Марина Белоцерковская - Леди удачи. Все пути…
— Вот! — через несколько минут барон протянул Джоанне бумагу, исписанную твердым размашистым почерком. — Это на улице Де Дё Порт, большой красный дом. Письмо отдадите дворецкому Оливье.
— Спасибо, месье барон!
— О, что вы! Не стоит благодарности. Всегда приятно угодить таким милым барышням.
— Ого! — фыркнула тихонько Ксави. — Похоже, донжуаны водятся не только при дворе, но и в его окрестностях…
В эту самую минуту появился камердинер:
— Ваша светлость, к вам…
— Кто?
Камердинер изобразил мимикой нечто неопределенное. Барон встал:
— Извините, сударыни. Дела.
— Даже ночью? — голос Мадлен стал капризным.
— Увы, мадам. У придворных ночей не бывает.
— И вот так всегда, — вздохнула баронесса, проводив супруга взглядом. — Мало того, что он наставник герцога Бургундского и его жены, так еще весь двор бегает к нему за советами. А я всегда одна. Но как только мне надоедает скучать, тут же начинаются проповеди о чести, морали, добродетели…
— Его светлость кажется мне человеком незаурядным, — задумчиво вставила Джоанна.
— О, более чем! — с жаром воскликнула Мадлен. — Я много раз в этом убеждалась.
И она пустилась в прославление ума и прозорливости супруга, не забывая при этом и себя. Вскоре речь перешла на накатанную колею балов и мод, а затем и на местные сплетни. Когда Мадлен уже дала полный реестр фавориток престарелого, но энергичного Короля-Солнце и вплотную занялась их политическими и галантерейными пристрастиями, в гостиную заглянул барон.
— Извините, баронесса, но мы нуждаемся в вас как в эксперте, — с улыбкой перебил он жену.
— А что вас интересует? — Мадлен вопросительно взглянула на барона.
— Не помните ли вы, мадам, сколько горожан погибло при взятии Кампече капитаном Грамоном?
Не успела баронесса озадаченно нахмурить тонкие брови, как раздался флегматичный голос Джоанны:
— Ни одного.
— Помилуйте, мадемуазель, — барон скептически качнул головой. — Как это возможно?
— Очень просто. Еще до начала штурма флибустьеры перебили всю оружейную обслугу, потеряв при этом четырех нападавших. А когда была взята городская цитадель, оказалось, что весь гарнизон бежал, за исключением одного человека. Да и тот был англичанином…
— С которым Грамон потом налакался, как с лучшим другом, — невозмутимо заключила Ксави.
— Вот именно, — согласилась Джоанна. — Так что весь этот «кровавый» штурм закончился двухмесячной пьянкой, потому что, кроме еды и выпивки, больше в этом городе поживиться было нечем.
— Подождите-подождите! — барон в изумлении глядел на девушек. — Вы должны пойти со мной и повторить свой рассказ. Но откуда вам все это известно?
Джоанна с Ксави глянули друг на друга и усмехнулись.
— Пришлось, знаете ли, столкнуться в жизни со всяким-разным, — уклончиво ответила Мари.
Извинившись перед хозяйкой, девушки вслед за бароном перешли в кабинет.
* * *— Ваша светлость, я привел вам лучших знатоков Вест-Индии, каких только можно найти! — обратился барон к сидящему в кресле молодому, если не сказать, юному, худощавому человеку в скромном темно-синем костюме.
Большие умные глаза гостя обратились на вошедших. Мягко улыбнувшись, он вежливо поднялся и оказался неожиданно маленького роста. Подруги не сразу поняли, что юноша горбат.
— Вот как? — мягкий негромкий голос вызывал доверие. — Приятно сознавать, что во Франции есть столь образованные дамы. Так что там с Грамоном? — он вновь опустился в кресло, сделав приглашающий жест рукой.
Девушки еще раз изложили ситуацию с Кампече. Молодой человек недоверчиво улыбнулся:
— Но ведь город был сожжен! Не так ли, господин барон? — он обернулся к хозяину. — По-моему, при пожаре сгорело драгоценного кампешевого дерева на баснословную сумму. Я сам читал отчеты.
— О, нет, месье! — рассмеялась Джоанна. — Город, и правда был сожжен, но не при штурме, а спустя два месяца в ответ на дерзкие требования губернатора Мериды, захватившего заложников среди флибустьеров. А дерево сгорело в качестве салюта. И, между прочим, в честь именин нашего короля.
— Его величество может быть доволен, — подтвердила, весело блестя нахальными зелеными глазами, Ксави, — такого дорогого фейерверка во Франции не было со времен Людовика Святого[21], могу поклясться!
Юноша рассмеялся и свободно откинулся в кресле. Его некрасивое лицо стало совсем юным и милым.
— Мадемуазель, кажется, и впрямь неплохо разбираются в предмете разговора. Очень утешительно, что хоть в провинции науки пустили глубокие корни. Или вы не из провинции?
Девушки переглянулись.
— Да нет, в общем-то вы правы, хотя, — Мари скорчила недовольную гримаску, — мы не думали, что это так бросается в глаза.
— О, не беспокойтесь, мадемуазель! Моя проницательность объясняется всего лишь любезностью барона, сообщившего, что к его прелестной супруге прибыли гости из колоний. К тому же, как я убедился на собственном опыте, провинция — не худшее место. Моя жена, в своем роде, тоже провинциалка.
— Вы женаты?! Вы же так… — вырвалось у Мари. — Ой, извините, месье!
Молодой человек расхохотался:
— Молоды, вы хотели сказать? Ну, этот недостаток недолго будет всех смущать! Или вы имеете в виду… — он шевельнул плечом, намекая на искалеченный позвоночник. — Ричарду III это не помешало быть умным полководцем и королем. Правда, Бог покарал его за жестокость…
— Ну, во-первых, у вас почти ничего не заметно, — горячо возразила Ксави.
— А во-вторых, — вмешалась Джоанна, — Ричард вовсе не был жестоким. Вот насчет ума вы правы. И если бы сказали о его благородстве, тоже не ошиблись бы.
Симпатичный горбун глядел удивленно:
— Мадемуазель, я говорю о Ричарде III Горбатом…
— Герцоге Йоркском, короле Англии с 1483 года, если не ошибаюсь, — закончила Джоанна.
— Нет, подождите, — юноша протестующе поднял ладонь, — Ричард убил двух малолетних племянников, чтобы занять трон.
— Ричард никого не убивал. Он имел прав на трон больше, чем кто бы то ни было в Англии. Ричард был молод, честен, великодушен, умен и храбр.
— По-вашему, получается, что юные принцы остались живы? — развел руками барон. — Но мы же буквально на днях смотрели пьесу Шекспира. И там…
— Да нет же, — нетерпеливо перебила его Ксави. — Насчет убийства бедных сироток Шекспир, конечно, не соврал. Вот только убил их не Ричард, которому это нужно было, как белке канделябр, а Генрих VII. Подумайте сами, ведь только Генриху — первому Тюдору имело смысл убрать всех представителей династии Плантагенетов!
