Алистер Маклин - Сан-Андреас
— Так что мы будем сейчас делать, мистер Паттерсон?
— Кушать, доктор. Правда, время ленча давным-давно прошло, но лучше от голода никому не будет. Боюсь, готовить ленч придется на вашем камбузе, и завтракать мы будем здесь.
— Уже готовится, а потом?
— Ну а затем займемся прокладкой маршрута. — Он посмотрел на боцмана. — Мы на время перенесли в машинное отделение компас со спасательной шлюпки. Кстати, там уже установлено временное рулевое управление.
— Он не будет там работать, сэр. В вашем машинном отделении столько металла, что компас будет показывать неправильно. — Он отодвинул в сторону свой стул и встал. — Пожалуй, есть я не буду. Я думаю, вы согласитесь со мной, Паттерсон: восстановление телефонной связи мостика с машинным отделением и его электрического обеспечения, чтобы мы имели возможность видеть, что мы делаем, — сейчас самое главное.
— Эти уже занимаются, боцман, — сказал Джемисон.
— Благодарю вас, сэр, но ленч может подождать. Надо подать свет на мостик, — продолжил он, обращаясь к Паттерсону. — После этого мы можем попытаться, сэр, навести порядок в некоторых каютах в надстройке, определить, какие из них более или менее пригодны для житья, попытаться восстановить их освещение и отопление. Небольшое отопление на мостике тоже не помешало бы.
— Этим займется персонал машинного отделения. После того, как мы немного перекусим. Лично вам требуется какая-то помощь?
— Фергюсона и Керрана вполне хватит.
— Осталось только одно. Паттерсон кивнул в сторону палубы. — Листовое стекло для окон на мостике.
— Действительно, сэр. А я полагал, что вы...
— Пустяки, — Паттерсон помахал рукой, как бы демонстрируя, что это на самом деле пустяки. — Вам стоит только сказать, боцман.
— Что, какие-то затруднения? — спросил доктор Сингх.
— Мне необходимо толстое стекло, которое используется в медицинских тележках и из которого изготовлены подносы. Возможно, доктор Сингх, вы могли бы...
— Нет, нет, ни в коем случае, — быстро и решительно ответил доктор Сингх. — На нас с доктором Синклером возложено ведение операций и наблюдение за прооперированными больными. Что же касается оборудования больничных палат, к нам это не имеет никакого отношения. Вы со мной согласны, доктор?
— Да, это действительно так, сэр.
Доктор Синклер тоже умел разыгрывать из себя человека, полного решимости.
Боцман окинул врачей и Паттерсона бесстрастным взглядом, который говорил гораздо больше, чем иное выражение лица, и направился в палату В, где было десять пациентов и которую обслуживали две сиделки: одна из них была яркой брюнеткой, другая — столь же яркой блондинкой. Брюнетка, сиделка Айрин, который едва исполнилось двадцать лет, родом из Северной Ирландии, была хорошенькой, темноглазой и с таким приятным и весёлым нравом, что никому даже в голову не приходило называть её по фамилии, которую, похоже, никто толком и не знал. Она подняла взгляд, когда в палату вошёл боцман, и впервые за всё время, что служила на флоте, она не улыбнулась ему приветственной улыбкой. Он осторожно похлопал её по плечу и прошёл в дальний конец палаты, где сиделка Магнуссон перевязывала руку матросу.
Джанет Магнуссон была всего лишь на несколько лет старше Айрин и выше, но не намного. Она была, вне всякого сомнения, хорошенькой, очень походила на боцмана — и своими соломенного цвета волосами, и серо-голубыми глазами, и в лице у неё что-то было от викингов, но, к счастью, в отличие от боцмана, она не была краснолицей. Как и другая сиделка, она почти всегда улыбалась, но, как и той, ей было сегодня не до улыбок. Она выпрямилась, когда подошёл боцман, и коснулась его руки.
— Это было ужасно, да, Арчи?
— Ни за что я не хотел бы пройти через это снова. Я рад, что тебя там не было, Джанет.
— Я имею в виду не это... не похороны.... Это ты зашивал их... Говорят, от связиста остались одни куски и клочки.
— Преувеличение. Кто тебе сказал об этом?
— Джонни Холбрук. Ну, ты знаешь, молодой санитар. Тот самый, который тебя боится.
— Нечего меня бояться, — рассеянно бросил боцман, оглядываясь по сторонам. — А здесь, похоже перемены.
— Нам пришлось выкинуть из палаты нескольких так называемых выздоравливающих пациентов Ты бы видел эту сцену. Можно было подумать, их отправляют на верную смерть. Или, по крайней мере, в Сибирь. А так с ними всё в порядке. Конечно они не симулянты, но чересчур привыкли к мягкой постели и испортились.
— А кто в этом виноват, как не ты с Айрин? Они просто не могли вынести разлуки с вами. А где наша львица?
Джанет бросила на него неодобрительный взгляд.
— Это ты так относишься к сестре Моррисон?
— Ну, конечно. Именно её я называю львицей. И я сунул нос в её логово.
— Ты просто её не знаешь, Арчи. Она действительно чудесный человек. Мэгги — моя подруга. Нет, на самом деле.
— Мэгги?
— Так мы обращаемся к ней, когда не на работе. Она сейчас в соседней палате.
— Мэгги! Кто бы мог подумать! А я-то считал, что она плохо к тебе относится, потому что она терпеть меня не может, и ей не нравится, когда я с тобой болтаю.
— Пустяки. Да, кстати, Арчи.
— Да?
— У львицы логова нет.
Боцман даже не соблаговолил ответить. Он прошёл в соседнюю палату.
Сестры Моррисон там не оказалось. Из восьми больных, похоже, только двое — Макгиган и Джонс — были в сознании. Боцман подошёл к их постелям — они были расположены напротив друг друга — и спросил:
— Ну, как дела, ребята?
— Прекрасно, боцман, — ответил Макгиган. — Нам совсем здесь делать нечего.
— Вы будете оставаться здесь до тех пор, пока вам не разрешат уйти.
Всего восемнадцать лет! Интересно, сколько времени пройдёт, прежде чем они забудут обезглавленного Ролингса, лежащего у штурвала? Только он подумал об этом, как в палату вошла сестра Моррисон.
— Добрый день, сестра Моррисон.
— Добрый день, мистер Маккиннон. Делаете обход, как я вижу?
Боцман почувствовал, как закипает, но сдержался, продолжая выглядеть задумчивым. Он, по всей видимости, не сознавал, что его задумчивость, при определённых обстоятельствах, вызывала у людей состояние тревоги.
— Я просто зашёл перекинуться с вами парой слов, сестра. — Он оглядел палату. — Н-да, не очень-то веселая у вас здесь компания.
— Я думаю, что сейчас не время и не место шуток, мистер Маккиннон.
Губы её не были сжаты, как это могло бы быть, слова были произнесены сквозь зубы.
Боцман несколько секунд смотрел на неё, достаточно долго, чтобы она стала проявлять признаки нетерпения. Подобно большинству людей, за исключением болтливого Джонни Холбрука, она считала боцмана весёлым, лёгким в общении человеком, на котором можно ездить верхом. Но одного взгляда на это холодное, жёсткое, суровое лицо было ей достаточно, чтобы понять, насколько сильно она ошиблась. Неприятное ощущение.
