Жорж Блон - Великие тайны океанов. Средиземное море. Полярные моря. Флибустьерское море
– Так и ответил барону наш отец Гранелли, чей темперамент вам известен. Увы, должен с прискорбием известить вас, что вчера отец Гранелли был арестован, мне только что сообщили об этом.
– Где его содержат? – встрепенулся ректор.
– Неведомо. Солдаты схватили его прямо у казначейства и увели с собой. Но вот еще более тягостные вести. Час спустя был арестован настоятель монастыря францисканцев, отказавшийся выплатить более того, что он уже отдал. И барон пригрозил ему в назидание другим жестоким обращением. Это его собственные слова.
Ректор иезуитов закрыл лицо руками и застыл неподвижно, быть может молясь.
– Должен добавить еще вот что, – продолжил настоятель. – Барон де Пуанти направил отряд флибустьеров обыскивать монастырь францисканцев.
– Флибустьеров!
– В городе еще не знают, какие нечестивые деяния успели совершить эти демоны. Но, я полагаю, следует действовать быстро, дабы уберечь нашу обитель от столь ужасной участи. Я составил краткую опись нашего имущества. Решите, монсеньор, чем мы можем пожертвовать, не нанеся ордену непоправимого ущерба.
Ректор взял бумагу и стал внимательно изучать ее. Лицо его хранило непроницаемое выражение. Он глубоко вздохнул:
– Отнесите в казначейство двадцать тысяч пиастров.
Несколько часов спустя отец Гранелли был освобожден. Но и Пуанти не терял времени даром. Поскольку главы остальных церковных общин не проявили такой сообразительности, как ректор иезуитов, французский командующий распорядился обыскать все религиозные учреждения:
– Я приказал капитанам возглавить обследование монашеских обителей, дабы соблюсти благопристойность и порядок.
Не удивлюсь, если при этих словах на лице барона обозначилась ехидная улыбка: поищите-ка в истории грабителей, действующих в рамках «благопристойности»! Дюкас уверяет, что Пуанти велел обшаривать даже склепы, а у монахов прощупывать рясы.
Работа шла медленно, морские и пехотные капитаны были плохо подготовлены к обыску божьих обителей. Барон решил тогда отрядить в помощь мирянам людей, лучше знакомых с топографией церквей и местонахождением потенциальных тайников. «Поскольку я был озабочен тем, чтобы подчиненные не касались святых даров, сосудов и прочего, я присовокупил к разыскным отрядам наших священников, наказав им забирать одни лишь украшения».
Быть может, кто-то из моих читателей ожидает, что французские капелланы с негодованием откажутся участвовать в этом богомерзком святотатственном обыске. Должен разочаровать их. Наша задача – строго придерживаться исторической правды, поэтому возьмем для примера монаха-доминиканца отца Поля. Во время операции «Картахена» он был исповедником флибустьеров. Странно? А почему, собственно, этим грешникам было не иметь исповедника? Среди них было немало искренне набожных людей.
Пуанти писал об отце Поле, что тот «действовал сообща с другими», его видели в первых рядах «потрошителей монастырей» – до той минуты, пока трофейные команды не подступили к обители доминиканского ордена в Картахене. «Внезапно охваченный ужасом перед подобным осквернением, он попытался остановить солдат, а затем прибежал ко мне и грозил карой небесной. Но мы продолжили обыск».
Привязанность монахов к своему ордену, порой доходящая до самозабвения, до фанатизма, известна. Поэтому отказ отца Поля грабить своих картахенских собратьев не вызывает сомнений. Столь же достоверно и то, что, когда чуть позже отец Поль попал в плен к англичанам, он оказался нищ как церковная крыса. Так что, хотя доминиканец и помогал грабить чужие монастыри, он не позарился ни на одно су. Барон де Пуанти завершает описание эпизода сбора испанской церковной казны элегантным намеком: «Нам воздалось по заслугам за все тяготы и старания в этом многотрудном деле».
На публике, однако, он не переставал жаловаться:
– Мы теряем деньги! Как я предвидел, обитатели города при приближении флотилии бежали прочь. Знатные женщины уехали со всеми своими драгоценностями, а монахини – со всеми сокровищами своих обителей. Сто двадцать мулов, груженных золотом, покинули Картахену! И это еще не все. Мне доложили, что и сейчас еженощно испанцы бегут из города с мешками драгоценностей и золотых монет, подкупив стражу у ворот. Какой позор!
Слушавшие эти сетования воздерживались от комментариев, поскольку речь шла о весьма щекотливом предмете. Злые языки утверждали, что сам Пуанти, утаив полученную от испанцев огромную мзду, соорудил лазейку, по которой шла утечка капитала. К этим слухам мне нечего добавить, разве только что поведение барона в финансовых вопросах оставляет много простора для толкований…
18 мая к Пуанти в помещение казначейства явился посланный Дюкасом Галифе.
– Нам известно, что каждый день на ваши корабли грузят добычу. Месье Дюкас полагал, что вначале следовало бы провести общую оценку и дележ.
Барон, вспыхнув от гнева, ответил, что Галифе следовало взвесить свои слова, прежде чем вести столь наглые речи.
– Я хорошо взвесил их, тем паче что больше мне нечего добавить. Наши люди рвутся громить казначейство. И если бы месье Дюкас не удержал их, это бы уже случилось.
Пуанти писал затем, что после этого разговора он успокоил флибустьеров, раздав часть денег их капитанам. При этом, подчеркивал барон, «не были ущемлены попечители». Попечителям, то есть акционерам экспедиции, в сущности, и предназначалась реляция командующего, надеявшегося получить очистку счета. Честность флибустьерских капитанов в вопросах дележа добычи не подлежит сомнению: для них это был в буквальном смысле вопрос жизни и смерти. Поэтому следует сразу же отмести предположение о том, что кто-либо из них согласился принять взятку от Пуанти. Думаю, что барон и не пытался предлагать ее. Скорее всего, эта выдумка нужна была ему, чтобы повысить сумму «накладных расходов».
Между тем события ускоряли свой бег.
20 мая. Пуанти погрузил на свои суда остатки добычи, сложенной в казначействе. Встревоженный Дюкас лично прибыл к командующему:
– Я подсчитал часть, причитающуюся моим людям. Добыча составляет, как вы известили нас несколько дней назад, восемь-девять миллионов ливров. Наша доля, таким образом, равна двум миллионам. Прикажите получить ее безотлагательно.
– Все должно быть совершено по правилам. Я не могу выплатить ничего без того, чтобы главный казначей не произвел полного подсчета. Вы получите полагающееся вам ровно через три дня.
Дюкас – уже в который раз – успокаивает своих людей, рвущихся брать на абордаж плавучий сейф, в который превратился флагман де Пуанти «Скипетр». Ворча и бранясь, они слоняются вокруг, хмуро наблюдая, как королевские солдаты тащат через город к причалам пушки, ядра, порох, провизию, переносят на носилках больных; по утверждению Пуанти, лихорадкой и дизентерией заболело восемьсот человек, хотя многим историкам цифра кажется завышенной. Барон не скрывает своего недовольства тем, что флибустьеры праздно глазеют на хлопоты, вместо того чтобы помочь. В ответ он слышит:
