Андрей Сулацкий - Дрейфующая станция СП-40 бис
Вот и поехали мы с ним тогда вдвоём “стараться”. Лоток он ещё раньше, в гараже сколотил, закрывшись от чужих глаз на замок. Сначала по трассе ехали. Потом свернули на какую-то раздолбанную грейдерку. Затем и вовсе – на лесную дорожку. То ветки по крыше колотят, то, того и гляди, на брюхо жигулёнок в колее сядет. Хорошо, что хоть тогда достаточно сухо было, никакой особой грязи. Несколько раз ручьи переезжали, которые на Урале гордо речками именуются. Но всё выше и выше в горы, и всё дальше и дальше в лес. Мне как-то даже удивительно было, что на достаточно населённом Южном Урале такие глухие места до сих пор имеются. Потом дорога-недоразумение вовсе кончилась. Дед остановил машину и сказал, что ещё километра три-четыре придётся пройти. Сам из багажника взял рюкзак с лотком и перекусом. А мне совковую лопату вручил. И как Ленин ладонью указал общее направление дальнейшего перемещения в пространстве. Сначала с пару километров шли по тропе, на которой человеческих следов фактически не было, зато кабаньи и собачьи присутствовали. Когда я сказал, что про собачьи следы, дед кхекнул и поправил меня чуток: “Не собачьи это следы, а волчьи. Видишь отпечаток стройненький, а не округлый как у собак. Волк это.” Немного напрягло! (“Немного” – это я скромно сейчас сказал.) Дед видит, что я с лица спал и успокаивает по-своему: “Не боись, внучок. Летом они не страшные, в одиночку ходят. Еды им сейчас полно. С людьми не связываются. А, вот, не приведи господь, на кабана наткнёмся… или на аюшку46 с малышами.” А ничего, так, он меня успокоил – спина мгновенно взмокла! Но обошлось. А потом дед долго какие-то камни рассматривал, что-то под нос бурчал, мол, позаросло тут всё, хрен чего узнаешь. Но это не помешало деду, пошарив под какой-то каменюкой, вытащить оттуда что-то, в тряпицу завёрнутое. Вид у него при этом был предельно довольный: “О! Есть! Ты гляди, Лёш, сохранилась! Столько лет пролежала, а цела.” И показывает мне – в тряпку, оказывается, бутылочка была завёрнута. Знаете, такая маленькая, водочный шкалик. Оказывается, и семьдесят лет назад такие же точно были. А в бутылочке той записка. Я так понимаю, прадедом моим для самого себя оставленная, как напоминалка. Кое-как выковыряв из горлышка залитый парафином сучок, заменявший пробку, деда Толя развернул записку и, кривясь, прочитал написанное. Выдал при этом в полголоса: “Ну, и грамотей я тогда был! Ошибка на ошибке. Но, в целом, так примерно всё и помню.” А потом специально для меня, чуть громче: “Лёш, нам туда.” И показал вверх, вдоль оврага, что за этими камнями как раз был. А саму записку мне, однако, не показал, к себе в карман убрал. И я не думаю, что это он ошибок своих стеснялся. Я, кстати, её потом так и не увидел. В сам овраг мы не полезли – ну, его нафиг, сквозь заросли черёмухи пробираться и ноги на камнях ручья ломать. Пошли поверху, по краю оврага. Ещё через километра полтора, а, может, чуть больше, вышли в ложок, по которому тёк этот самый овражный ручей. Вот, этот-то ложок и вспомнился мне сейчас! Уж, очень они похожи с этим инопланетным. Только там ложок окружён был сосновым лесом, а здесь каменистой пустошью. Здесь ручей вытекает из-под ледника, а там – из верхового болота. Но и сама форма долинки, и рисунок русла ручья – фактически один в один!
У ручья того, интересная особенность была – он стекал по склону ложка по руслу, не гладкому и ровному, а словно по ступенькам в пару десятков сантиметров высотой, с терраски на терраску. На каждой ступеньке-терраске – небольшая лужица, с песчанно-каменистым дном. Прадед сказал тогда, что это всё похоже на промывочный желоб (вот, не помню я сейчас, как он правильно называется!) и пояснил, что иногда не лотком пользуются, а из трёх досок сколачивают длинный желоб прямоугольного сечения с набитыми по днищу планками. Сооружают небольшую запруду на ручье, а по желобу этому устраивают сток из образовавшегося прудика. Потом в поток воды лопатой кидают золотоносный песок. Относительно лёгкий обычный песок проносится через весь желоб, а более тяжёлые частички золота оседают, зацепляясь за поперечные планки… Так что в ручье том земном, сама природа устроила что-то на вроде этого промывочного жёлоба. Вот, и здесь также!
