кости от утки.
– Да, – ответил я. – Так что отныне ты не будешь стирать и готовить.
– Мне не трудно, – возразила она.
Зато нам трудно есть, что ты готовишь.
– Не в этом дело, – сказал я. – Жене хозяина обоза не положено этим заниматься.
Алена уже прониклась статусностью отношений в Византийской империи, насмотрелась в Пантикапее, как должна вести себя знатная дама. Ради мысли, что и она такая же, стоит отказаться от готовки и стирки.
16
Обратная дорога показалась короче, потому что солнце уже не припекало и часто шли дожди. То ли этот год выдался холодным, то ли климат в шестом веке холоднее, чем в двадцатом и двадцать первом, но погода явно не соответствовала началу сентября.
Гунны и на этот раз проигнорировали нас. Мы проехали мимо пасущегося вдалеке большого, голов на триста, стада: быки, коровы, одно– и двухлетние телята. Видимо, выращивают их на мясо и тягловый скот. Так что молодые гунны, убивавшие купеческих волов, не хулиганили, а повышали спрос на свою продукцию. Как часто у самых безрассудных поступков оказывается очень рассудочная экономическая подоплека!
– Подкрадитесь осторожно и посмотрите, сколько пастухов и далеко ли стойбище их рода, – приказал я Скилуру и Палаку.
Скифы вернулись в сумерках, когда обоз уже расположился на стоянку у леса.
– Стадо охраняют четверо. Трое моего возраста, один старик, – начал доклад Скилур. – А стойбище далеко, в ту сторону, – показал он на северо-запад.
– Мы рысью скакали, чтобы вернуться до темноты, – добавил Палак.
Гуннам особо опасаться здесь некого. С юга их прикрывает лес, с запада – Днепр, у которого на этом участке нет бродов, с севера – приток Днепра, на котором паромщики работают их осведомителями, а на востоке кочуют родственники.
Хотел я было поделиться возникшей идеей с Фритигерном, но понял, что тот предпочитает синицу в руке. А мне на более-менее приличный парусник не хватало. Поэтому распрощался с готом и греческим купцом на соляных промыслах, поскольку в Пантикапей ехать больше не собирался, хотя Фритигерн уговаривал, хотел еще раз подзаработать на мне.
Вечером я приехал к аланам. С подарками, но без вина. То ли поэтому, то ли по выражению моего лица, Гоар понял, что разговор будет серьезным. Мы зашли в юрту. Одна из его жен «накрыла поляну» и сразу ушла. Гоар угостил меня молочной бражкой типа кумыса, спросил, как здоровье мое и моей жены, как съездил, как поторговал. Я ответил подробно, а потом сам расспросил о его семье и роде. Гоар подробно ответил, а потом, как он считал, упредил мою просьбу:
