Юрий Клименченко - Дуга большого круга
Простуженным голосом он спросил механика:
— Ну чего вызывал, дед?
— Капитан новый пришел. Вот, познакомьтесь.
— Очень приятно. Дубов — машинист.
— Засекин. Матрос первого класса, — сунул Роману грязную руку второй. — Теперь все в порядке. Капитан есть, значит в рейс пойдем, — и, отвернувшись, громко проговорил: — Прислали бы лучше еще одного машиниста. Дураки.
Роман нахмурился.
— Недоволен? Ты когда-нибудь живое судно видел без капитана?
— Так наше-то ведь мертвое.
— Не считают мертвым, если прислали капитана.
— Много себе позволяешь, Засекин. Прислали, — значит, надо, — строго сказал стармех.
— Надо! А уродоваться в машине не надо? И так сил нет. Еле ходим. Хлеба бы прибавили…
— Где боцман? Позовите-ка его, — распорядился стармех.
Дубов кивнул и скрылся за машиной. Через минуту появился человек с усталым, бледным лицом, тоже в ватнике и валенках. Глаза у него были неспокойные, встревоженные, он часто моргал. Узнав, что Роман прислан капитаном, обрадовался:
— Теперь как на настоящем судне. И капитан есть. Как вы думаете, товарищ капитан, не расщелкает нас немец у причала, пока мы тут ремонтом занимаемся? Ведь каждый день обстрелы. Жуть! — Он зябко поежился.
Роман пожал плечами.
— Кто его знает. Не должен бы. Сторона неопасная.
— Я тоже так думаю, — согласился боцман. — Не должны бы.
— Вот чудак, у всех одно и то же спрашивает. Боится он обстрелов, товарищ капитан, — вмешался Засекин. — А еще «драконом» называется.
— Да брось ты, — устало и беззлобно сказал боцман. — Не слушайте этого трепача. Кому охота без пользы погибать? Пошли лучше.
— Ну вот, — сказал механик, когда матрос и боцман ушли, — есть еще двое. Один на вахте, камелек топит, другой спит после ночной. Якименко и Калиновский. Вот и вся «армия». Мало, а работы вагон.
Роман ничего не ответил. Обстановка на судне была ясной. Механик понял молчание капитана по-своему.
— Мало людей, но они труженики, — с уважением сказал стармех. — Ворчат, но ведь в каких условиях работают, сами понимаете. Я с этим Засекиным до войны плавал. Такой шалтай-болтай был, а теперь дисциплинированный, хотя вечно всем недоволен. Так я с вашего разрешения включу вас в график? Потом его вам принесу, если не понравится — изменим.
— Включайте. Вижу, не легко вам приходится.
— Не легко, иначе оставили бы вас в покое. Капитан все же. Итак, до вечера. Каюта ваша открыта. Там, по-моему, и теплая роба есть. От Карла Федоровича осталась.
Роман прошел в капитанскую каюту. Видимо, в ней давно никто не жил. На диване лежало заиндевевшее шерстяное одеяло. В шкафу висел полушубок, ватник, ватные брюки, стояли валенки.
В каюту заглянул молодой человек. В руках он держал ведро с обледеневшими грязными щепками. Увидя Романа, он улыбнулся:
— Новый капитан? Здравствуйте. Второй механик. Якименко. На вахте. Вот топлю, — он кивнул на ведро. — Труба с топливом. Вы одевайтесь теплее, а то замерзнете. Вам будет впору. Карл Федорович… Хороший был старик. Не повезло. В последний рейс осколком…
— Вы давно на судне? Много работы? — спросил Роман.
— Года два. И видите, все ничего. «Айвар» знаете какой пароход? Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… А работы? Работа есть. Нам его к весне пустить надо. Он очень нужный, не то что громадина какая-нибудь. Пустим, не сомневайтесь. Парораспределение проверим, скалки заменим… — Якименко стал с увлечением рассказывать, что предполагает сделать в машине.
«Славный парень, — подумал Роман. — Если все здесь такие — пароход будет готов. Выдержали бы».
Якименко ушел в кают-компанию. Роман слышал, как он возится с камельком.
3Роману Николаевичу Сергееву недавно исполнилось тридцать лет. Людям, видевшим его впервые, он казался этаким рубахой-парнем. Но достаточно было встретиться с ним взглядом, и сразу же появлялась мысль: «Нет, парень этот не простой».
В пароходстве Роман слыл «трудным». Он требовал неограниченной самостоятельности в работе, а это не всем нравилось. Некоторые капитаны предпочитали иметь более послушных помощников.
Знали в пароходстве такой случай, когда Роман, плававший вторым штурманом на пароходе «Курск», посрамил ирландскую фирму.
«Курск» выгружал фанеру в Белфасте. Ирландцы заявили, что не хватает двадцати трех пачек.
— Будем делать пересчет. Я уверен, что груз в порядке, — спокойно сказал Роман.
