Патрик О'Брайан - Миссия в ионическом море
- Возможно, вам будет уютней внизу? - предложил Уайтинг, вахтенный офицер. - В кают-компании уже почти сухо.
- Премного благодарен, - ответил Стивен, - но я хочу показать мистеру Мартину средиземноморскую чайку. Думаю, мы пройдем на бак.
- Я распоряжусь насчет кресла, - произнес Пуллингс. - Но ничего не трогайте, доктор, хорошо? Там чистота, как раз для адмиральской проверки.
- Вы необычайно добры, мистер Пуллингс, - ответил Стивен, - но я вполне способен ходить и стоять, так что кресло не понадобится, хотя ваша забота меня трогает.
- Главное, вы ничего не трогайте, доктор, хорошо? - сказал Пуллингс.
На баке мичман и двое матросов, ответственных за якорные работы, тоже выразили пожелание, чтобы гости ничего не трогали. Моряки были весьма недружелюбны, но чуть позже баковый матрос Джозеф Плейс, старый знакомый Стивена, принес им по мешку, набитому пыжами для носового орудия - и так они сидели в относительном комфорте, ничего не трогая - ни аккуратнейшим образом свернутых фалов, ни начищенных до блеска орудийных прицелов.
- Флот для меня - вся жизнь, - повторил Мартин. - Не говоря даже о замечательной компании. И, должен сказать по своему опыту, обычные матросы так же обходительны, как и офицеры.
- Я частенько тоже это замечал. Как говорил лорд Нельсон, "чем больше чести на корме - тем лучше те, что на носу", - процитировал Стивен. - "На корме" - имеются в виду офицеры и юные джентльмены, а "на носу" - моряки. Упаковка для содержимого, понимаете ли. Хотя все же я думаю, что под "на носу" он больше подразумевал настоящих матросов. В экипажах, подобных нашему, полно всяких отбросов, грязных, упрямых, грубых, бесполезных, распущенных сорвиголов и башибузуков.
Мартин, поклонившись, продолжил:
- Несмотря на все это, присутствует еще и материальный аспект. Прошу прощения, сэр, за упоминание, но едва ли человек оценит содержание в сто пятьдесят фунтов в год, если только не зарабатывал себе на хлеб трудом, в котором нет никакой поддержки, в котором надо рассчитывать только на себя и когда любая неудача, любая болезнь фатальна. Подумать только, сто пятьдесят фунтов в год, святые угодники! Мне говорили, что если я соглашусь стать наставником для юных джентльменов, то в год за каждого будут платить надбавку в пять фунтов.
- Заклинаю вас, не надо. Смотрите, вон там средиземноморская чайка, присела на ту длинную жердь. Видите ее тяжелый темно-красный клюв, черную голову? Весьма отличается от черноголовой чайки, однако.
- Весьма. С близкого расстояния точно не перепутать. Однако же поведайте, сэр, почему это мне не стоит преподавать юным джентльменам?
- Потому что, сэр, их обучение оказывает негативное влияние на душу. Оно являет собой наглядный пример, насколько испорчена установившаяся система искусственной власти. Педагог обладает почти неограниченной властью над учениками, зачастую бьет их и неосознанно может утратить уважение к ним. Он наносит им вред, да, но вред, который ученики наносят ему, не в пример сильнее. Он запросто может стать всезнающим тираном, который всегда прав и добродетелен. Во всем педагог постоянно ассоциирует себя с воспитанниками и становится королем в их компании. И в конечном итоге удивительно быстро получает печать Каина. Вы когда-нибудь встречали педагога, который ассоциирует себя с взрослыми? Видит Бог, я никогда такого не встречал. Они действительно ужасно испорчены. Правда, что любопытно, к репетиторам это не относится. С другой стороны, отцы...
- Мистер Пуллингс шлет наилучшие пожелания, сэр, - произнес подошедший мичман, - и не будет ли доктор Мэтьюрин так любезен убрать ноги со свежей краски.
Стивен посмотрел сначала на него, затем опустил взгляд вниз. Действительно, сверкающая поверхность карронады, на которую он взгромоздил ноги, приняв за блеск отполированного металла, оказалась покрыта свежей, черной, как смоль, краской.
