Патрик О’Брайан - Остров Отчаяния
— Или кто-нибудь другой успеет дать ему по голове. Это вполне возможно: он завсегдатай бегов и картежник, и живет далеко не по средствам. Его жалованье не превышает шести-семи сотен фунтов в год, и, вроде бы, у него нет других источников, а ведет он себя как очень обеспеченный человек. Но после происшедшего никто не сядет с ним за карты кроме как на интерес — что делает исполнение вашего желания менее вероятным, чем хотелось бы. С другой стороны, я глубоко убежден, что Рэй — не боец. Человек, переваривающий такие слова двенадцать часов — будет их переваривать и двенадцать лет — и так в себе и похоронит. Дорогая, вам совершенно не стоит волноваться из-за этого, клянусь душой!
Увы, Софи совершенно не разделяла глубокое убеждение Стивена.
— Ну почему Джек сказал ему эти слова? — убивалась Софи. — Почему он не мог просто встать и уйти? Он обязан был подумать о своих детях!
И она снова начала повторять свои аргументы против дуэлей, со все возрастающей горячностью, так, словно Стивена (хотя он был того же мнения) требовалось убеждать, и словно убеждение Стивена как-то помогло бы делу.
В чьих-то еще устах эти тирады быстро навеяли бы скуку, ибо, за неимением свежих аргументов по теме, Софи вынуждена была снова и снова повторять аргументы, верой и правдой отслужившие в спорах последние несколько сотен лет. Однако, Стивен любил ее, ее красота и искренние переживания тронули его, и он слушал ее терпеливо, грустно кивая в такт. Но вот, после паузы для вдоха (ибо речь ее была поспешной, как чириканье ласточки под стрехой, и слова буквально налезали одно на другое) она повергла его фразой:
— Итак, милый Стивен, раз вы придерживаетесь того же мнения, вы должны отговорить его. Вы куда умнее меня, вы найдете лучшие доводы — и вы его, конечно же, убедите. Он высочайшего мнения о вашем уме.
— Увы, дорогая моя, — Стивен вздохнул, — даже если это и правда (в чем я сомневаюсь), в этом деле ум ни к селу, ни к городу. Джек — не больший бретер, чем…
Стивен хотел сказать: «чем я», — но, заботясь о правдоподобии, продолжил:
— …чем ваш здешний священник. И он вполне разумный человек. Но, поскольку мужчины в нашем и в прошлых веках пришли к соглашению исключать из своего общества тех, кто не ответил на вызов, его взгляды значения не имеют. Как видите, руки у него связаны. Обычаи — это все, а в армии и на флоте — сугубо и трегубо. Откажись он — и это будет конец его карьеры, и никогда он не сможет жить в мире с самим собой.
— Ну да, и, чтобы жить в мире с собой — он должен дать себя убить. Сколько значения, вы, мужчины, придаете этой мишуре, Стивен! — Софи нащупывала носовой платок.
— Софи, золотко, ну что за бабские речи? Не глупите. Вытрите слезы немедленно, вы все невозможно преувеличиваете. К вашему сведению, лишь небольшой процент поединков заканчивается хотя бы царапинами. Подавляющее большинство завершается объяснением, что их не так поняли, или секунданты сводят их к паре па на свежем воздухе, а уж до заряжания пистолетов не доходит почти никогда. К тому же, я почти уверен, что Джек скоро окажется вне пределов досягаемости. Ибо взойдет на борт «Леопарда» и отправится в другое полушарие, где и останется на долгое время.
— Правда, Стивен!? — Софи с надеждой смотрела ему в глаза.
— Несомненно. Он себя ведет, как и многие другие моряки, оказавшиеся на суше с карманами, полными гиней. И сейчас он нахлебался этой жизни по самые шпигаты, как говорят у нас в Королевском Флоте. Скаковые лошади, карты, строительство, и даже, Господи прости, серебряные рудники. С тем же успехом он мог начать рыть судоходный канал по десять тысяч фунтов за милю, или изобретать вечный двигатель.
— О, я так рада, что вы это сказали! — воскликнула Софи. — Мне так хотелось открыться вам, но как может женщина обсуждать своего мужа, даже с его лучшим другом? Но раз вы об этом заговорили, я ведь могу ответить? Это не будет нелояльным? Я лояльна, Стивен, до самой глубины души, но сердце мое разбивается при виде, как он пускает на ветер свое достояние, доставшееся ему с таким трудом, стоившее стольких ран, при виде, как он, открытая доверчивая душа, становится жертвой обычных шулеров, лошадиных барышников и прожектеров, что обводят его вокруг пальца, как ребенка.
Надеюсь, что это не выглядит корыстным и меркантильным, когда я говорю, что должна позаботиться о детях. У девочек есть приданное, но надолго ли, а уж Джордж… Одной вещи мама научила меня хорошо — вести счета. Когда мы были бедны, я следила за каждым фартингом и была счастлива и горда, когда мы заканчивали квартал без долгов. А сейчас так тяжело уследить за всеми этими дикими приходами-расходами, иногда совершенно непонятными — но я знаю, точно знаю, что расходы гораздо, гораздо больше приходов — и так дальше продолжаться не может!
Иногда мне просто страшно. А иногда я еще больше боюсь, — она понизила голос, — что он несчастлив на берегу, и что он влезает в одно необыкновенное дело за другим для того лишь, чтоб скрасить скуку деревенской жизни, а может, и скуку от надоевшей жены. А я так хочу, чтобы он был счастлив! Я даже пробовала учить астрономию, чтоб походить на эту мисс Гершель, о которой он вечно говорит, и которая ко мне относится, как к неразумному ребенку. Но без толку — я так и не поняла, почему Венера меняет форму.
— Это все просто фантазии, моя дорогая, депрессия и мигрени, — Стивен быстро искоса взглянул на нее, — думается, вам не мешало бы пустить унцию-другую крови. Что до остального, то вы правы: Джеку нужно в плавание, там ему проще будет привыкнуть к тому, что он — состоятельный человек, и выучиться держаться на ровном киле даже на берегу.
В голосе, что грохотал по коридорам, когда Джек вел своих подвыпивших разрумянившихся гостей через строительные леса в гостиную, не было и следа расстройства, но вот когда, несколько часов спустя, капитан, натянув на уши ночной колпак, завязывал тесемки, в нем слушались нотки раздражения и упрямства:
— Дорогая, ничто в целом свете не заставит меня принять «Леопард» на таких условиях. Так что побереги свои вздохи, пригодятся студить овсянку.
— Какую овсянку?
— Кашу. Так обычно говорят, когда хотят объяснить, что нечего брюзжать об одном и том же. Ко всему прочему, на нем хотят отправить кучу женщин, а ты прекрасно знаешь, что я всегда этого терпеть не мог. Я имею в виду, женщин на борту. От них всегда беспокойство и раздоры. Софи, ты задуешь свечу, наконец? Мошкара летит.
— Я уверена, что ты прав, дорогой, и я бы никогда не подумала перечить тебе, особенно в том, что касается службы.
Софи прекрасно знала о способности мужа засыпать мгновенно, и спать, игнорируя окружающую действительность — а потому, стараясь не испортить ковер, она уронила свечу вместе с подсвечником и гасителем. Джек прыгнул из кровати, дабы восстановить порядок, и она смогла продолжить:
