Виктор Губарев - Череп на флаге
— Наверно, тяжело это — быть сторожем чужих денег?
— Еще бы! Особенно, когда знаешь, что они тебе уже ни к чему… Конечно, сама по себе работа эта не пыльная, не требующая больших физических и умственных усилий. — Призрак повернул голову в сторону берега и неожиданно спросил: — Хочешь стать обладателем сокровищ Кидда?
— Кто не хочет, — уклончиво ответил Барни.
— Так давай махнем на остров, я покажу тебе тайник и раскрою секрет, как и что надо делать.
— Предложение заманчивое, сэр. Но если я соглашусь на него, то в итоге кто кем будет владеть, а? Я — сокровищем или оно — мной?
— Последнее верней, — последовал откровенный ответ.
— Ну, так вот что я вам скажу, сэр. Пусть лучше мне никогда не видеть этих алмазов и гиней, чем продать свою душу дьяволу и триста лет быть сторожем при них.
Видя, что призрак бомбардира Мура затосковал, Барни быстро перекрестился, и в тот же миг привидение, окутавшись клубами серного дыма, сгинуло.
Пока капитан Барни спал и видел удивительные сны, к борту фрегата причалил ялик. На нем прибыл боцман Бен Хэлси и двое матросов. Изрыгая проклятия и невнятные обрывки фраз, Хэлси с трудом поднялся по забортному трапу на верхнюю палубу, где столкнулся нос к носу с разбойником, несшим вахту.
— Эй, приятель, — пробормотал он, вращая своим единственным глазом. — Куда подевался Недорезанный Капитан?
— Капитан бригантины? — уточнил вахтенный.
— Да, накажи его Бог!
— Он спит, сэр.
— Что-о? — боцман схватил матроса за ворот рубахи и рывком подтащил его к себе. — Спит? Он смеет спать? Кто позволил?
— Не знаю… кажется, капитан, сэр…
— Где он спит?
— На баке.
Хэлси оттолкнул матроса в сторону, вытащил саблю и двинулся в носовую часть корабля.
У фок-мачты дорогу ему преградил Чарлз Эванс.
— Куда лезешь, старый пьянчуга? — не стесняетесь в выборе выражений, спросил он боцмана.
— Мне нужен пленный капитан, — угрожающим тоном ответил тот.
— Зачем он тебе?
— Хочу вынуть из него душу.
— Почему?
— Потому что он — дерьмо собачье, гадина, выродок, и морда у него противная! — боцман сорвался на крик. — Ты что, Чарли, не знаешь, какой прием он оказал нам вчера вечером?
— Какой?
— Он велел своим людям стрелять по нашей шлюпке!
— Всего-то! И кто же из наших пострадал?
— К счастью, никто.
— Так за что же лишать его жизни?
Боцман, заметив, что Барни вылез из гамака, насупился и проворчал:
— Это не единственный его грех, Чарли.
— Что еще?
— Он… он не захотел отдать свои золотые часы, когда квартирмейстер попросил их у него!
Услышав, в чем его обвиняют, Джон Барни не сдержался:
— Это вранье, мистер Эванс! Когда ко мне явился человек от квартирмейстера и спросил, который час, я тут же отдал свои часы ему.
Бомбардир понимающе кивнул. Потом, бросив на боцмана недобрый взгляд, процедил:
— Я верю этому человеку, Бен, потому что он, в отличие от тебя — джентльмен.
Боцман осклабился и попытался обойти Эванса стороной, но последний был на чеку и снова преградил ему путь.
— Советую тебе вести себя прилично, Бен, и отчалить как можно скорее! — теперь в голосе бомбардира звучала неприкрытая угроза. — В противном случае мне придется поучить тебя вежливости.
— Ты угрожаешь мне? — Хэлси побагровел, играя желваками; потом резко взмахнул саблей. — Прочь с дороги, хмырь болотный!
— Полегче, одноглазый! — Эвансу было наплевать на петушиную прыть боцмана; он без труда отбил выпад последнего и тут же сам ударил его саблей плашмя по плечу.
Бен Хэлси взревел от боли, мгновенно протрезвел и, сообразив, что в этом поединке выигрыш ему не светит, бросился наутек. Было слышно, как он окликнул двух матросов, прибывших с ним в ялике, а еще через несколько минут скрип уключин и всплески воды за бортом дали понять, что вся троица убралась туда, откуда явилась.
— Благодарю вас, мистер Эванс, — сказал Барни. — Вы спасли мне жизнь, и теперь я ваш должник.
— Пустяки, — пожал плечами бомбардир.
Утром следующего дня Эванс сообщил «лордам» о ночном происшествии и потребовал сурово наказать боцмана. Дело, однако, представлялось насколько серьезным, что для рассмотрения его и принятия окончательного решения следовало собрать расширенный совет братства. Брэдли приказал выпалить из носовой пушки и поднять на мачте сигнальный флаг — приглашение всем явиться на совещание. Флаг был из зеленого шелка, в центре его выделялась желтая фигура человека, дующего в трубу.
Вскоре с берега и с «Паломницы» подошли шлюпки, и палуба пиратского корабля загудела от топота босых ног, башмаков и ботфортов. Разбойники размещались, кто где хотел: на верхней палубе, на шканцах, на юте и на баке; одни расположились на внутренних трапах, другие — на рустерах, третьи — на стволах орудий; кто-то оседлал ящик, кто-то — бочонок, кто-то — перевернутое деревянное ведро. Несколько человек повисли на вантах, а юнги забрались на марсы.
Первым слово взял капитал. Он был краток.
— Джентльмены, — сказал он, подняв руку, — ночью произошел случай, требующий специального разбирательства. Собрание будет вести квартирмейстер. Он и изложил вам суть дела.
Дик Тейлор вышел на открытое пространство у грот-мачты.
— Друзья! Утром бомбардир Чарлз Эванс обратился ко мне с жалобой на преступные, как он сказал, действия боцмана Бенджамина Хэлси. Ты здесь, Чарли?
— Да, — отозвался бомбардир.
— Подойди сюда.
Эванс отодвинул плечом матроса, стоявшего у него на пути, и вышел к грот-мачте.
— Ты настаиваешь на рассмотрении указанной жалобы?
— Да.
— Это твое право, — кивнул Тейлор. — Бен, ты здесь?
— А как же! — отозвался боцман.
— Подойди.
Хэлси с явной неохотой поднялся с анкерка, на котором сидел, и, бормоча себе под нос лишь одному ему слышимые ругательства, вялой походкой приблизился к квартирмейстеру.
— Бен Хэлси, — сказал Тейлор, — знаешь ли ты, в чем обвиняет тебя Чарлз Эванс?
— Нет.
— Чарли, — квартирмейстер повернул голову в сторону бомбардира, — изложи суть своей жалобы.
Эванс поискал глазами Барни и, не обнаружив его, попросил квартирмейстера вызвать пленного капитана. Когда последний, сопровождаемый оскорбительными замечаниями отдельных разбойников, подошел к грот-мачте, бомбардир громко объявил:
— Джентльмены! Вам известно, что все мы, от капитана до юнги, должны пунктуально соблюдать правила, принятые нами. Одно из этих правил гласит: «Пощада будет дана тому, кто попросит. Никто не смеет посягать на жизнь пленника или дурно обращаться с ним после того, как ему была подарена жизнь. А тот, кто нарушит это правило, будет наказан пятьюдесятью ударами плети или так, как решит команда». Я прав?
