Патрик О’Брайан - Остров Отчаяния
Однако, вопреки всем резонам, сердце Стивена принадлежало миссис Виллерс, и голова его ничего не могла с этим поделать.
— Даже когда она еще была в Англии, я знала, что с головой бедного Стивена что-то не так, — заявила Софи. Она привела бы доказательства нелепости поведения Стивена: новый парик, новые пальто, дюжина батистовых сорочек, но, поскольку она любила Стивена больше, чем можно любить всех своих братьев разом, она не могла допустить в его адрес ничего двусмысленного. Посему миссис Обри только сказала:
— Джек, ну почему ты не найдешь ему подходящего слугу? И в худшие времена Киллик никогда бы не позволил тебе выйти в рубашке чуть не двухнедельной давности, непарных чулках и в таком жутком старом пальто. Почему он никак не найдет себе надежного, обстоятельного камердинера?
Джек прекрасно знал, почему Стивен никогда не нанимал слуг надолго, не держал камердинера, что мог выучить его привычки, а обходился случайными (предпочтительно неграмотными) денщиками из морских пехотинцев, либо корабельными юнгами или полоумными подвахтенными: доктор Мэтьюрин успешно исправляя обязанности корабельного хирурга, одновременно был одним из наиболее ценных агентов разведывательной службы Адмиралтейства. Ясно, что секретность была совершенно необходима как для сохранения его собственной жизни и жизней огромного количества его конфидентов в занятых Бонапартом землях, так и просто для продолжения его деятельности. Джеку все это было известно, благодаря совместной со Стивеном службе, но он вовсе не собирался разглашать данные сведения, даже Софи. Поэтому он ответил в том роде, что проще убедить в чем-либо толпу «свинохвостых ослов» («поросячий хвост» — прозвище матросской косички в британском флоте, прим. перев.), чем сдвинуть с занимаемой позиции одного Стивена.
— Дайане для этого достаточно было бы лишь махнуть веером, — не выдержала Софи. Лицу ее не слишком шло сварливое выражение, но сейчас на нем отражался целый спектр раздраженных чувств: возмущение за Стивена, огорчение вновь возникающими сложностями, а также неодобрение (или даже ревность) женщины с довольно скромной сексуальностью по отношению к товарке, у которой данное качество било через край. Впрочем, все это оттенялось боязнью выразиться (даже в мыслях) неподобающим образом.
— Это точно, — согласился Джек, — и, если бы она этим смогла сделать его счастливым снова, я бы благословил этот день. Было ведь время, знаешь ли, — начал Джек, отведя взгляд за окно, — когда я считал, что мой долг, как друга, ну, я считал, что будет правильно, если я буду держать их на расстоянии. Я считал, что она, очевидно, злобная, дьявольски просто, этакая разрушительница — и что она его прикончит. А сейчас я не знаю: может, на эти вещи не стоит и пытаться влиять, слишком они тонкие… С другой стороны, если видишь, как кто-то, ослепленный, идет прямиком к погребу… Я хотел как лучше, глядя со своей колокольни, конечно. Но сейчас думаю, что моя колокольня — не самая высокая.
— Я уверена, что ты был прав, — заметила Софи, кладя руку мужу на плечо, чтоб его успокоить. — В конце концов, в итоге она сама себя выставила, я бы сказала, легкомысленной женщиной.
— Чем старше я становлюсь, — задумчиво ответил Джек, — тем меньше разбираюсь в этих штуках. Люди такие разные, даже если это женщины. Есть ведь женщины, которые к этому относятся скорее как мужчины — женщины, для которых прыгнуть в постель к мужчине ничего не значит и ни к чему не обязывает — и при этом они не являются шлюхами… Прошу простить меня, дорогая, за грубое слово.
— Уж не хочешь ли ты сказать, — супруга не обратила внимания на последнюю ремарку капитана, — что для мужчин нарушение заповеди — ерунда?
— Кажется, я ступил на опасную почву, — Джек смешался. — Я имел в виду… Я прекрасно знаю, ЧТО я имел в виду, но я не настолько умен, чтоб выразить это словами. У Стивена объяснить это вышло бы куда лучше, понятнее.
— Надеюсь, ни Стивен, ни кто другой не смогут объяснить мне, что нарушение супружеской верности — ерунда.
Критическую ситуацию разрядило появление среди нагромождений бутового камня жуткого животного, низенького, иссиня-черного, которое вполне сошло бы за пони, будь у него хоть какие-то уши. На спине оно несло маленького человечка с большим квадратным ящиком.
— Парикмахер! — воскликнул Джек. — Дьявольщина, хуже опоздать он не мог. Твоей матери придется завиваться после консультации — доктора должны быть через десять минут, а сэр Джеймс точен, как часы.
— Даже пожар в доме не заставит маму появиться с не уложенными волосами. Придется поводить их по саду. Да и Стивен, в любом случае, опоздает.
— Но она же может одеть чепец?
— Конечно, она ОДЕНЕТ чепец, — Софи глянула на мужа с жалостью. — Как она может принять незнакомых джентльменов БЕЗ чепца? Но под ним ее волосы должны быть уложены.
Консультация, ради которой почтенные джентльмены собирались в Эшгроу-коттедж, касалась здоровья миссис Вильямс. Ранее она перенесла операцию по удалению доброкачественной опухоли с поразившей доктора Мэтьюрина стойкостью, и это притом, что его обычным контингентом были безропотные моряки. Но теперь дух ее был подорван депрессией, и оставалась надежда, что авторитет нескольких выдающихся врачей все-таки убедит ее отправиться на воды в Бат, Мэтлок Вэллз или еще дальше к северу.
Сэр Джеймс прибыл вместе с доктором Леттсомом в его экипаже, и совместно же они категорически отклонили предложение капитана Обри осмотреть сад. Джеку, которого вызвали, чтобы принять барышника, доставившего его новую кобылу, пришлось оставить их наедине с графином.
Врачи уже обратили внимание на крылья новых пристроек Эшгроу-коттедж, на двойной сарай для экипажей, длинную линию конюшни и сверкающий купол обсерватории на удаленной башне. Теперь они обратили натренированный взор на гостиную, ее новую массивную мебель, картины с изображением кораблей и морских сражений кисти Покока и других знаменитостей. Висел тут и портрет самого капитана Обри кисти Бичи — в полной форме капитана первого ранга, с красной орденской лентой на широкой груди, Джек бодро смотрел на мортирную бомбу, на которой покоились руки капитана, дополненные парой голов мавров, ибо Джек добавил к владениям Британской Короны Маврикий и Реюньон. Геральдическая Коллегия насчет этих дополнений четкого мнения не выразила, но было решено, что мавританские головы будут к месту.
Врачи смотрели на это великолепие, попивая вино, и с видимым удовольствием предчувствовали солидные гонорары.
— Позвольте налить вам еще вина, дорогой коллега? — промолвил сэр Джеймс.
