Владимир Трошин - Любимцы Богини
– Как кто? Твой прямой предшественник – Шура Ковтуков. Я ему всегда говорил, девки до добра не доведут!
– А что с ним?
– Не хочется говорить, но я расскажу. Все равно весь корабль знает и тебе может урок будет. Ты его видел, парень красивый, девки к нему липнут со всех сторон. И он ни одной не пропускает. Познакомился Шура с такой на танцах в клубе офицеров. Девица без комплексов, сразу в постель. Шура думал на этом все, у него таких подруг много было. А она ему на следующий день:
– Моя мама хочет с тобою познакомиться.
– По какому поводу?
– Она тебе все скажет!
Ну, Шурик парень понятливый:
– С твоей мамой нам не по пути!
На следующий день Шуру вызывают в политотдел вместе с командиром. Артющенко командиру сразу в лоб:
– В вашем экипаже служит аморальный тип, растлитель несовершеннолетних старший лейтенант Ковтуков. Лишил чести девушку, которой только через неделю исполнится 18 лет. Родители согласны закрыть глаза на этот вопиющий факт, если Ковтуков женится на ней.
Шура стал отпираться:
– Она мне не сказала когда у нее день рожденья, да и не девочка она была. Я лучше повешусь, чем женюсь.
Завирухин тоже возмутился: причем тут он? Ничего не добившись, начпо отпустил их. А дальше стал вызывать через день. Родители у этой девицы не простые. Папа – начальник политотдела спецчастей, а мамочка председатель женсовета гарнизона. Вот здесь какой-то умный человек посоветовал отправить строптивого жениха на новое формирование.
«С гонором этот Шурик, если мне эту фигню не мог рассказать», – с обидой подумал Василий, узнав истинные причины назначения Ковтукова на новый проект.
Постепенно случай, происшедший с Василием на итоговых политзанятиях начал забываться, но иногда ему стал сниться один и тот же странный сон. Будто где он во сне не бывает, всегда с ним рядом эта троица, начпо с замполитом и проверяющий капитан 3 ранга. Они ничего не говорят, только смотрят на него с укором. А его постоянно свербит одна и та же ужасная мысль: «Неужели эта троица с ним на всю жизнь?»
Глава IV
«Даю тебе квартиру! Береги ее и не отдавай никому!» – громовой голос, казалось, исходящий со всех сторон, сотрясал все тело.
«Приснится же такое!» – придя в себя, подумал Лавров, вытирая ладонью выступивший на лбу холодный пот. В комнате еще было темно, но за окном уже брезжил запоздалый августовский рассвет. Часы на стене показывали половину седьмого. Стараясь не разбудить молодую жену, он потихоньку выбрался из-под одеяла. На секунду остановил взгляд на ее лице. Люба спала крепким сном набегавшегося за день ребенка, разметав по подушке густые каштановые локоны, вокруг нежно-розового овала лица, с длинными черные ресницами и пунцовыми губами.
С Любой он познакомился почти год назад, когда был в отпуске. На новогодней вечеринке, по приглашению школьного друга. Хотя как сказать! Заочно он узнал о ней гораздо раньше. Сразу после выпуска молодой лейтенант решил жениться. Родители девушки были не против брака, только просили спросить его согласие у своих родителей. Дома он получил решительный отказ.
– А, что тебе мешает подождать год, – недовольно ответила мать, – проверите чувства разлукой! Да и рано тебе, твои невесты еще в куклы играют. Сказав так, она для убедительности показала в открытое окно, в котором была видна улица с идущей по ней девочкой в желтом платьице. Как потом выяснилось, это была Люба. Поверишь в то, что браки свершаются на небесах!
Через три месяца Лавров приехал для того, чтобы сделать предложение. Свадьбу по традиции сыграли на Красную горку. Зная, что с жильем будет трудно, он пытался отговорить Любу от поездки с ним, пока не найдет крышу над головой. Но она не согласилась.
Он осторожно приоткрыл дверь на балкон и, выйдя на него, также неслышно закрыл. Даже не скрипнула! Поежился от утренней прохлады: «Надо было что-нибудь накинуть!». С высоты девятого этажа открывался вид на поселок, расположенный в долине среди сопок. Он состоял из старой и новой частей, которые разделяла речушка, весной и после дождей бурная и полноводная, летом и в засуху – тихий ручей. Поселок носил название Тихоокеанский, но старую его часть называли, как и речушку – Промысловкой. В Приморье много Промысловок. Этим словом помечали на картах рыбаки всякое подходящее для жилья, обработки и хранения рыбы место на берегу. Старая Промысловка сохранилась в своем первозданном виде. Она состояла из одноэтажных кирпичных и деревянных домов, и ничего нового в ней не строили. Однако с балкона старого поселка не было видно. С него можно было наблюдать только новую его часть. Слева – новостройки и прилегающий к ним, истоптанный и обхоженный участок тайги с началом речушки, на берегах которой жители обычно проводили свои пикники. Справа – сам Тихоокеанский, в большинстве своем состоящий из похожих на казармы, четырехэтажных домов, построенных к приходу кораблей в конце 50-х годов. Но уже полным ходом шло строительство новых домов, и все чаще, на фоне неба можно было увидеть стрелы кранов и растущие вверх этажи многоэтажек.
Жилье строилось, но его все равно не хватало. Почти четыре месяца назад, полные надежд они приехали сюда. Неужели ничего не найдется для дослужившегося до капитан-лейтенанта офицера? Не нашлось! Заместитель командира по политчасти взял у Лаврова заявление о постановке в очередь на квартиру. Сказал, что он будет в дивизии четыреста шестьдесят седьмым.
– Как быстро движется очередь? – поинтересовался Лавров.
– Ну, человек десять в год, – буркнул Астапов, – если будут дети, что-нибудь придумаем!
«Почти сорок семь лет ждать!» – машинально подумал Лавров.
Неделю жили в гостинице. Потом нашли одинокую, как им показалось, тихую и опрятную бабу Аню, лет шестидесяти. Она сдавала маленькую, на семь квадратных метров, комнату в своей двухкомнатной квартире, оставшейся от умершего мужа. Первое время было тихо. Наверное, баба Аня стеснялась постояльцев. Только по выходным у нее собирались подруги, ее же возраста, человек пять-семь. Выпив по стопочке, да много ли им надо, посудачив, начинали петь дурными голосами известные застольные песни: «Вот кто-то с горочки спустился», «Шумел камыш» и т. д. Заканчивалось застолье всегда одинаково: чьими-то слезами и громким воем о несчастной бабьей доле. К этому Лавровы привыкли. Они уходили гулять и приходили очень поздно, когда бражничающие бабки расходились. Однажды Люба пожаловалась, что ей приходится запираться в комнате от пьяных стройбатовцев, которым баба Аня продает самогон.
– А на что я буду жить, милок? – оправдываясь, замахала руками старушка. Пришлось прибавить плату за квартиру. Скорее всего, баба Аня не отказалась от своего занятия, но солдатни в квартире больше не было. Володька и Люба уже привыкли к этой квартире. Люба решила даже устроиться на работу. Но опять пришлось искать крышу над головой. Как-то в воскресенье, воротившись с прогулки, они увидели открытые настежь двери своего жилища. Столпившиеся у входа соседи объяснили, что ждут приезда следователя, а бабу Аню, с проломленной головой увезли в госпиталь. В их отсутствие, в гости к старушке пришла ее дочь. Как было заведено – выпили. Потом дочь стала требовать деньги у матери. Получив отказ, дочурка ударила пустой бутылкой свою мамочку. Увидев, что та не подает признаков жизни, испугалась и бросилась бежать из квартиры. Бесчувственное тело обнаружила соседка, которую насторожила открытая настежь дверь. Приехавший следователь поинтересовался, кем они приходятся бабе Ане. Спросил, знают ли они что о происшедшем, и посоветовал сейчас же выехать с квартиры, так как ее будут опечатывать.
