Кристина Хойновская-Лискевич - Первая вокруг света
На рассвете на всех парусах и при максимальных оборотах двигателя я направилась на штурм порта. К сожалению, яхту отнесло на 10 миль, но я твердо решила войти в этот день в Кристобаль: боялась, что восьмые сутки без сна просто не выдержу.
В 11 часов я нацелилась на концы огромных волноломов у входа в бухту Лимон. Паруса решила спустить только в заливе. По оси фарватера, действительно, стояли красные буи, а между ними и западным волноломом торчали мачты затонувшего судна. И конечно же, к выходу направлялось японское грузовое судно. Я на минуту заколебалась — не отвернуть ли, но оно застопорило, как положено, в ожидании. «Мазурка» входила в порт и ей уступали дорогу, хотя такая мелюзга уместилась бы вместе с ним в проходе. Я с восторгом помахала руками людям, находившимся на мостике, и вошла в бухту Лимон. Медленно и лениво, озираясь вокруг, направилась к стоянке для самых маленьких судов.
Течение я все-таки перехитрила…
Кристобаль
Через несколько минут к «Мазурке» подошла моторка с темнокожим экипажем.
— Плыви за нами, покажем тебе, где лучше всего стать на якорь.
Меня растрогала такая забота портовых властей о прибывающих яхтах. На моторке быстро поняли, что возможностей для передвижения у меня не больше, чем у черепахи, и терпеливо дожидались, пока я дошлепаю до них. Лодка описала небольшой круг, и матрос ткнул пальцем на место, где бросить якорь. Я неспешно начала приводить яхту в порядок, но почти не успела ничего сделать, как явился очередной гость.
— Привет, можно сделать замеры яхты? — и вскочил на палубу.
Я неловко пыталась оправдать царящий на яхте беспорядок, но гость не удивился.
— Я тоже яхтсмен, у меня моторка в клубе, где ты будешь стоять. Помогу тебе убрать яхту, а потом сделаю замеры.
— У меня есть мерительное свидетельство, — сказала я, обрадовавшись, что у меня хоть что-то в порядке.
— Неважно, тогда я сделаю только контрольные замеры и выдам свидетельство нашей компании. «Мазурка» будет внесена в наши постоянные списки, и тебе в следующий раз не придется замерять яхту. Свидетельство я принесу в клуб.
Он помог убрать паруса, замерил яхту, воткнул в сумку мое свидетельство и уехал. Почти сразу же появилась следующая моторка.
— Карантинная служба. На палубе нет больных?
Я не чувствовала себя больной и, как ни странно, даже сонной. Представитель карантинной службы проверил документы яхты, дал подписать декларацию, спросил о свежих продуктах.
— Растений нет, животных — тоже, ты свободна. Теперь быстро к таможенникам, а потом в клуб. Позаботься о месте — с этим всегда трудности. Через канал проходит много яхт, а в клубе всего восемь стоянок для гостей. Иногда приходится ждать несколько дней на якорном месте.
Спешить мне не хотелось. И вообще ничего не хотелось, а меньше всего раскладывать и надувать плот. В кокпите приняла душ, подставив себя под очередной тропический ливень. Потом что-то укладывала, убирала, бродила бесцельно по яхте. Вечером решила надуть плот, чтобы с утра поехать сразу на берег. Немного погребла на нем для тренировки и посередине бухты Лимон вдруг услышала радостный вопль:
— Пани Кристина! Я еду к вам на яхту!
Вопили по-польски с портового буксира, через борт которого перегнулась маленькая блондинка. Так я попала под заботливые крылышки семьи Станешевских. Плот был отбуксирован к «Мазурке», на яхту влезла Эльжбета. Она знала о моем предполагаемом прибытии из американских газет. Ее муж Роберт, капитан портового буксира, увидел утром, что «Мазурка» входит в порт, и послал моторку, которая и отвела меня на стоянку.
Эльжбета хотела немедленно забрать меня к себе домой. Но я была слишком вымотана, чтобы сразу начинать светскую жизнь. Договорились, что утром Роберт привезет мне свежий завтрак, а потом доставит на берег. Мы встретимся с Эльжбетой в таможне и вместе поедем в клуб.
Рано утром пришел большой буксир и здоровенный парень с сияющей физиономией вручил мне пакет со снедью и сказал, что вернется за мной через час. Таможню я нашла без труда.
Там записали «Мазурку» и обещали прислать таможенника прямо в клуб.
На улице меня подхватил огромный верзила:
— Я знаю, кто ты, отвезу тебя в клуб.
Я сказала, что жду встречи с Эльжбетой.
— Я сейчас позвоню пани Станешевской. Капитан Роберт тоже член клуба. Встретимся там.
Видимо, городок настолько мал, что здесь все друг друга знают.
В «Панама Канал яхт-клубе» секретарша зарегистрировала нас с «Мазуркой» и любезно сообщила, что я могу пришвартоваться сегодня же — после обеда освобождается место у причала № 3. Клуб уведомляет таможню и та дает согласие на швартовку. Предупредила, что длительная стоянка нежелательна: пять дней, в крайнем случае — десять, так как через канал проходит очень много яхт, а стоянка на якорном месте обременительна, хотя и бесплатная. Порекомендовала также сразу оформить, если мне нужно, заказ на слип — тут тоже большая очередь. Я оформила и сказала, что пришвартуюсь завтра утром. Потом вручила ей вымпел рейса для клуба, взамен получила клубный брейд-вымпел и инструкцию для прохождения через Панамский канал.
Став полноправным членом клуба, я отправилась с Эльжбетой на почту послать телеграмму в Польшу. Только после этого мы поехали к ней домой.
На следующий день я вырвала якорь и направилась в клуб. Двигатель работал нехотя — сперва не заводился, а потом не выходил на обороты, однако до причала № 3 кое-как дотянул. Стала на указанном месте, рядом с ресторанной верандой. Швартовы принял молодой блондин с пышными усами.
— Меня зовут Ян. Я тоже яхтсмен-одиночка, пришел с острова Гуам. Мне показалось, что у тебя какие-то затруднения на якорном месте, хотел уже ехать тебе на помощь.
Ян производил милое впечатление. И лицо его с льняными пышными усами показалось мне почти родным.
— Ты американец?
— Нет, норвежец, но к полякам испытываю симпатию. Вскоре я узнала причину его симпатии и почему его лицо показалось мне каким-то родным. Он был сыном норвежки и поляка, родился в концлагере. После войны много раз приезжал с матерью в Польшу, был в Гданьске и Щецине, хорошо знал Гдыню — родину отца. Искали его следы или хотя бы родственников, однако безрезультатно. В детстве знал немного польский, даже пытался говорить, но потом забыл. Любит, хотя и не понимает, слушать польскую речь, а среди поляков чувствует себя словно среди своих. Мать говорила, что он очень похож на отца.
Ян заботился обо мне очень сердечно. А меня просил только, чтобы я пригласила его на какое-нибудь польское судно, сам он стеснялся. Наверно, все еще надеялся отыскать след отца.
