Юрий Иванов - Атлантический рейс
– Когда будет улов, парни, разбудите, – добавляет он и, пригнувшись в дверном проеме, выходит на палубу.
Виктор спешит в рубку. Через несколько минут по судну раздается команда:
– Приготовиться к постановке яруса!
Матросы выскакивают на палубу с такой быстротой и решительностью, как будто они собираются не рыбу ловить, а идти на абордаж, штурмовать врага. Ну что ж, пожалуй, постановка яруса – тот же штурм. Сегодня мы штурмуем глубины Гвинейского залива. Разыщем ли спрятанные здесь сокровища или уйдем из этих мест ни с чем, покажет время. А сейчас – за дело! Боцман швыряет в воду концевой буек, и хребтина с легким шуршанием начинает свой многокилометровый бег в океан.
Неделя работы с ярусом пошла впрок: люди работают быстро, сноровисто. Теперь почти нет пустых клевантов, нет задержек, не свистят в воздухе крючки. Судно идет хорошим ходом, к самому горизонту убегают белые точки поплавков, развеваются на небольшом ветру красные флажки на вешках. Капитан удовлетворенно смотрит на мелькание быстрых рук: сардинка... крючок... «поводец», «поводец»... поплавок; он глядит на сосредоточенные лица матросов и прибавляет скорость. Прошел час, второй, третий; взмокли обнаженные тела, соленый пот течет по лицам, заныли руки, спины. До чего же хочется курить! Но вот можно и закурить, – боцман отправляет за борт концевую вешку и спешит к чайнику с кислым квасом.
Полчаса отдыха, и начинается выборка: хребтину зажимают между роликами машины, и бригадир включает ярусоподъемник. Проходит 10-20 минут томительного ожидания, и над палубой раздается радостный вскрик:
– Есть!
Да, что-то там есть: один из «поводцов» натянулся струной и отвесно уходит в воду. Свешиваюсь с верхнего мостика и заглядываю вниз – там, под бортом судна, что-то крутится, ворочается, белея сквозь водную рябь. Боцман отцепляет «поводец» от хребтины и, густо краснея от натуги, подтягивает добычу к лазпорту. Зацепив «поводец», он надевает рукавицы и вместе с Викешей, упираясь ногами в борт, начинает поднимать «кого-то» к поверхности океана. Но тот, кто сидит на крючке, не горит желанием познакомиться с боцманом; неведомое существо бьется в синеватой глубине, отчаянно сопротивляясь. Сбегаю вниз и вместе с Валентином вцепляюсь в капроновый шнур.
– А ну, парни, поднажмем! Еще! Ага, пододвигается!
В этот момент вода у борта теплохода вскипает, и мы совсем рядом в пене брызг видим большущую тупую башку. Она разевает свою громадную пасть и показывает нам две превосходные, усаженные частоколом зубов челюсти. В следующее мгновение Валентин сует в акулью пасть багор, но акула успевает захлопнуть рот и, развернувшись своим тяжелым, метра в четыре, телом, с сокрушительной силой ударяет хвостом по борту теплохода. Целый каскад воды взлетает до самого мостика. Мы испуганно отскакиваем от борта, а бригадир кричит:
– Какого черта возитесь? Быстрее! Еще одна!
Легко сказать «быстрее» – акуле совершенно не хочется на палубу. Она рвется из стороны в сторону, стукается головой в судно, хлещет хвостом и стискивает челюсти, как будто ей хотят не багор в рог сунуть, а влить рыбий жир. Потом Валентину удается зацепить рыбину за жаберную щель; повиснув на канате, мы вытягиваем ее из воды почти наполовину, но кожа лопается, и хищница летит обратно в воду. Приходит Торин. Он чисто выбрит, причесан, надушен. На руках ослепительно белые перчатки, на ногах такие же белые нейлоновые сандалеты. Перекинув сигарету из угла рта в другой, он отбирает у Валентина багор, стукает акулу по носу; та разрывает пасть, пытается схватить багор, но Юрий уже втыкает его чуть ли не в горло хищника и командует:
– Алле гоп!.. Взяли!
Мы дергаем за канат, и акула тяжело переваливается через борт. Нет, она еще не смирилась.
– Осторожно!.. – слышу я вскрик Валентина и едва успеваю отскочить в сторону: мимо моих ног, сметая ящик с апельсинами, мешок с шелухой и ведро, мелькает акулий хвост.
Следующим ударом акула сплющивает в лепешку цинковое ведро и ломает прислоненный к запасной лебедке багор. Поплевав в ладони, Торин заносит над головой тяжелую кувалду и, крякнув, опускает ее на плоскую акулью башку.
– Акула «бык», – определяет хищника Виктор Жаров.
Так этот вид акул назван за свою широкую, тупую голову и медлительность, с которой обычно они плавают в воде.
А боцман в это время подтаскивает к борту второго «быка». Он чуть поменьше первого, но такой же злой. Валентин крепко стискивает в руках багор, бьет им рыбу по голове и упрашивает ее:
– Ну, не упрямься... открой ротик. Скажи дяде а-а!
Акула слушает, раскрывает свой «ротик» и через несколько мгновений оказывается на горячих палубных досках. Поплевав по примеру Торина себе в руки, Валентин замахивается кувалдой, почти по-«торински» крякает и опускает ее на... палубу. В последний момент акула дергается, и кувалда врезается в деревянный брус, оставляя на нем глубокую вмятину. Валентин снова плюет в ладони, но тотчас отбрасывает кувалду в сторону – за бортом бьется, исполняет в воде воинственный танец, третий, весом в пару центнеров, «бык».
Затем наступает небольшая передышка, позволяющая нам расправиться с тройкой быкообразных акул и познакомиться с ними поближе. Окрашены они в. серо-синеватый цвет на спине, переходящий в белый на брюхе. Грудные плавники у «быков» длинные и широкие; зубы на верхней челюсти трехугольные, в виде пилок по краям, а на нижней – узкие, конические. Схватив добычу, акула нижней челюстью удерживает ее, а верхней «вырезает» у попавшейся рыбы громадный кусок мяса, которое глотает не разжевывая.
Всем известна прожорливость акул; нам еще раньше приходилось не раз наблюдать, как, настигнув поверхностный косяк сардины, акулы со страшной жадностью набрасывались на него, поглощая огромное количество рыбы. Раздувшись на глазах, отяжелев, акулы отстают, извергают из себя совершенно непереваренную рыбу и снова начинают торопливо глотать десятки, сотни рыб. По наблюдениям известных натуралистов, в том числе Брема, акул вечно мучит неутолимый голод. Это, по-видимому, объясняется тем, что пища в желудке акулы переваривается очень плохо, и поэтому хищнику нужно вновь и вновь набивать необъятное брюхо, чтобы утолить свой волчий аппетит.
Ну, а чем же питаются «быки»?
Взрезаем первому из «быков» живот, и из него вываливается разодранный на несколько частей тунец весом килограммов в шестьдесят. Внимательно рассматривая рыбу, обнаруживаем в верхней челюсти тунца крючок. Но только не наш. На его кованом стебле виднеются японские иероглифы. Значит, «бык» ограбил японский ярус. Японцы работают где-то недалеко от нас, их гортанные голоса хорошо слышны в эфире во время работы нашей судовой радиостанции.
