Александр Белый - Славия. Паруса над океаном
– Я сейчас сам принесу, – сказал Полищук и через две минуты притащил три шестизарядных пистоля, которые мы демонстративно заткнули за пояса.
– Товарищ капитан! – В зал влетел взволнованный сержант Бузько, но, увидев меня, поправился: – Сир! Открыли сокровищницу!
– Пойдем, посмотрим! – кивнул офицерам и направился в коридор вслед за сержантом.
В общем, Данко обеспечил охрану дворца неплохо. И в коридоре, и на каждом углу в пределах прямой видимости, и в каждом помещении, через которые мы проходили, в карауле стояли как минимум два бойца. Мы вошли в комнату, которая оказалась кабинетом наместника. Здесь было две внутренних двери, одна из которых вела в спальню, а вторая в небольшое подвальное помещение, ярко освещенное десятком масляных ламп.
Перед нами в окружении трех бойцов стоял невысокий толстый человек с огромной чалмой на голове и присохшей кровью на явно только недавно поломанном тонком носу. Его бледное лицо густо покрывали бисеринки пота, а из выпуклых глаз, украшенных разводами синяков, текли слезы.
– Смирно! – громко крикнул Бузько, забежавший в комнату первым, и показал рукой на раскрытые сундуки: – Вот! Смотрите, сир, а этот глупый остолоп все время говорил: «Казна пуста! Казна пуста!».
Действительно, казна Агадира пустой не была. Пять больших сундуков оказались набиты различными медными монетами доверху, а шестой – до половины. Три точно таких же сундука заполняло серебро, два под самую крышку, а третий где-то на четверть. А в углу стояли семь маленьких сундучков, заполненных золотыми монетами. Несмотря на то что емкость их не превышала полуведра, золота в них было насыпано килограмм по семьдесят. Кроме этого, на полках лежало много разного дорогого оружия, а на небольшом столике в шести деревянных шкатулках – различные ювелирные изделия и отдельно драгоценные камни: белые алмазы, зеленые изумруды, красные рубины, синие сапфиры, а также целая шкатулка жемчуга.
– Ты казначей? – спросил у него по-турецки.
– Да, великий паша, – тихо пропищал он и дважды низко поклонился.
– Сколько здесь денег?
– В переводе на серебро – восемьсот двадцать одна тысяча. Оружие и драгоценные камни оценены ювелирами в сто девяносто девять тысяч.
– Неплохо, – кивнул я и вдруг вспомнил об арестантах, – а скажи, казначей, в подвале сидят пять пленных дворян, кто они?
– В одной, великий паша, сидит граф Марко де Вальядо, сын и наследник герцога Леонского[13] с секретарем и духовником, а во второй – дворяне из Португалии, братья Мотинью.
– И во сколько вы оценили этих господ?
– Португальцев – в десять тысяч серебром, а за наследника герцога просили двести пятьдесят тысяч. – Казначей немного помолчал, затем добавил: – Золотом.
– Да, твой хозяин на мелочи не разменивается. Это фактически чуть больше миллиона серебром, – повернулся к нему спиной, прошелся мимо стеллажей, осмотрел богато инкрустированную шпагу с булатным клинком и золотые изделия в шкатулках. Прямо сверху одной из них увидел большой золотой католический крест на цепи, изготовленной из золотых пластинок, инкрустированных изумрудами. Взял его в руки и показал казначею. – А это где нашли?
– Так у графского духовника, великий паша.
Да, непростой духовник. Ну не может быть таких регалий у обычного священника!
– А графского оружия здесь случайно нет?
– Так шпага, которую вы только что держали в руках.
– Сержант, – обратился к Бузько, – эти крест и шпагу я заберу, а сейчас закрывай здесь все и выставляй караул. Грузиться будем завтра, перед самым отправлением.
– Есть! А… с этим остолопом что делать?
– Как что? Разрешаю погостить у него дома и повторить процедуру. – Увидев переполненные ужасом глаза казначея (неужели он понял нашу новославянскую речь?), добавил по-турецки: – И если будет вести себя правильно, пусть живет, а если нет…
– Благодарю! Благодарю, великий паша, – казначей стал часто-часто кланяться, – я буду вести себя правильно.
Когда мы вернулись обратно в зал, в дверях столкнулись с только что прибывшим из нижнего города капитаном Лигачевым.