Прадед мне тогда велел черпать лопатой песок со дна лужиц на этих “ступеньках” и ему в лоток понемногу ссыпать. А сам достал из рюкзака лоток, складную табуреточку (вот какой у меня предусмотрительный прадед был!), уселся на неё на самом берегу ручья и начал промывку приносимого мной грунта. Уже через пару минут смотрю, дед поправляет очки на переносье и достаёт со дна лотка что-то. И говорит человеческим голосом, только сипло как-то: “А ничего – фартóвый у меня правнучек! Только первая лопата, а уже знатные золотинки есть.” И мне какие-то чешуйки, крупинки показывает. А мне почему-то не показалось, что это здорово. Невзрачное какое-то оно было – это золото. И мелкокалиберное. Дед видит мою кислую рожу и усмехается только: “Бывало и за неделю столько не намоешь, а он нос кривит. Эх, молодо-зелено! Всё им самородки подавай…”
В общем, намыли мы тогда золота немного. За часа четыре работы – несколько граммов. Всё такими же чешуйками да зёрнышками. Но прадед сказал, что для простой проверки это очень даже хорошо! И вид был у него весьма довольный. Сказал, что не ошибался тогда он с этим местом. Якобы по всем приметам должно было здесь быть золото. И, вот, точно – есть! И можно было бы здесь ещё “постараться”. Но уже – ни к чему! Потом перекусили. Собрались. И в обратный путь.
Сначала прадед эти золотинки дочери, бабушке моей, хотел отдать, но она на него только руками замахала: “Уберите, папа, это от меня!” Пришлось внучке передавать. Говорит: “На, вот, внучка! Твой сын Лёшка добыл. Везучий он.” Но и та, как увидела эти крупинки, так лихорадочно ссыпала их в бутылёк из-под какой-то микстуры и запрятала куда-то. Так и не знаю, куда. Некий инфернальный ужас у моей родни по женской линии к добытому мной с прадедом золотом наличествовал. Вот, интересно, сами кольца, цепочки, серёжки золотые носят, а природного золота боятся, словно оно заразное. Странность какая-то.
А, вот, прадед мой после поездки этой нашей как-то быстро стал сдавать. И через год мы его схоронили. Видимо, именно это и держало его на свете. Очень хотел он проверить – есть в том “месте” золото или нет!? Проверил, задачу выполнил – и всё! Ничего его уже больше не держало. Вот, и не верь потом в силу, в магию золота.
Вот, и здесь! Смотрю я на то, как русло ручья по склону долинки спускается точно такими же ступеньками-террасками, как в том, памятном мне месте на Земле, так ноги сами несут меня к руслу ручья. Воды, в русле, как я уже говорил, сейчас нет. Но явственно видны места, где точно такие же, как на Земле лужицы на террасках-ступеньках в тёплый сезон были. И почти такая же смесь песка и мелкой такой щебёночки на их дне лежит. Жаль, воды сейчас нет в ручье. А ещё нет лопаты и лотка. Точно попробовал бы этот грунт на золото. Постоял, постоял рядом. А потом взял, да, зачем-то ковырнул этот песок на дне самой нижней ступеньки ногой. Ух, ты! Блеснуло что-то металлически. Жёлтым. Ну, не может быть! Наклоняюсь и извлекаю из песка самородочек. С перепелиное яйцо. Все видели перепелиные яйца в магазинах? Вот, примерно такой же. Но только, естественно, чуть корявее по форме. И сам не верю своим глазам и прочим ощущениям: “Что, правда, что ли золото!?” И сам себе отвечаю, что-то типа: “А что ещё, Лёша, это может быть!? Не пирит47 же. Ты же знаешь, как выглядит пирит. Так, вот, это – совсем не так! Золото это. Золото.” Разворачиваюсь и иду к Бергу. К нему как раз и Чайка подошёл. Иду к ним, а сам в ладони этот холоднючий кусочек жёлтого металла сжимаю со всей дури. Чтобы не сбежал, видимо. Подхожу к моим старшим товарищам, и раскрываю ладонь, демонстрируя им её содержимое:
– Вот, – говорю, – В сухом русле ручья нашёл. Самородок.
Сказать, что Берг сильно поражён увиденным, нельзя, но совершенно явное удивление у него на лице читается. Причём, он больше за мной наблюдает – то, что лежит на моей ладони ему не так уж интересно. А Чайка смотрит на самородок, потом мне в глаза и почти словами моего прадеда говорит:
– А ты фартовый, лейтенант. Тебя хорошо в команде иметь. Удачу должен приносить.
И улыбается. Но оба, надо сказать, никакого особого почтения к золоту не проявляют. Сначала принялись его ножом царапать – царапается. Значит, мягче стали. Потом кладут самородок на камень, и давай его рукояткой ножа плющить – плющится. Пластичное, как и положено золоту. Мне даже немного жалко самородок – эк его жизнью покорёжило, едва только в руки людские попал. Говорю:
– Да, золото это, золото. И не надо даже кислотную пробу делать. Тем более, что нет у нас кислот. Ни с собой, ни на станции. Ни азотки, ни соляной.
– А откуда у Вас, Алексей, такая уверенность в том, что это золото, а не обманка какая? – спрашивает меня Берг.