— Что вы, Роман Николаевич, ведь надо пересчитать несколько тысяч пачек! — испугался капитан. — Если мы окажемся неправы — все валютные расходы по пересчету пойдут на наш счет. Платит ошибившийся.
— Я настаиваю. Мы правы. Если нет — пусть высчитывают с меня.
Стивидор неодобрительно покачал головой:
— Я тоже думаю, лучше записать недостачу… Со временем разберемся.
— Будем считать.
Всю ночь Роман и представители фирмы считали выгруженную и уже сложенную в склад фанеру. Пароход стоял на простое. Капитан нервничал. Команда с нетерпением ждала результата. От него зависел заработок. Недостача — все лишаются прогрессивки.
Счет сошелся — пачка в пачку! Убытки понесла фирма. Команда ликовала. Второй помощник оказался прав.
Года два назад соученика Романа Василия Шаримова капитан списал с судна. Расстроенный Шаримов зашел к Роману.
— Худо дело, Рома. Теперь выгонят из пароходства. А я ведь ни в чем не виноват. Просто личная антипатия. Я старался не допускать ни одного промаха, но капитан все-таки поймал меня на мелочи — вовремя не заполнил чистовой вахтенный журнал. Вокруг этого он и завернул… Ну пусть выговор, приказ, лишение премии… ну, я не знаю что, только не увольнение…
— Больше ничего не было?
— Ничего. Можешь спросить у наших штурманов.
Роман переоделся в форменный костюм и отправился на судно, на котором служил Шаримов. В кают-компании двое играли в шахматы.
— Мне нужен капитан, — обратился к ним Роман.
Один из игравших молча показал пальцем на дверь. Роман постучал и вошел в каюту. На диване сидел шарообразный человек в полосатых пижамных штанах и майке.
— Вы капитан? — спросил Роман.
— Если я нахожусь в этой каюте в таком виде, значит — я капитан. Чем могу служить?
— Я пришел попросить вас за Шаримова. Может быть, вы найдете возможным оставить его на судне…
— А вы, собственно, кто такой? — глаза капитана стали настороженными.
— Друг и соученик Василия Георгиевича.
— Ах вот что! Тогда сообщаю: не нахожу возможным оставить вашего приятеля. Еще есть вопросы?
— С Шаримовым мы кончали мореходку. Он отлично учился, был хорошим комсомольцем. Товарищи его любили. Жаль парня, непонятно, чем он мог заслужить увольнение.
— Я не обязан давать вам объяснения, уважаемый, но если вы настаиваете, — капитан встал и дурашливо раскланялся перед Романом, — ваш Шаримов ничтожество. Мне начхать, каким он был комсомольцем и как учился. На мостике он — нуль. Понимаете, нуль. Он считает, что я для него недостаточно грамотен. Сам он ни черта не знает. Не умеет взять высоту солнца, путает пеленги, спит на вахте…
Роман молча слушал.
— Он всегда был дисциплинированным, — наконец осторожно сказал Роман.
— Об этом позвольте судить мне. Когда вам будет дано право подбирать себе помощников, — капитан покосился на две нашивки Романа, — вы возьмете его к себе. А пока… пока я здесь хозяин, и никто не заставит меня плавать с неучем. Заявил на собрании, что судно может брать на двадцать стандартов леса больше, чем мы берем обычно. Он, видите ли, подсчитал. Вы знаете, как это называется? Ну нет! Со мной разговор короткий. Шар об шар и — в стороны, — капитан спохватился, что сказал лишнее, и продолжал другим тоном: — Конечно, каждый должен думать о том, как перевезти больше груза, но голословно заявлять, не посоветовавшись со мною, это слишком!
«Вот в чем дело, — мелькнуло у Романа. — Тебе не подходит умная Васькина голова».
— Товарищ капитан, — проговорил Роман, — возможно, Шаримов что-нибудь сделал не так… Но вы, опытный человек, вспомните время, когда вы сами были молоды… Оставьте Василия. Ведь его уволят из пароходства.
— Давно пора. От балласта надо освобождаться, — буркнул капитан.
— Ну что ж, — сказал Роман. — Тогда я пойду. Вы чувствуете себя сильным и правым, но мы будем искать справедливости. Такие «хозяева», как вы, теперь не в моде.
Капитан побагровел.
— «Мы»! Кто это «мы»? Такие же неучи, как ваш Шаримов, — задыхаясь, закричал он. — Плевать я хотел на всех вас. Я капитан.
Роман поднялся.
— Вижу, что напрасно побеспокоил вас. Думал, иду к человеку… — и, не договорив, он вышел из каюты.
Шаримова восстановили.
4Капитан пытался заснуть. Он закрыл глаза, вздохнул. Пар вырвался изо рта. В каюте было холодно, как на улице. У медных «барашков» образовались толстые ледяные наросты. На переборках поблескивал иней. Синие морозные сумерки вползали через заиндевевший иллюминатор.
