Георгий Яффе - Тихоокеанские румбы
Теперь я уверен: именно эти люди покинули Мурманский порт на пароходе, которому не суждено было вернуться. Судовая роль — точный документ, заверяемый отходящим кораблем. И здесь тоже стояла круглая печать с четкими буквами посередине: «Спасательный пароход „Руслан“».
Но сразу бросалось в глаза разночтение с другим списком, обнаруженным мною раньше в Центральном государственном архиве народного хозяйства СССР и в свое время представленным Советскому правительству Народным Комиссариатом водного транспорта. В том списке почему-то исчезли имена второго механика Александра Степановича Урпина и матроса Германа Николаевича Остапущенко. Зато прибавилась новая фамилия — Бекусов, сигнальщик ЭПРОНа. Какими судьбами его забросило на «Руслан»?
И еще загадка. Перечисляя в одном документе дипломированных специалистов, погибших на «Руслане», капитан Архангельского порта И. И. Отрешков назвал и первого штурмана Зосиму Федоровича Фофанова. А потом это имя я встретил в списке капитанов рыболовных траулеров, промышлявших в Баренцевом море в 1934 году. Что за наваждение?
Тысячи «почему» и ни одного ответа. Как все произошло? При каких обстоятельствах погиб «Руслан»? Неужели никто не спасся?
По плану предполагалось так. «Руслан», которому запрещен самостоятельный выход в открытое море, ждет у кромки, чистой воды ледокол «Красин», что пришел сюда на смену «Ленину». Затем весь караван — «Малыгин» и «Красин» с «Русланом» на буксире — начинают переход в Мурманск.
А вышло иначе.
«Красин» задержался — по просьбе норвежцев очищал ото льда фарватер порта Адвент-бей, чтобы те могли раньше начать навигацию. В это время установилась на редкость спокойная для здешних мест погода, и «Малыгин», решив воспользоваться счастливым случаем, начал движение сам — все ближе к дому, товарищи нагонят. Радист «Малыгина» Михаил Клементьев передал в эфир: «Всем, всем, всем — идем в море». А следом, курсом «Малыгина», вышел в открытое море и «Руслан».
Почему? Те, кому приходилось бывать среди моряков, кому посчастливилось приобщиться к святому морскому братству, ответят сразу — он пошел за больным товарищем. Просто не могли Василий Клюев и его друзья поступить иначе. Не могли.
Вскоре после выхода из Айс-фьорда прекратилась связь между судами: шквальным наскоком ветра у «Малыгина» сорвало антенну. Представляю, как извелся неизвестностью Клюев. Что случилось с «Малыгиным?» Может быть, ледокол находится уже так далеко, что радиостанция «Руслана» «не дотягивается» до него? Но ведь еще минуту назад морзянку было слышно хорошо, Миша Клементьев передал своему другу — радисту «Руслана» Валентину Волынкину сообщение об ухудшении погоды в их районе. А если у «Малыгина» опять открылись раны? Ведь несколькими днями раньше, 12 апреля, они уже пытались уйти в Мурманск. Но шторм и лед вернули их назад — в машинном и котельном отделениях появилась течь, кочегары шуровали по пояс в воде. «Малыгин», по сути, начал тонуть — потушили, опасаясь взрыва, топки: помпы не поспевали. И тогда «Русланчик» и великан-ледокол поменялись местами, и они ушли обратно, в Баренцбург.
Это было второе спасение «Малыгина».
Что же случилось сейчас?
«„Руслан“, „Руслан“… Не имел с тобой связи… У нас на „Малыгине“ штормом порвало антенну, чинил штурман Грозников… Теперь связь восстановили. Что у вас есть передать для Крылова? Говорю я, Миша Клементьев. Спрашивай, Валька, у своего капитана, что есть для Крылова… Перехожу на прием». Ожил эфир!
Василий Клюев продиктовал в ответ:
«Какой ваш истинный курс? Встречаются ли льды? Клюев». И через минуту: «Как дела? Для меня погода не благоприятствует… Опасаюсь обмерзания. Клюев».
И все же он шел. Наперекор шторму и льдам, бросая вызов всей Арктике, крошечный «Руслан» пробивался на помощь «Малыгину».
Следующая радиограмма с «Руслана».
«Из-за сильной волны обмерзаю. Теряю плавучесть. Одно время были уже близки к ладану. Скалываем лед… Держимся. Клюев».
Валентин Волынкин, отстукивая ключом, пояснил другу:
«Миша, сам знаешь наше дело в таких случаях. Сидишь в рубке сторожем эфира, а вот из слов штурмана нам в таком состоянии недолго протянуть. Лежим в дрейфе носом на волну, а корка льда все больше нарастает… Нас покрывает ледяным одеялом… Медленно, постепенно тянет судно вниз… Выбросили десять тони угля и выпустили всю воду из балластов… Штурмам Точилов со своими пиратами скалывает лед, стоя по пояс в воде. Кажется, Миша, я с тобой работаю последний раз. Счастливо тебе, не нашего пути».
«Малыгин» не мог повернуть — работали помпы, трюмы были открыты. Да и не поспеть — слишком далеко. Вся надежда на «Красина». Его капитан радировал, что, несмотря на отсутствие видимости, с риском для ледокола он спешит к «Руслану», и попросил уточнить положение. В ответ:
«Скорость две-три мили. Курс истинный двести, правее этого держать не можем… Всю ночь бродим по пояс в воде, обиваем лед, некоторые получили тяжелые ушибы. Думаю приблизительно место — долгота 12 градусов 20 минут, широта 77 градусов 30 минут».
Крылов не покидал радиорубку «Малыгина», нетерпеливо вырывал у Клементьева бланки радиограмм с текстом:
«Счисление места потеряно, лежим дрейфе, плавучесть уменьшается. Клюев».
Обнадеживающий проблеск:
«Увеличивается плавучесть судна, выбросили весь запас котельной воды… Иду курсом истинным 186… Прошу дать радиопеленг. Клюев».
«Малыгин»:
«Вася, вместе с тобой псе мы переживаем твое бедствие. Надеемся, что твой опыт и энергия команды…»
«Руслан»:
«Вода прибывает в кочегарку, размывает уголь. Выбираем плиты, применяем все усилия для откачки, но забивает… удаляем ведрами. Подойдите, если можно, на случай спасения команды. Клюев».
«Машина останавливается. Пользуемся передатчиком, пока работает динамо… Клюев».
Это необыкновенный, страшный диалог… Что добавить к нему?
25 апреля 1933 года в 23 часа 29 минут радист ледокола «Красин» принял от «Руслана»:
«Доживаем последние минуты. Последний привет всему коллективу по работе. Малыгинцам последний привет. Клюев».
Последние минуты они оставили для себя. И для родных:
«Архангельск, Соломбала, Левачева, 68, Клюевой. Воспитай сына, но не моряком. Прости, если не мог дать от жизни больше. Твой Вася».
«Мама, гибнем в океане на „Руслане“… Все справки пиши на Мурманск, порт. До смерти остался час, а то и меньше. Валентин».
Это — Волынкин, радист.
Последние слова, пойманные «Красиным» в эфире:
«Спускаем шлюпки…».
Судовые часы показывали 23 часа 50 минут.
