Фредерик Марриет - Пират
Закончив сложные расчеты по хозяйству, внезапно умерла леди Мэри Уитерингтон. Вскоре и мистера Уитерингтона-старшего свалил апоплексический удар, и смерть, этот могущественный и беспощадный деятель, подступила к нему. Он пролежал лишь несколько дней, затем последовал новый приступ, уложивший его в ту же могилу, в которой уже покоилась леди Мэри.
Отчислив своей сестре сорок тысяч фунтов из наследства, мистер Уитерингтон-младший стал обладателем ежегодного дохода в восемь тысяч фунтов и владельцем великолепного дома в Финсбури-сквер. Он пришел к убеждению, что на этот доход можно совсем неплохо существовать, и вовсе устранился от дел. При жизни родителей он был свидетелем многих супружеских сцен, вследствие этого отверг брак как обстоятельство, мешающее комфорту, и остался холостяком. Его сестра Мэгги также не вышла замуж. Отпугнул ли ее косой взгляд отнюдь не обаятельного жениха или что другое, но она, как и брат, тоже испытывала к браку неприязнь; впрочем, не станем вдаваться в поиски причин.
Мистер Уитерингтон был на три года моложе своей сестры, но с некоторых пор стал носить парик — между прочим, ради повышения комфорта. Все особенности характера мистера Уитерингтона можно описать двумя словами: странность и благодушие. Весьма странным, какими становятся обычно старые холостяки, он был несомненно.
Очнувшись от глубокой задумчивости, мистер Уитерингтон потянул за шнур колокольчика, который дворецкий по строгому приказу должен был привязывать к креслу хозяина всякий раз, когда убирал столовую. Этого он не должен был забывать никогда, поскольку, как заметил мистер Уитерингтон, не стоит подниматься с кресла только ради того, чтобы позвонить. В то же время он немало размышлял о том, какие преимущества и какие неудобства появились бы в его жизни, будь у него дочь лет восьми, которая дергала бы вместо него шнур колокольчика, переворачивала страницы газет, вырезала из них новые рассказы, тем самым освободив его от этих тягостных занятий. Однако, вспоминая всякий раз, что дочь не может пребывать постоянно в одном возрасте, он приходил к выводу, что она скорее нарушила бы его комфорт, чем способствовала ему.
Подергав шнур колокольчика, мистер Уитерингтон снова погрузился в свои размышления.
Джонатан, так звали дворецкого, не заставил себя ждать, но, увидев своего хозяина в состоянии глубокой задумчивости, замер у двери — прямой, с лицом унылым и вытянутым, как у похоронного служителя, оказывающего последнюю услугу почившему.
Мы оставим на время мистера Уитерингтона наедине со своими мыслями и коротко расскажем историю Джонатана, стоявшего неподвижно.
Джонатан Трапп служил сначала рассыльным, затем стал лакеем, достигнув тем самым довольно сносного положения, а потом был взят дворецким в дом старого мистера Уитерингтона. Будучи уже в новой должности, Джонатан внезапно и страстно влюбился. Ни его самого, ни его возлюбленную, которая прислуживала некой леди в одном из соседних домов, не остановили печальные примеры подобных поступков, совершенных другими. Они предупредили хозяев о своем уходе и вступили в брак.
Как и большинство супружеских пар их сословия, отказавшихся ради брака от своих мест, они открыли пивную. Хотя, по правде говоря, бывшей служанке, ставшей женой Джонатана, была по душе идея стать хозяйкой харчевни. Но она поддалась уговорам мужа, приведшего в качестве довода, что, мол, не так просто заставить сытого поесть, в то время как многие, отнюдь не жаждущие, всегда желают промочить горло.
Был ли правильным этот довод или нет, судить трудно, но достоверно известно, что их предприятие не увенчалось успехом. Предположительно потому, что стоило посетителю взглянуть на прямую, длинную, сухую фигуру хозяина заведения, как у него пропадала жажда, поскольку многие склонны прямо связывать предполагаемое качество пива с красной физиономией и приятной полнотой фигуры хозяина и не искать хорошего напитка там, где он являет собой наглядную картину голодного благочестия.
Увы, многое в этом мире воспринимается лишь по внешнему виду. И поэтому Джонатан с его внешностью, напоминающей о покойнике, вскоре совершенно разорился. Но, как это нередко бывает, то, что явилось причиной краха Джонатана в одном деле, в другом стало для него источником средств существования. Дело в том, что он привлек внимание некоего предпринимателя, снискавшего себе известность доскональным знанием похоронного дела, который, оценив своеобразную внешность Джонатана, тут же предложил ему место могильщика, поскольку Джонатан был одного роста с его сводным братом и мог составить с тем хорошую пару.
Джонатан довольно скоро утешился по поводу потери нескольких сот фунтов, поскольку по роду своей новой службы должен был теперь оплакивать тех, кто, умерев, потерял тысячи. И когда он, бывало, стоял у роскошных дверей фамильных склепов граждан, которые прошли эти врата по пути в мир иной, его величественно-скорбная, словно у кладбищенской статуи, манера держаться и вытянутое, унылое лицо нередко являли разительный контраст с лицемерной скорбью наследников.
Многих проводил Джонатан в последний путь; проводил он туда и свою жену. Однако все бы ничего, если бы однажды не ушел из жизни и его хозяин. Джонатан не плакал, но на его лице была написана немая боль, когда он опускал своего благодетеля в его последнее узкое прибежище. Возвратившись с кладбища, за кружкой портера в память о почившем, он сидел в кругу своих товарищей угрюмый, словно ворон на крыше катафалка. И не зря: Джонатану пришлось расстаться с работой, которая кормила его, потому что никто из гробовщиков не взял его к себе, поскольку не мог найти ему подходящего по росту напарника.
Оказавшись в столь бедственном положении, Джонатан вспомнил наконец о молодом Уитерингтоне; ведь он некогда служил у его отца и матери, проводил обоих в последний путь и поэтому считал, что за эти заслуги может на что-то рассчитывать.
На счастье Джонатана, как раз в это время тогдашний дворецкий богатого холостяка намеревался совершить точно такую же глупость, какую он сам совершил в свое время, — должность оказалась свободной, и Джонатан получил ее. При этом он твердо решил уберечься от прежних ошибок и никогда больше не вступать в связь со служанками. Позднее в его поведении все более стали заметны манеры привычно скорбного могильщика, которые он, считая их хорошим тоном, демонстрировал при всяком удобном случае, что затем вошло у него в привычку. С тех пор он уже разучился давать волю радостным чувствам, за исключением тех случаев, когда замечал у хозяина приподнятое настроение, делая это, однако, скорее из чувства долга, чем от чистого сердца.
