Джон Пристли - Затерянный остров
— Больше всего на свете! — ответил коммандер слегка севшим голосом. — Это ведь… Эх, нет, вам не понять. Вас еще не списали в утиль.
— Тогда едем, — объявил Уильям.
Глава третья
Компаньоны
1
— Вот и вы, — заметил коммандер. — Получили мою записку?
— Да, — подтвердил Уильям.
— И впрямь. Глупый вопрос, — улыбнулся он. — Иначе как бы вы здесь очутились.
— Действительно. — Уильям улыбнулся в ответ.
— Мой друг будет с минуты на минуту. Ему пришлось отлучиться.
Коммандер имел в виду того самого приезжего, с которым собирался поговорить накануне. Этот знакомый, Уильяму пока неизвестный, пригласил их обоих на ужин к себе, в отель «Лагмут», внушительное здание рядом с вокзалом, белизной и завитушками напоминавшее свадебный торт. Уильям и коммандер стояли в вестибюле, заполненном пальмами в кадках, пухлыми креслами, обитыми чеканной медью столами и другими непременными атрибутами отеля с американским баром, бальным залом и собственным оркестром.
— Надеюсь, вы не возражаете против нашей общей встречи здесь? — после некоторого колебания спросил коммандер. — Я виделся со своим знакомым вчера, упомянул о нашем деле, но, разумеется, всего не рассказывал. Он очень заинтересовался и пригласил нас отужинать с ним. Человек он довольно своеобразный — я, кажется, уже говорил, хотя…
— Да, говорили. Но вам он нравится, я помню, так что все в порядке. Вы уверены, что ему можно открыться?
Коммандер задумался.
— Увидите сами. Он действительно заинтересовался, и я знаю его как человека честного. Кроме того, он бизнесмен и располагает средствами, которые готов вложить в перспективное дело. Это он мне сам вчера подтвердил. Если он примет участие, для меня все решительным образом изменится. Но об этом поговорим позже, сейчас уже поздно объяснять, вон он идет.
Уильям увидел дородного человека лет пятидесяти. Несмотря на массивность, двигался он пружинистым шагом. В глазах за легкими очками без оправы засветилась радость узнавания, и ею же озарилось все гладко выбритое лицо, круглое и плоское, словно тарелка. Бизнесмен, представленный как мистер Рамсботтом, энергично пожал Уильяму руку.
— Весьма рад знакомству! — Он отступил на шаг и посмотрел на Уильяма с величайшим интересом, словно любуясь. — Вы молодец, что пришли. В самом деле, молодец. Не пугайтесь, мистер Дерсли, я из Ланкашира, простой ланкаширский парень, говорю что думаю, выворачиваю все, словно ящики комода, начистоту. Ведь так, коммандер? Ну что же, все в сборе. — Широченная улыбка исчезла, и бизнесмен, посерьезнев, посмотрел по очереди на своих собеседников. — Мистер Дерсли, коммандер, предлагаю пропустить по стаканчику, прежде чем приступать к разговору. Что будете? Коктейль? Глоток хереса?
— Я, наверное, ничего, спасибо, — отказался Уильям.
— Ну нет, что-нибудь непременно нужно, — укорил его мистер Рамсботтом. — И вам тоже, коммандер. Альберт! — подозвал он официанта.
— Вы и его знаете? — спросил коммандер.
— Кого? Да, знаю. Его Альберт зовут. Он здесь всего неделю. Раньше служил в «Метро» в Блэкпуле. Там я с ним часто говаривал. У него девчушка играет на концертино, пять конкурсов уже выиграла, на сцене будет выступать. Вчера только рассказывал. Сейчас вспомню, как же ее зовут… — Мистер Рамсботтом напряг память, однако, перехватив улыбку коммандера, хмыкнул добродушно и повернулся к Уильяму. — Смеется надо мной, потому что я все про всех знаю. Но ведь, право слово, живешь где-то, будь добр узнать и людей вокруг — велика разница, официант это или кто, если с человеком интересно побеседовать. Если бы не здешний персонал, мне который день не с кем было бы словом перемолвиться.
— Вы давно здесь? — полюбопытствовал Уильям.
— Почти два месяца, — насупился мистер Рамс-боттом. — Здоровье поправляю. Врачи велели. Два терапевта и еще специалист. — Тут прибыл официант с напитками, и бизнесмен сразу же выпрямился и оживился. — Разбирайте, джентльмены. Это вам, мистер Дерсли. Это вам, коммандер. Очень рекомендую, отличная вещь, — причмокивая и энергично кивая, сообщил он. — Так о чем это я?
— О здоровье, — напомнил Уильям.
— Да, точно. — Мистер Рамсботтом тут же ссутулился и поник, сияние за стеклами очков померкло, щеки ввалились. Перед ними сидел совершенно больной человек. — Так вот, два терапевта и специалист. Я не ел, не спал. А еще головокружения — о-о-о, ужасные головокружения! И спина — вот тут, нет пониже, вот там — ох, не дай Боже никому. Я просто не знал, куда себя деть и куда податься. Кого ни встречу, все твердят в один голос: «Да, Джонни Рамсботтом, ты здорово сдал». А я им: «И не говорите, разваливаюсь на глазах». Не ел, не спал, дела забросил. В голове будто циркулярная пила жужжит без передышки, да еще и с мочевым пузырем нелады — каждые десять минут в уборную бегал. Вот я и думаю: «Охохонюшки, если так дальше пойдет, лучше сразу в гроб ложиться». В общем, обратился я к доктору, он сразу все понял: «Это почки. Беда у вас с почками». Охотно верю — нутро у меня всегда было слабое. Так, постойте. Обед накрыли. Можно пойти заморить червячка.
До самого ресторана мистер Рамсботтом, не понижая голоса, продолжал свою скорбную повесть.
— Прихожу я тогда к другому доктору, и что выясняется? «Сердце у вас неважное, мистер Рамсботтом». Я и на этот раз не удивился, всегда подозревал, что с сердцем у меня худо, барахлит оно. Однако на всякий случай сходил еще к специалисту, лучшему в Манчестере, и он вроде разобрался: послал меня сперва в Харрогейт, а потом, когда я вернулся, выписал лекарство, посадил на диету и велел, если получится, забросить дела на годик-другой и уехать из Манчестера на свежий воздух. Наведался напоследок к своему врачу, он меня сюда и направил. Я послушался.
— Теперь-то вам лучше? — с вежливым интересом спросил Уильям.
Мистер Рамсботтом призадумался, застыв в дверях обеденного зала.
— Лучше ли? Это вопрос. В каком-то смысле определенно лучше. Жужжание и головокружение прошли, худо-бедно ем и сплю, но здоровья мало, ох мало, как ни крути. Здоровье уж не то, и прежним не будет. Нутро слабое, глаз да глаз нужен. И спину до сих пор простреливает. Такая, знаете, мистер Дерсли, резкая боль, словно раскаленную спицу воткнули. Одну минуту, прошу прощения.
Он повернулся поприветствовать трех меланхоличных девушек в черном, составляющих, судя по всему, собственный оркестр отеля, и они едва заметно улыбнулись ему из-за инструментов. Пианистка ставила ноты, а скрипачка и виолончелистка настраивались. К виолончелистке, самой печальной из этого меланхоличного трио, мистер Рамсботтом и обратился.