- Мои наилучшие пожелания мистеру Пуллингсу, - ответил доктор, - и не будете ли вы так любезны узнать у него, каким образом мне предлагается убрать ноги со свежей краски, не оставив палубу в черных пятнах от каждого своего шага. Эти повязки так просто не снимешь. Так вот, сэр, в любом случае, - повернулся он обратно к мистеру Мартину, - едва ли данный вопрос встает, ибо, как вы сами заметили, теорему Пифагора понять невозможно, а образование юных джентльменов практически целиком состоит из тригонометрии и даже алгебры, убереги нас Господь.
- Тогда мне придется покинуть своих мичманов, полагаю, - улыбаясь, ответил Мартин. - Но все же я считаю, что флот - это настоящая жизнь для меня, идеальная для натуралиста.
- Конечно, для молодого человека без связей на суше и с крепким организмом, не слишком требовательным к потребностям желудка, это прекрасная работа. И я целиком разделяю ваше мнение, считая, что хорошие офицеры составляют прекрасную компанию. Хотя есть и другие. А яд власти может отравить и капитана, что приводит к самым печальным последствиям и затрагивает всех на корабле. Опять же, вам не повезет, окажись с вами на борту скучный или излишне раздражительный фат, с которым вы будете видеться месяцами или даже годами, чьи недостатки, в конце концов, станут невыносимы, а первые же фразы вечно пересказываемых историй будут доставлять вам адские муки. Что же касается идеальной для натуралиста жизни, отчего же, разумеется, есть и определенные преимущества. Но учитывайте, что главная задача военно-морского флота - захватывать, сжигать или уничтожать врага, а не размышлять о высоком. Никакой язык не в состоянии описать разочарование натуралиста, вынужденного наблюдать за удовлетворением банальных политических, вещественных амбиций. К примеру, будь нам разрешено провести несколько дней на берегу Минорки, я бы мог показать вам не только черную каменку, не только любопытных чеканов Минорки, но и сокола Элеоноры!
- Не сомневаюсь, что вы абсолютно правы, - ответил Мартин, - и я признаю ваш опыт. И все же, сэр, вы повидали альбатроса, южных буревестников, пингвинов во всем их многообразии, казуаров, эму знойных равнин, голубоглазых бакланов. Вы даже видели Левиафана!
- А еще я повидал трехпалого ленивца, - добавил доктор Мэтьюрин.
- Парус на горизонте! - сообщил наблюдатель. - Три, четыре паруса, шесть парусов. Эскадра, на носу по левому борту.
- Похоже на флот сэра Джона Торнтона, - заметил Стивен. - Нам следует привести себя в порядок. Может быть, стоит позвать цирюльника.
Капитан Обри, подтянутый и аккуратный, в вычищенном мундире, с медалью за Абукир в петлице и с саблей на боку (адмирал Торнтон являлся редкостным приверженцем традиций), спустился в баркас в сопровождении мичмана с несколькими пакетами. Джек оставался мрачным и немногословным, пока баркас шел по волнам, лавируя между возвышающимися линейными кораблями, выстроившимися впереди и позади "Океана", и каждый на своей позиции, на расстоянии двух кабельтовых друг от друга. Несмотря на то, что это всего лишь один из этапов его карьеры, каждодневная рутина в бесконечной осаде Тулона, где вероятность сражения оставалась крайне низкой, приходилось всегда быть настороже с водами и внезапными, жестокими ветрами Лионского залива. Адмирал Торнтон (сам великолепный моряк), и от своих капитанов требовал того же. Он никогда не колебался, если требовалось пожертвовать одним человеком, как он считал, по долгу службы. Многих офицеров вообще навсегда списал на берег. Хоть Джек и считал, что едва ли сможет отличиться, но понимал, что может произойти и его падение - особенно учитывая неприязнь, которую к нему испытывал адмирал Харт, заместитель Торнтона. Мрачные думы отражало и его лицо, гораздо менее веселое, чем обычно.
