Бернгард Келлерман - Голубая лента
— Но в конце концов, — возразил Уоррен, — Холл ведь всегда снова всплывал на поверхность?
— Конечно! — Г-жа Холл остановилась. — А знаете ли вы, каким образом? — насмешливо спросила она. — Только благодаря случайностям! Его постоянно выручали самые невероятные случайности! — Но теперь г-жа Холл все видела в мрачном свете. О, боже! Она знает Джона! Когда она с девочками вернется домой, то очень возможно, что они найдут дом опечатанным! Даже наверное опечатанным! Но Холл встретит их в шикарном пестром галстуке и в роскошном автомобиле, взятом напрокат, повезет к ленчу в лучший ресторан, таков уж он.
Госпожа Холл глубоко вздохнула.
— Что за время настало, Уоррен! — воскликнула она, и на лице ее мелькнули тревога и страх. — Разве можно спокойно жить, если не знаешь, что ждет тебя завтра? Нежданно-негаданно можешь потерять все, до последнего цента. Банки построены из гранита, и все же каждые три года они рушатся точно карточные домики. А тут еще нужно содержать три молодых существа!
Да, откровенно говоря, ее беспокоит судьба ее девочек. Она всю ночь не сомкнула глаз, и под утро ее вдруг осенила спасительная мысль. Ей нужно знать правду, ничего больше. Она хочет послать телеграмму своему брату Чарли, и когда она увидела Уоррена, то решила, что он поможет ей составить текст: если хочешь знать правду, надо действовать тонко.
— Уоррен, вы знаете моего брата?
Нет, Уоррен не знал его.
— Ну, он дурак и соня, — сказала г-жа Холл, — тем осторожнее нужно составить телеграмму.
Ее брат Чарли был страстный рыболов и больше ничем на свете не интересовался. Он председательствовал в Обществе любителей форели, достигнув тем самым вершины своих честолюбивых помыслов. Составить телеграмму таким образом, чтобы этот лентяй и тупица понял, что от него требуется, разумеется, было нелегко. Уоррен и г-жа Холл долго спорили, пока писали ее.
Когда они вышли из телеграфа, г-жа Холл почувствовала облегчение, словно в руках у нее уже был утешительный ответ. Ей легче дышалось.
О, она отнюдь не была трусихой. Пусть Уоррен не думает, что она трусит. О, она такое пережила! И уже свыклась с мыслью, что сегодня можно обладать богатством, а завтра пойти в прачки. Правда, у нее есть небольшой собственный счет, этих денег хватит для ее семьи почти на год. Она хитростью выманила их у Холла и нисколько этого не скрывает. Кроме того, у нее есть драгоценности, на которые вполне можно продержаться еще полгода. И в конце концов ее девочки не лишены способностей. Она воспитала их, дала им образование. Они говорят на нескольких языках, знают бухгалтерию, машинопись и стенографию. Музыке, пению и тому подобной ерунде она не придает никакого значения. Но танцевать они умеют. Да, танцевать умеют! Ее девочки нигде не пропадут. Г-жа Холл глядела на океан, не видя его. И все же душа ее понемногу успокаивалась. Ветер играл ее пышными волосами.
— Ах, Уоррен, — сказала она, глубоко вздохнув. — Вы не можете себе представить положение матери. При всей вашей фантазии — не можете! Положение матери в наше время просто трагично. Трагично, говорю я вам! Ведь детей надо не только хорошо обеспечить, нужно, чтобы они были счастливы. Я ночи не сплю. У меня три дочери! Три! Мне хочется всех видеть счастливыми, всех! Я всех их люблю одинаково!
Год с лишним путешествовали они по Европе, и девочки всюду пользовались успехом. Почитатели, обожатели — без конца! В Мадриде, в Риме, во Флоренции — всюду в их распоряжении были автомобили поклонников. И что же? Цветы, письма, автомобили — и больше ничего! Пофлиртовали, и только!
