Лебеденко Гервасьевич - Восстание на «Св. Анне»
— Давно пора, говорю я вам, Николай Львович. Я еще до Архангельска говорил вам. Капитан наш прохвост. Но скажите, товарищи, что вы здесь такое вычитали?
Слово «товарищ» я слышал впервые за два года. Это запретное слово всюду, где хозяйничала белая власть, говорили только на ухо, оглядываясь. Для «товарища» место было в тюрьме, на Иоканке.
Мы рассказали Андрею об американских адресах наших грузов.
— Тю-тю-тю! — засвистал Андрей. — Вот что! Это крепче, чем я сам думал. Это мне невдомек. Я думал, ближе. Вот черт атлантический, вот холера рыжая! Ну, мы его на этом поймаем. В Америку? А жалованье перед первым французским портом обещал, сукин сын! Жди этого французского порта до второго пришествия. Ну, посмотрим, что он запоет, когда мы в Бискайю попадем. Скотина!
— Дда, нехорошо! — вырвалось у меня против воли.
Я уже давно чувствовал, что капитан что-то затевает, но что именно, я не знал и ждал развития событий. Груз, адресованный в Америку, сбил меня с толку. Поездка через Атлантический океан мне не улыбалась, а тем более в Вальпараисо, гавань на Тихом океане.
— Странно! Уж не в Сибирь ли он пробирается? — подумал я вслух.
— Эх, Николай Львович! — с досадой подхватил Андрей. — Все-то вам странно. Все-то вы раздумываете.
Вам хоть на голову сядь, а вы все будете думать: а может, это не всерьез? Ничего нет странного. Дурачит нас капитан. Всех — и вас, и нас. А вы все хотите знать, что он думает, каким манером полагает вас за нос провести. Надо действовать. Опытный вы человек, а словно невдомек вам, что в Сибири теперь красные, а если уж к красным идти, так в Питер ближе. Незачем по океанам кружить. А грузы из Гамбурга в Южную Америку можно и без перегрузки послать. Из Гамбурга хоть на луну — без пересадки... Чего тут думать?
Конечно, Андрей был прав. Его практический ум не блуждал между трех сосен. Но я все еще не мог поверить тому, что капитан — человек с положением, образованный, благородный — на деле самый обыкновенный мошенник.
— Я вам скажу, — продолжал Андрей, — в чем дело. Капитану «Святая Анна» улыбается. Хочет он ее у компании сцапать. Заведет судно в Америку, нас разгонит, пароход продаст, а денежки себе в карман. Попомните мое слово, Николай Львович!
— Ну, ты нагородил, Андрей, — вмешался Кованько. — Как это так — денежки в карман? Компания не допустит. Что «Святая Анна» — щепка, что ли, да еще с командой? Ерунда!
— А я вам говорю, — не ерунда. Иначе, чего ему хлопотать? Хочет рыжий черт на революции капитал нажить.
— Но как же это сделать? Голова твоя с мозгами? — горячился Кованько.
— Как, не знаю. Вот будем шляпами сидеть, так нас научат, как это делается.
Сам я не знал, что и думать. Мысль Андрея не показалась мне нелепой. Во всяком случае, если это так, если принять на веру, что капитан покушается на «Св. Анну», то тогда легко объяснить все его поведение. Про себя я твердо решил переговорить с капитаном и предложил Кованько переговорить вместе. Кованько согласился без колебаний.
— Нельзя дольше держать команду в темноте. Хватит! Так можно черт знает до чего доиграться.
— Поговорите, поговорите! — сказал Андрей, хитро улыбаясь.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
Глава шестая
Поздним утром в легком тумане прошли мимо маяки, сторожившие пути на Зюдерзее и Амстердам, а затем на севере показались обрывистые меловые берега Англии.
Блеснуло на минуту солнце, и Дувр, маленький, как игрушка, с белыми домиками и с разбросанными по берегу коттеджами, показался в просвете тумана. Кале дремало на противоположном берегу, невидимое за густой серой завесой. Но вот с юга нахлынули новые облака, и молочно-белый мокрый туман пополз на английский берег и скрыл его с глаз.
