Леонид Платов - Секретный фарватер
Это было выражение гвардии старшего лейтенанта. Понимать его следовало так: не бросили бы вдогонку авиацию!
Но уже приветливо распахивалась впереди бухта, где стояли наши катера…
Выслушав доклад Шубина, командир островной базы немедленно вызвал звено бомбардировщиков и послал их добить подводную лодку, севшую на камни.
Однако летчиков встретил в шхерах заградительный огонь такой плотности, что пришлось вернуться.
Через некоторое время попытку повторили. Одному из самолетов удалось прорваться к протоке. Она была пуста. Подводную лодку успели стащить с камней.
Команда шубинского катера очень горевала по этому поводу.
— Надо бы нам «зайчика» подальше отпихнуть! Хоть бы на полметра. Чтобы лодка плотней на камни села.
— Недоглядели ночью-то!
— Да, маху дали. Жаль!
А к вечеру прилетел из Кронштадта Рышков, заместитель начальника разведотдела флота. Он был порывистый, настырный и прямо-таки умаял Шубина расспросами. Весь разговор на палубе подводной лодки разведчик заставил восстановить по памяти — слово за словом. Шубин кряхтел, хмурился. Ведь разговор был почти бессвязный, состоял из каких-то обрывков.
— Да ты хорошо ли знаешь немецкий? — усомнился Рышков.
— Помилуйте, товарищ капитан второго ранга! В училище на кафедре иностранных языков дополнительно занимался.
— Ну, ну! Продолжай!
К удивлению Шубина, больше всего заинтересовало разведчика брошенное вскользь слово «Вува».
— Вува! Неужели? — процедил Рышков сквозь зубы, и лицо его стало еще более озабоченным.
— И я удивился, товарищ капитан второго ранга. Женское имя ни с того ни с сего приплели!
— Женское? Это ты с какой-нибудь Вавой спутал. Вува — новое секретное оружие, понял?
— Как?!
— Да, оружие. В геббельсовской печати его называют еще «клад Нибелунгов» или «заколдованный меч Зигфрида». А в обиходе запросто: «Вува», ласкательно-уменьшительное от «ди Вундерваффе».
— То есть чудесное, волшебное оружие?
— Вот именно. Сокращенно: Вува!
Что ж, вполне вероятно!
Фашисты могли снабдить подводную лодку доселе неизвестным секретным оружием и направить под Ленинград. Недаром командир ее заявил, что там, где появляется его «Летучий Голландец», война получает новый толчок.
Ленинград выстоял блокаду. Ни бомбы, ни снаряды, ни холод, ни голод не взяли его. Теперь немецко-фашистское командование для поднятия своего военного престижа готовилось к реваншу. Наносить удар удобнее всего было из района выборгских шхер.
Впрочем, это было, конечно, предположением, и довольно шатким.
— «Летучий Голландец», «Летучий Голландец», — задумчиво бормотал Рышков, постукивая себя карандашом по зубам. — Что это за «Летучий Голландец»?
Он задал Шубину еще множество вопросов, которые, по мнению моряка, никак не шли к делу. Потом заставил написать подробный рапорт и улетел с ним. А Шубин, проводив начальство, побрел домой.
По дороге он мысленно сочинял письмо Грибову в эвакуацию, хотя знал, что никогда не напишет и не отправит этого письма. Время-то военное! Много про «Вуву» не напишешь!
Конечно, про «Летучего Голландца» еще можно бы написать, но шутливо, обиняками:
«Так, мол, и так, дорогой Николай Дмитриевич! Попал я недавно в легенду. Но, кажется, не в очень хорошую. Навязался на мою голову какой-то, шут его знает, „Летучий Голландец“, и теперь хочешь не хочешь, а хлопот с ним не оберешься!..»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1. Побывка в Ленинграде
Ну кто бы подумал, что и недели не пройдет после возвращения из шхер, как Шубин проникнет внутрь загадочной подводной лодки! В одном белье, босого проволокут его по узкой зыбкой палубе, потом бережно, на руках, спустят в тот самый люк, откуда в шхерах «пахнуло, словно из погреба или раскрытой могилы».
А снизу, запрокинув бескровные лица, будут смотреть на него мертвецы…
Ничего этого не ожидал и не мог ожидать Шубин, когда его вызвали к командиру островной базы.
— Катер на ходу?
— В ремонте, товарищ адмирал.
— С оказией пойдешь. С посыльным судном.
— Куда?
— В Кронштадт.
— В разведотдел флота? — Голос Шубина стал жалобным.
— А что я могу? Вызывают! Расскажешь там, как и что.
— Ну что я расскажу? Докладывал уже заместителю начальника разведотдела, когда он прилетал. И рапорт, как приказали, написал. Пять страниц, шутка ли! Черновиков сколько перемарал! А теперь опять писать? Писатель я им, что ли? Целую канцелярию вокруг этого «Голландца» развели! Да мне, товарищ адмирал, лучше двадцать раз в шхеры сходить!..
— Зачем ты меня уговариваешь? Надо!.. Кстати, и моториста с юнгой прихвати! Доктор напишет в госпиталь.
Очень недовольный, бурча себе под нос, Шубин пошел на пирс, а за юнгой послал Чачко.
Шурка Ластиков не принимал участия в ремонте, только присутствовал при нем — руки еще были забинтованы. Но язык его, ко всеобщему удовольствию, не был забинтован.
Юнга был бодр и весел, как воробей. Усевшись верхом на торпеду, он — в который уже раз — потешал друзей рассказом о том, как ловко прятался за вешкой от прожектора.
Чачко остановился подле юнги и состроил печальное лицо.
Шурка удивленно замолчал.
— Укладывайся, брат! — Радист тяжело вздохнул. — С оказией в Кронштадт идешь.
— В Кронштадт? Почему?
Чачко незаметно для Шурки подмигнул матросам.
— Списывают, — пояснил он и вздохнул еще раз. — Списывают тебя по малолетству с катеров…
Шурка стоял перед Чачко, огорченно хлопая длинными ресницами. Списывают! Так-таки и не дали довоевать. Сами-то небось довоюют, а он…
Не сказав ни слова, юнга круто повернулся и зашагал к жилым домам.
— Рассерчал, — пробормотал Дронин.
Кто-то засмеялся, а Чачко крикнул вдогонку:
— Командир ждет на пирсе!.. Застегнутый на все пуговицы, с брезентовым чемоданчиком в руке, Шурка разыскал командира.
— Ты что? — рассеянно спросил тот, следя за тем, как Степакова вносят на носилках по трапу посыльного судна.
— Попрощаться, — тихо сказал юнга. — Списан по вашему приказанию, убываю в тыл. Шубин обернулся:
— Фу ты, надулся как!.. Это тебя разыграли, брат. Не в тыл, а в госпиталь! Полечат геройские ожоги твои. Чего же дуться-то? Эх ты… штурманенок! — и ласково провел рукой по его худенькому лицу.
Матросы, стоявшие вокруг, заулыбались. Вот и повысили юнгу в звании! Из «впередсмотрящего всея Балтики» в «штурманенка» переименован. Тоже подходяще!
Шубин добавил, будто вскользь:
— К медали Ушакова представил тебя. Может, медальку там получишь заодно…
И всегда-то он, хитрый человек, умел зайти с какой-то неожиданной стороны, невзначай поднять настроение, так что уж и сердиться на него вроде было ни к чему!..