Нынешние молодые люди придерживаются того мнения, что девушки существуют для того, чтобы ими любоваться. Ах, упаси бог! Они созданы для замужества, они должны рожать детей, чтобы не сделаться истеричками. Прежде так и велось, а теперь? Теперь молодые люди не хотят жениться, они хотят поиграть, немножко полакомиться — никакой нет серьезности в молодом поколении, абсолютно никакой. Упадок нравов!
— Вот и вы, Уоррен, — г-жа Холл повернулась к Принсу, — вы тоже принадлежите к этому типу современных молодых людей.
Уоррен был застигнут врасплох, по лицу его видно было, что он чувствует себя весьма неловко.
— Не знаю… — пробормотал он неуверенно и поправил очки.
— Да. Мать все видит! Однажды вечером я заметила слезы на глазах Вайолет, и вы, Уоррен, были виновником этих слез.
Уоррен покраснел.
— Уоррен, — беря его под руку, продолжала г-жа Холл уже примирительным материнским тоном. — Мать все чувствует, все видит, все знает. Даже если и слова не обронит. Она, быть может, стесняется говорить? Мать стесняется больше, чем дети. — Она становилась все болтливей. Уоррен уже почти не слушал эти жалобы матери, опасающейся, что ей не удастся пристроить своих дочерей. — Есть еще в мире страны, где к семье относятся с благоговением, это католические страны: Италия, Испания. Но в Америке и в остальной Европе — нет, нет, мой дорогой Уоррен!
Вдруг — они уже спускались на прогулочную палубу — Уоррен услышал имя г-на Сегуро.
— Он происходит из очень старинной знатной семьи, — говорила г-жа Холл. — Его фамилия Сегуро-и-Кастильос. — Г-жа Холл с видимым удовольствием произнесла это звучное имя. Уоррен насторожился.
Этого г-на Сегуро им навязал Холл. Он был из породы тех американцев, которые едут в Европу путешествовать, а там вдруг начинают страдать от одиночества. Он подружился с ними и уже от них не отставал. Через несколько недель он просил у г-жи Холл руки Вайолет.
— Как? — Уоррена оглушили эти слова. Он чувствовал себя так, будто ему водой заложило уши.
— Да, — сказала г-жа Холл. — У дяди Сегуро небольшой, но солидный банк в Лос-Анджелесе и никаких наследников, кроме Хуана. Его зовут Хуан. Конечно, я сказала Вайолет: подумай, я не хочу навязывать тебе свою волю. И Вайолет оказалась благоразумной. В конце концов девушка создана не только для автомобильных прогулок…
У Уоррена все поплыло перед глазами.
— Летом они поженятся. — Г-жа Холл вздохнула. — Дай-то бог! — добавила она.
В этот момент они подошли к прогулочной палубе. Г-жа Холл вдруг прервала свое словоизвержение и кинулась к дородной, закутанной в меха даме, которая величаво шествовала им навстречу.
— О Маргарет! — воскликнула она, пытаясь обнять даму в мехах.
Уоррен немного подождал, тупо глядя на них, потом, воспользовавшись случаем, повернулся и пошел прочь, довольный, что удалось улизнуть. Он чувствовал дрожь в ногах.
Летом они поженятся! Как же это?..
19Десять часов утра. Как и всегда, профессор Райфенберг пришел на занятия точно, минута в минуту. Салон г-жи Кёнигсгартен был пуст. Райфенберг разложил на рояле ноты, затем очень тихо, так что звуки едва долетали через тонкую дверь в спальню г-жи Кёнигсгартен, заиграл одну из своих знаменитых прелюдий. У него было непревзойденное пиано. Казалось, откуда-то издалека доносятся веселые крики детей, играющих на школьном дворе. Тон маленького кабинетного рояля понравился ему, и лицо профессора засияло от удовольствия. Тут он услышал за стеной звонкий голос Евы, она окликнула его.
