Уильям Джейкобс - Спасайся кто может (сборник)
— Мы воздвигнем гранитный памятник в память о нем! — сказала мистрис Прендергаст.
— А не лучше ли нам вернуться к пароходу и захватить капитана с собой? — сказал какой-то господин с другой лодки. — Мне думается, что это и обойдется дешевле, да, пожалуй, бедняга и сам предпочел бы это.
— Стыдитесь, — отвечали ему многие, и мне кажется, что они в самом деле взвинтили себя до такой степени, что были бы разочарованы, если бы капитан спасся.
— А вы знаете, куда мы плывем, мистер Бунс? — закричал майор.
— Да, — говорит помощник.
— А далеко ли ближайшая земля? — спрашивает опять майор.
— Миль около тысячи, — отвечает помощник.
Тогда майор начал высчитывать и рассчитывать, что нам понадобится дней десять на то, чтобы достигнуть берега, и что нашего запаса воды в бочонках нам хватит всего дня на три. Он сообщил об этом помощнику, а молодой лейтенант, сидевший в той же шлюпке с огромной сигарой во рту, сказал, что, очевидно, в этом году спрос на гранитные памятники увеличится. Затем он добавил, что, к счастью, он отрекся от всех своих детей за то, что они поженились и вышли замуж против его воли, и поэтому после него не останется сирот, которые бы получили наследство и оплакивали бы его.
Некоторые из женщин улыбнулись на шутку, а старая мистрис Прендергаст так расхохоталась, что раскачала шлюпку. Вообще мы как-то вдруг сделались очень веселы, и один из людей сказал, что на вычисление майора никак нельзя полагаться, так как он считал только по две пинты в галлоне.
Тут нам стало еще веселее, и мы начинали уже смотреть на всю историю, как на увеселительную прогулку, как вдруг, ко всеобщему изумлению, шлюпка помощника повернула обратно к пароходу.
Вот вышла потеха, могу вам сказать! Все кричали, смеялись, говорили разом, а мистрис Прендергаст уверяла, что никогда еще и никто не слыхивал, чтобы капитан, оставшийся один на судне, чтобы погибнуть, потом затушил пожар после того, как вся команда бросила его и бежала. Такого случая еще не было, да и не будет никогда! Она уверена, что капитан обожжен и что его придется сейчас же уложить в постель и обложить тряпками, пропитанными маслом.
Не прошло и часу, как мы были уже опять на пароходе. Дамы так и накинулись на капитана. Том Гал клялся, что мистрис Прендергаст пыталась поцеловать его, и вообще они носились с ним до смешного, до глупости. Как только шлюпки были подняты опять на палубу, я услышал звонок электрического колокола в машинном отделении, развели пары, машина заработала, и мы снова двинулись.
— Говорите, — закричал кто-то из пассажиров. — Говорите!
— Браво, браво! — кричали другие.
Тогда капитан выступил вперед и обратился к ним с маленькой приятной речью. Сначала он поблагодарил за доверие к нему и за тот примерный порядок, в котором они покидали судно. Он сказал, что это делает честь всем участвовавшим, команде и пассажирам, и что, без сомнения, они несколько удивятся, когда узнают, что никакого пожара вовсе и не было и что все это была фальшивая тревога, маленькое испытание, произведенное с целью убедиться, что шлюпочное ученье хорошо воспринято всеми.
И, действительно, капитан прав, когда сказал, что пассажиры удивятся! И что за шум они тут подняли и чего только они не говорили про этого человека, которому они только-что собирались поставить гранитный памятник; просто изумительно! Понадобилось бы, право, целое кладбище памятников, чтобы написать на них все то, что они про него говорили, да и то пришлось бы гравировать самыми мельчайшими буквами!
— Я предлагаю вам всем собраться в кают-кампании и вынести протест по поводу возмутительного поведения капитана! — негодовал майор. — Предлагаю избрать мистера Макферсона председателем нашего собрания!
— Я поддерживаю ваше предложение! — говорил другой столь же яростно.
— А я предлагаю майора в председатели, — говорит кто-то еще каким-то особенно беспечным, небрежным тоном, — потому что шлюпка мистера Макферсона еще не вернулась.
Сначала все подумали, что он шутит, но когда оказалось, что он действительно говорит правду, всеобщее возбуждение достигло ужасных размеров. К счастью, как заметила мистрис Прендергаст, в пропавшей шлюпке не было дам, а только несколько мужчин-пассажиров. Мы шли полным ходом, по тринадцати узлов в час, но тут сразу остановились, и никогда еще мне не приходилось видеть на пароходе такого славного фейерверка, как тот, который мы сожгли в эту ночь. Сигнальные ракеты и голубые бураки взвивались ежеминутно, пушки палили, не переставая, пока мы медленно бороздили море то в том, то в другом направлении, а пассажиры сидели на палубе и рассуждали, что ожидает капитана: будет ли он повешен или только осужден на вечное заключение?
Уже рассветало, когда мы заметили маленькую черную точку на горизонте и устремились к ней на всех парах. Полчаса спустя мы поравнялись с ней, и никогда еще мне не приходилось видеть таких несчастных, иззябших, измученных людей!
Их пришлось чуть ли не втаскивать на борт парохода, и они были так нам признательны, так благодарны, что было просто трогательно, пока им не объяснили в чем дело. Это сразу изменило настроение. После того, как мистер Макферсон выпил три чашки горячего кофе и четыре рюмки водки, он занял председательское кресло в заседании, но сейчас же заснул и захрапел. Его будили три раза, но он отнесся к этому так нелюбезно, что дамам пришлось удалиться, и заседание было отложено.
Кажется, что из этого так ничего и не вышло, потому что ведь никто действительно не пострадал, а сам капитан был до того удручен и уничтожен случившимся, что всем стало даже жаль его.
Конец плавания мы совершили благополучно, но, конечно, по прибытии на место все открылось, и помощнику пришлось-таки отводить "Пиголицу" обратно домой. Кое-кто говорил, что у капитана не все было ладно в башке. Я и не спорю, но все же твердо убежден в том, что выдумал всю эту штуку и подбил его молодой лейтенант. Как я уже говорил, он был веселый молодчик и очень любил проделывать над всеми шутки, лишь бы только самому не приходилось расплачиваться.
ХОРОШЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ЖИВОТНЫМ
— Вот это, — сказал старик, отхлебнув добрый глоток пива. — Вот это, да трубка — почти единственные радости, которые у меня еще остались!
Он поставил кружку на стол и, не обращая внимания на чудесный летний день, чиркнул спичкой, прикрыл ее обеими ладонями от ветра и стал закуривать. Убедившись, что трубка хорошо раскурилась, он хитро поглядел своими выцветшими от старости глазами и бросил спичку.
