Уильям Кингстон - Среди дикарей и пиратов
Копья они положили на палубу, а в луки вложили стрелы. При виде этого я спустил парус и, подняв руки, старался дать понять, что сдаюсь. Они вынули стрелы, и судно приблизилось к нашей лодке. Я показал на Дика, желая объяснить, что он болен. Дикари не обратили внимания на мои знаки; двое или трое из них вскочили в лодку, которую привязали канатом к своему судну, и втащили Дика и меня к себе на палубу. Сначала я думал, что они сейчас же убьют нас. Дик был слишком слаб, чтобы сопротивляться, а сам я ничего не мог сделать. Однако я постарался не выказывать страха, взял руку одного из дикарей, потряс ее и улыбнулся, желая показать, что хочу быть в дружеских отношениях.
Дикари переговорили между собой и, по-видимому, решили пощадить нашу жизнь; потом они переставили парус и направились к берегу, таща на буксире нашу лодку. Дику позволили сидеть на палубе, я стоял рядом, и никто не трогал нас.
— Плохо наше дело, мистер Рэйнер, — заметил Дик, — но не надо предаваться отчаянию, а оставаться бодрым. Будь я здоров и в состоянии помочь вам, я не обратил бы на это много внимания; но я чувствую себя слабым, как ребенок, и это мучит меня.
— Я надеюсь, что скоро вам станет лучше, Дик, и мы попробуем бежать, — ответил я.
— Боюсь, что раньше дикари захватят наших, — заметил он. — Меня удивляет, что они не нашли нас раньше; но почему-то мне кажется, что южная часть острова обитаема.
Я думал то же и надеялся, что Медж вовремя узнает о пребывании туземцев на острове. Я сожалел, что он разделил наш отряд; будь мы все вместе, мы смогли бы бороться с дикарями или, в худшем случае, убраться от них на лодках. Однако нечего было думать о том, что сделано, и я чувствовал, что нам нужно употребить все наши силы на улучшение нашего положения.
Я постарался придать себе довольный вид, как будто вовсе не боялся дикарей, взявших нас в плен. Я стал расхаживать по палубе, разглядывая устройство судна.
Нижняя часть его состояла из двух лодок, сделанных из полых стволов деревьев и соединенных между собой на расстоянии около трех футов друг от друга поперечными деревянными брусьями, выдававшимися сбоку на протяжении около фута. На этих брусьях лежала палуба, сделанная из маленьких, круглых, плотно прилегавших друг к другу брусьев и обнесенная низкой решеткой. На глиняном очаге горел огонь. Я заметил повешенный над ним горшок, из которого шел вкусный запах.
Вместо руля на корме этого странного судна было длинное весло, рукоятка которого возвышалась на четыре-пять футов над палубой. Впоследствии я заметил, что в тихую погоду туземцы всегда пользовались только этим веслом: на носу стоял человек, управлявший им обеими руками. Лодки двигаются очень медленно; вообще они лучше приноровлены к плаванию под парусами, чем к гребле.
Я был очень голоден и знаками показал дикарям, что мне хотелось бы поесть; показал и на Дика, желая объяснить им, что он также нуждается в пище. Один из дикарей подошел к горшку и помешал содержимое концом копья. Удостоверясь, что кушанье готово, он спустился в одну из лодок и принес палку с крючком и несколько листьев смоковницы; за исключением рулевого, все собрались вокруг горшка, из которого тот же человек вынул рыбу и коренья и разделил между своими товарищами, дав нам с Диком столько же, сколько другим. Мы поблагодарили их как могли, съев нашу долю. Дику кушанье очень понравилось; он качал головой, поглаживая живот, и приговаривал:
— Вопо, вопо — очень хорошо, господа дикари. — Рыба была действительно очень вкусная и, очевидно, безвредная. Дик сказал, что после еды он чувствует себя гораздо лучше и не так безнадежно смотрит на все случившееся.
Лодка между тем плавно скользила по воде. Признаюсь, я не хотел бы быть на ней в бурю. Приближаясь к острову, я увидел бухточку, к которой мы направлялись. Над бухтой подымались высокие утесы; в глубь страны шла долина; внизу, у берега, росли кокосовые и другие деревья. Вид был чрезвычайно живописный и привлекательный.
Я разглядел множество темнокожих дикарей, почти совсем голых. Некоторые занимались в воде рыбной ловлей; другие прохлаждались на берегу, наблюдая рыболовов. Сначала они не обратили внимания на лодку; но, когда заметили нас и привязанную за кормой четверку, не занятые ловлей бросились к пристани. Лодка между тем дошла до удобного места у камня, на который экипаж мог сойти.
Капитан, или начальник лодки, произнес собравшимся на берегу туземцам длинную речь, очевидно, описывая встречу с нами; я и Дик, которому стало гораздо лучше, — мы оба пожали оратору руку в надежде, что он говорил за нас. Это, по-видимому, понравилось ему и его землякам; нас повели на берег с большим уважением, чем мы рассчитывали вначале. Некоторые из дикарей принялись осматривать нашу лодку; другие окружили нас, рассматривая нашу одежду, с любопытством смотря на нашу светлую кожу.
Наконец нас повели в селение. Тут посмотреть на нас вышло несколько стариков и много женщин и детей, и нам снова пришлось подвергнуться пристальному осмотру.
Через несколько времени мы узнали, что капитан лодки, взявший нас в плен, был сын старого вождя селения, под покровительство, или, вернее, во владение которого нас отдали. Я спросил старика, как его зовут, назвав мое имя; я указал на Дика и назвал его имя. Старик понял меня и ответил:
— Пеоуанг.
Тогда я спросил у сына его имя. Он ответил:
— Ухего.
Дик и я снова пожали ему руку в благодарность за сообщение.
— Ну, мистер Пеоуанг, надеюсь, мы будем друзьями, — сказал Дик. — И мы были бы очень обязаны вам, если бы вы указали нам дом для житья; мы были бы рады укрыться от зноя и вздремнуть спокойно; а если бы к ужину вы велели вашим людям принести нам рыбы или чего найдете нужным, мы были бы еще более обязаны вам.
Пеоуанг не понял слов Дика, но жесты его были понятны, и дикарь указал нам на хижину вблизи его собственной. Хижина была простой постройки; она была сделана из стоявших вертикально жердей; циновки, натянутые на них, служили стенами; крыша состояла из листьев смоковницы. На полу были разбросаны грубые циновки. В хижине мы могли укрыться от толпы, что нам очень хотелось.
Вид большинства дикарей был не особенно привлекательный; но лица вождя и его сына имели добродушное выражение. Женщины носили юбки из рогожи, а мужчины — пояса, которые спускались до бедер; цвет кожи у них был скорее коричневый, чем черный; многие из них покрывали себе тело какой-то краской, смешанной с землей или углем, отчего казались темнее, чем были на самом деле. У пожилых были короткие лохматые бороды и целая шапка похожих на шерсть волос на голове. Кроме копий и луков, у них в руках были тяжелые резные дубины различной формы, очень грозные на вид. Были у них еще метательные снаряды с заостренными краями, которые они выбрасывали из особого рода пращи. Этими снарядами они убивали птиц и рыбу на расстоянии 80 ярдов. Инструменты, которые мы видели, были сделаны из камня и раковин.