– Ситуация в настоящее время более-менее стабилизировалась, живых пиратов нигде не наблюдаем, а если где они и есть, то прячутся, гады, – доложил он, – на двух дорогах, ведущих к городу, поставил секреты, не более чем час назад захватили караван с хлопком и верблюжьей шерстью. Дальше… в нижнем городе для рабов организовали питание, к каждой их группе подходил лично, целовал крест, что отпустим на свободу всех желающих до единого человека. Правда, на волю рвутся только галерники и кандальные рабы из бараков, это чуть больше двух тысяч бывших моряков и мастеровых. А остальные уже привыкли, свободно бродят по городу и уезжать никуда не хотят. Вот их мы сейчас сгоняем и ставим на погрузку.
– Что грузить будете?
– Ну Сорокопуд с Черкесом лучше знают… там на складах есть разные хлопковые и шелковые ткани, железо, медь, молотый перец, соль, пшеница, гречка, кукуруза, сушеные финики, курага и какие-то орехи. Еще обнаружили чем-то полностью загруженные купеческие корабли. А наши ребята-мастера проверяют какие-то мастерские.
– А сколько годных для плавания кораблей, не знаешь?
– Дуга говорит, что кроме наших четырех, которые останутся здесь, девять будем грузить, и еще есть двенадцать трофейных шебек и семь купеческих шхун. А еще можно четыре подгоревших шхуны отремонтировать дня за три-четыре. Но все равно, добра на складах столько, что даже если загрузить все эти корабли, нужно будет сделать не меньше пяти рейсов.
– Никаких отклонений от плана. Два! Только два рейса! Долго удерживать этот город мы просто не сможем.
В это время в зал вошел капрал первого взвода первой роты. На плече у него висел барабанный мушкет.
– Сир! Пленных привел!
– Давай их сюда.
В зал вошли пять человек. Трое оказались постарше – и графу, и его секретарю, и священнику было около сорока, а братья-португальцы – гораздо моложе, где-то моего возраста. В плену они находились вторую неделю, а попасть к пиратам их угораздило, когда отправились в вице-королевство Перу, на инспекцию новых владений герцога Леонского.
Вопреки здравому смыслу (возжелали решить многие вопросы и успеть к зиме вернуться в метрополию!), они ушли в плавание задолго до окончания сезона штормов. И вот в результате череды случайностей, в момент, когда два фрегата сопровождения ночью разбросало по морю, корабль подвергся нападению пиратских шебек, которые, в свою очередь, выходить в море в такую погоду тоже обычно воздерживались, ибо найти в это время поживу фактически невозможно. Пираты, выяснив имена статусных пленников, уступили их своему владыке за денежку – сравнительно небольшую, но быструю.
«Самый настоящий рояль в кустах, огромный и блестящий», – подумалось мне. На такую удачу я не рассчитывал. Нет, дело не в том, что повезло захватить Агадир, это как раз считал не везением, а детально разработанной операцией, не реализовать которую с нашими возможностями было бы полнейшим идиотизмом. И дело не в деньгах, которые мог бы стрясти с такого человека за его освобождение. Зачем мне, скажем, полмиллиона или даже миллион, если в будущем можно получить огромные материальные и моральные преференции, стоит только правильно распорядиться дружбой и благосклонным отношением семьи, родственной императорскому дому и имеющей безусловное влияние на короля, на королеву-мать и на их окружение. Да о чем там говорить, если владыки Леонские имели неслабую толику крови Габсбургов и, как это ни странно, Бурбонов! Тем более всем было известно, что старый герцог Леонский последние пару лет ничем серьезным не занимался, всеми делами провинции ворочал его сын и наследник дон Марко.
Лицо и повадки священника тоже несли многовековую печать высокородного происхождения. По едва заметному улучшению его настроения и глазам, на миг блеснувшим радостью, когда он получил из моих рук казалось бы навсегда утраченную священную регалию, мне стало ясно, что в его лице я нашел откровенного доброжелателя на довольно высоком уровне церковной католической иерархии. В тот миг даже не представлял, насколько высоком.
Приняв благословение, перекрестился по-православному, однако это его нисколько не покоробило. Священник только выразил пожелание, чтобы я и мои наемники (именно так воспринималась моя маленькая армия) со временем нашли самый праведный путь к Богу.
Вообще-то в советской и постсоветской истории и литературе об этом не написано, но именно наша церковь всегда относилась к католикам откровенно антагонистично. Между тем в эти времена отношение католической церкви к христианам-ортодоксам было довольно нейтральное – надеялись, что в результате православные примут унию Ватикана, и на кострах их никогда не жгли. А вот к собственным изменникам, лютеранам-протестантам, католики относились жестоко и непримиримо, устраивали Варфоломеевские ночи и вели беспощадную войну, кстати, нередко в качестве наемников приглашали тех же наших запорожских казаков-ортодоксов.
