Барбара Картленд - Влюбленная в море
— Кроме Добсона убиты трое и ранены двенадцать.
— Сделайте для них все, что можно, — сказал Родни. — А убитых приготовьте к погребению. Мы должны причалить к берегу. Ветер пока не собирается утихать.
Родни проговорил это бесстрастным тоном, но, встретившись взглядом, мужчины прекрасно поняли друг друга. Оба знали, что с каждой минутой корабль все глубже погружается в воду. Пенистые гребни волн, радостно бившиеся в борта, представляли сейчас для них угрозу не меньшую, чем испанские пушки. Ручные насосы, маленькие и маломощные, были бессильны против того количества воды, которая за ночь просочилась в трюмы и неудержимо продолжала просачиваться.
Только земля была сейчас для них спасением. Но до нее предстояло пройти миль пятнадцать — двадцать, и один Бог знает, сколько времени займут поиски надежной бухты. Ни Родни, ни Барлоу не высказали вслух терзавшие их опасения. Матросам велели очистить палубу, тела погибших завернули в саваны, крепко зашили и положили в ряд в ожидании, когда Родни сможет начать обряд похорон.
Приказав Бакстеру немедленно позвать его, если вдруг возникнет трудность с рулем, покажется парус или случится еще что-то непредвиденное, Родни спустился вниз. Хотелось помыться и перекусить, поскольку со вчерашнего вечера, когда они увидели испанскую каракку, у него во рту не было и маковой росинки. Но Родни знал — от него ждут, что прежде он навестит раненых.
В сопровождении Барлоу Родни спустился в кубрик. Здесь было темно и, кроме того, очень жарко, мерцавшие под потолком масляные лампы отбрасывали длинные черные тени. Даже Родни, привыкшему к тяжелым корабельным запахам и спертому воздуху, духота показалась невыносимой. Раненые лежали в ряд. Когда качка усиливалась, кое-кто извергал страшные богохульства. Только сейчас Родни спохватился, что должен был сразу после гибели Добсона назначить человека на его место, и теперь вспоминал, кто на корабле хоть что-то смыслит в медицине.
Родни испытывал неприязнь к Добсону и не мог делать вид, что очень уж скорбит об этом человеке, но смерть хирурга повлекла за собой серьезные проблемы. В экспедиции, подобной этой, хирург на борту был жизненно необходим. И пусть судовые врачи губили не меньше людей, чем спасали, они обладали, по крайней мере, хоть какими-то знаниями, пусть и далеко не достаточными.
Сейчас, пробираясь в полумраке по кубрику и страдая от запаха тухлой воды и немытых тел, Родни пытался вспомнить, как поступал в подобных случаях Дрейк. Этот удивительный человек сам обладал немалыми познаниями в медицине. Однажды он изучил действие лекарственных трав, и люди, которые ходили с ним под парусами, с большей готовностью доверяли свои жизни ему, а не врачу, пусть даже самому искусному.
Но лихорадочно вспоминая то, что когда-то ему приходилось наблюдать, Родни почувствовал свое бессилие. Он сомневался, что сможет положиться на свою память, Он был настолько же несведущ в целительстве, как самый обыкновенный юнга.
В этот момент в зыбком свете фонаря он разглядел рядом с одним из раненых фигуру стоявшего на коленях человека. Тут же на полу поблескивал раскрытый докторский сундучок, наполненный бутылками, корпией и прочими причиндалами. Подвешенный к балке фонарь качнулся и осветил золотисто-рыжие волосы, и Родни моментально узнал того, кто стоял на коленях.
Лизбет бинтовала предплечье матросу, а тот громко и забористо ругался.
— Спокойно! — твердым повелительным голосом произнес Родни, и матрос моментально смолк, а Родни уставился на Лизбет, не находя слов. Он был потрясен, увидев, что она оказывает помощь полуголому мужчине. Ни одна порядочная, благовоспитанная барышня не занималась таким грязным делом, как уход за больным. Акушерками, как правило, были старухи, любящие пропустить стаканчик джина, сиделками нанимались женщины из простонародья, не имеющие специальных знаний, чтобы добыть средства к существованию. Но, как правило, о больных заботились мужчины, и на море, и на суше. На кораблях к этой черновой работе приставляли самых слабых и никчемных.
Сейчас Родни затруднялся дать поступку Лизбет какую-либо оценку. Первым его побуждением было приказать ей оставить матроса в покое и немедленно покинуть кубрик. Слова уже вертелись на его языке, когда он понял, что не сможет произнести их. Кому-то предстояло взять на себя обязанности Добсона, и Родни намеревался доверить раненых попечению какого-нибудь наименее опытного матроса.
Но раз труд позаботиться о раненых взял на себя его «почетный гость», сделать это не представлялось возможным.
— У вас на корабле найдется aqua vitae[11]? — спросила Лизбет, глядя на Родни снизу вверх.
— Aqua vitae? — непонимающе переспросил он.
Лизбет указала на человека, лежавшего рядом с раненым, которого она в данный момент перевязывала. Ему сильно зацепило плечо, рана была большая, кровоточащая, с рваными краями, черная от пороха.
— Если нет лауданума, дайте ему глотнуть спирту, — сказал Родни, зная, что существуют два лекарства для раненых, которые больше не в силах терпеть боль.
— Он уже получил лауданум, — ответила Лизбет. — Но я не собираюсь поить его спиртным, оно необходимо мне, чтобы полить на рану.
— О боже! Зачем? — изумился Родни. На борту было несколько бутылок дорогого бренди, которому отдавал должное сам Родни, и он решил на секунду, что Лизбет сошла с ума, обращаясь к нему с просьбой пожертвовать любимым напитком для подобной цели. Лизбет заметила его замешательство и терпеливо разъяснила:
— Видите, какая грязная рана? Когда в этого матроса попало испанское ядро, он как раз нес порох, который просыпался прямо на него. Рана загрязнена настолько, что может начаться гангрена, если ее не промыть. Если бы со мной были мои травы, они бы очень сейчас пригодились. Например, чеснок или клевер. Но чего нет, того нет. Я думаю, что с помощью aqua vitae смогу обработать рану не менее тщательно.
— Кто вас научил этим вещам? — спросил Родни.
— Мне с детства приходилось слышать, как мужчины обсуждают свои раны — у отца эта тема была излюбленной за столом. Еще я кое-что знаю о целебных свойствах трав и очищающей способности спирта. Так могу я получить aqua vitae?
Родни не нашел слов, чтобы отказать ей, и послал юнгу в свою каюту за бутылкой. Матрос страшно ругался, пока Лизбет обрабатывала рану, но, когда плечо было забинтовано, он сердечно поблагодарил ее. Осталось перевязать еще троих. Родни остался ждать, пока Лизбет закончит. У одного из матросов пришлось извлечь из груди осколок с помощью примитивных инструментов Добсона. Второму матросу раздробило ногу, и Лизбет понимала, что ничего не сможет поделать с изуродованной конечностью, которую осталось только ампутировать. Поскольку Добсон погиб, Родни решил, что эту операцию проделает мясник, но только после того, как они бросят якорь в бухте.