У острова Уайта туман несколько разрядился, но Английский канал, этот шумный морской тракт, оказался тихим и пустынным. Не слышно пронзительных морских сирен. Лишь небольшой почтовый пароход перед самым носом «Св. Анны» пересек канал, направляясь, по-видимому, в Шербур.
Барометр резко падал.
— Что это так пустынно? — спросил меня Кованько. — Ведь обыкновенно тут каша из судов. Неужели из-за тумана?
— Разумеется, нет, — ответил я. — Я думаю, что во всех портах выброшены сейчас штормовые сигналы. Вот все и попрятались.
— А кто это дымит позади?
Я посмотрел в бинокль. Какой-то большой пароход, быстро нагоняя нас, шел на запад.
— Слушайте, Николай Львович. Если в океане сейчас шторм, так неужели мы не зайдем в Плимут или Саутгемптон?
— Саутгемптон мы уже оставили позади. Обычно, если в Атлантике буря, суда отстаиваются в Плимуте. Ведь Бискайя не шутит. Сунься туда в шторм, — пожалуй, покормишь рыб. Но что думает наш капитан, не знаю.
Мы зашли вместе с Кованько в рубку радиотелеграфиста.
— Ну что, Николай Андреевич, о чем воздух кричит?
— Буря, Николай Львович! — ответил радиотелеграфист, поворачивая к нам голову в шлеме с наушниками. — Да вы, наверное, и сами об этом догадались.
— А что, большая буря?
— Карнарвон всю ночь передает по всему западному побережью о приближающемся шторме. И французы кричат.
— А мы кому-нибудь что-нибудь передавали?
— Простите, Николай Львович. Капитан строжайше приказал никому ничего не передавать из его телеграмм. Я бы и рад, да знаете... — Он развел руками, виновато улыбнулся и углубился в чтение телеграмм.
— Вот дьявол! — обозлился Кованько. — Третирует нас, как мальчишек. На военном судне и то нет таких порядков. Там офицеры знают, куда идут и где опасность.
Тем временем ветер усилился, разогнав редкие туманные облака. Перед нами пенились волны Английского канала. «Св. Анну» сильно покачивало. Начал накрапывать мелкий дождь. Позади наседал черный трехтрубный гигант.
— Вот этому хоть бы что, — сказал Кованько. — Прет в океан и плюет на Бискайку с ее бурями.
Я навел бинокль на идущий мимо лайнер. Высокий корпус морского гиганта был выкрашен в черную краску, а кольца палуб над корпусом, похожие на пчелиные соты — в белую. Грузное судно покачивалось на волнах; на палубе было пусто. Обтянутые серыми парусиновыми чехлами, вытянулись в две линии спасательные шлюпки. Трубы были слегка наклонены назад. Бесчисленные ряды иллюминаторов на черном борту и на белом фоне палуб тускло блестели. Казалось, огромная стена многоэтажного дома плывет по взволнованному морю. На носу можно было прочесть в бинокль выведенное крупными белыми буквами слово «Америка».
Работая могучими, невидимыми винтами, лайнер прошел мимо, быстро обгоняя «Св. Анну». Чтобы полюбоваться на гордый ход морского гиганта, на палубу высыпала чуть ли не вся команда нашего парохода. Даже кок покинул камбуз, и вахтенный механик Гвоздев, высокий, словно высохший, мужчина, лет тридцати, подошел к борту, вытирая вспотевшее в накаленной атмосфере кочегарки лицо. Но на палубе гиганта было по-прежнему пустынно. Никто не обратил внимания на небольшое суденышко под российским флагом. Только на юте в одном из этажей кормовой пристройки открылась дверь на легкий круговой балкончик, и оттуда выглянул кок в белой плоской кокетливой шапочке. Наш кок замахал ему полотенцем. Американец повернулся и скрылся за дверью.
