Жорж Блон - Великие тайны океанов. Атлантический океан. Тихий океан. Индийский океан (сборник)
В 1708 году Дюге-Труэн вместе с братом Люком направили часть личного флота, к которому добавились десять кораблей, посланных королем, для участия в военной кампании против бразильского флота. Предприятие потерпело крах, сундуки судовладельческой компании братьев Труэн опустели. Королевские финансы были в нелучшем состоянии. Война за испанское наследство затягивалась. Против Франции выступили восемь стран. Проект, который братья Труэн вручили морскому министру, казался дерзким и требовал внушительных инвестиций. Но в случае удачи он мог принести существенный доход. Предполагалось захватить Рио-де-Жанейро и вынудить португальцев заплатить выкуп.
– Надо найти семьдесят тысяч ливров, – сказал Люк Труэн, – чтобы заплатить нашим морякам за два месяца вперед. Нам нужны заказчики.
И заказчики нашлись. Восемь человек, в том числе король, ссудили братьев деньгами. Объединенная армада насчитывала 17 кораблей, вооруженных 735 пушками. На борту находилось 5700 человек. Армаде понадобилось три с половиной месяца, чтобы подойти к Рио-де-Жанейро, и сутки, чтобы прорваться в бухту. Командиры португальских батарей не могли и представить себе вторжение с моря таких вражеских сил и нежились на своих виллах. Пушкари не сделали ни одного выстрела по подошедшим судам.
Дюге-Труэн располагал достаточным временем, чтобы разместить свои корабли в юго-западной части бухты, где они были недосягаемы для батарей. Он высадил своих людей, поставив задачу обойти врага с тыла, а сам послал (19 сентября 1711 года) ультиматум Франсишку Каштру да Мораишу, губернатору города. Руководители отдаленных владений всегда начинали с горделивых ответов, одновременно готовясь к бегству или сдаче: «Я готов защищать город до последней капли своей крови. Да хранит Господь вашу милость». На рассвете 21 числа французский экспедиционный корпус начал наступление. Раздалось несколько разрозненных пушечных выстрелов, но, поскольку разразилась гроза, могучие раскаты грома заставили жителей поверить, что начался смертоносный обстрел. Когда французы вошли в город, тот был совершенно пуст.
Дюге-Труэн отправил новое послание сбежавшим в горы «защитникам»: «600 тысяч крузадо и 10 тысяч пиастров, иначе город будет сожжен». Крузадо называлась золотая монета весом около четырех граммов. 4 ноября выкуп был заплачен, и эскадра отплыла. На обратном пути на нее обрушилось сильнейшее торнадо, и два корабля затонули с командой и всем грузом. Это была единственная потеря экспедиции. Доход арматоров после выплаты королевской доли составил 92 процента.
За свою корсарскую карьеру Дюге-Труэн захватил 300 торговых судов и 60 боевых. Командор ордена Святого Людовика, королевский наместник, советник Ост-Индской компании, назначенный в 1729 году командующим морским флотом в Бресте, он подал прошение об отставке: «Пришло время лечить свою подагру, мигрень и лихорадку, которые доставили мне немало неприятностей». Подагра наводит на мысль, что Дюге был не так уж чужд обильным застольям. Он удалился в Ла-Флури, в окрестностях Сен-Сервана. Там он получил звание командира эскадры и, хотя считал свою отставку окончательной, возглавил морскую экспедицию, чтобы наказать берберов, которые ощущали себя чуть ли не хозяевами в Средиземном море. Новость о его приближении так напугала беев и эмиров Алжира, Туниса и Триполи, что они отказались от сопротивления и были вынуждены подписать мир на условиях Парижа.
Дюге-Труэн опять стал отставником, но через несколько недель (в 1736 году, когда ему уже исполнилось шестьдесят три года) почувствовал себя плохо. Парижские доктора, к которым он обратился за консультацией, сочли, что великий человек имеет право знать правду, тем более что в ту эпоху шестьдесят три года почитались солидным возрастом. «Ваш случай безнадежен». Они не ошиблись: вскоре знаменитый корсар скончался в Париже, получив отпущение грехов и последнее причастие. До последних мгновений он сохранял завидную невозмутимость.
Флибустьерская эпопея составляет отдельную главу великой книги приключений в водах Атлантического океана. Она началась в первой трети XVI века, когда некоторые европейские авантюристы осознали беспрецедентный факт: через океан с запада на восток течет настоящая золотая река. Ее истоком были золотоносные шахты в Перу и соседних районах, где испанские завоеватели нещадно, до смерти, эксплуатировали порабощенных индейцев. Суда доставляли золото в Панаму, на тихоокеанское побережье. Конвои на мулах везли его по перешейку на берег Атлантики, где золото грузилось в трюмы галионов. Тяжелогруженые суда собирались в Гаване, откуда в составе конвоев следовали в Испанию.
Среди авантюристов, завороженных этим потоком богатств, было немало разного рода преступников, религиозных и политических изгоев, а также вполне благополучных людей, не страдающих излишней щепетильностью, как, например, младшие отпрыски добропорядочных семей, жаждавшие приключений и вовсе не спешившие стать священниками. Все они стремились на запад. Некоторые пускались в плавание на утлых суденышках, и больше о них никто никогда не слышал. Французы облюбовали небольшой остров, покрытый пышной растительностью, который Колумб назвал Тортуга из-за его формы, напоминающей черепаху. Англичане обосновались чуть дальше, на острове больших размеров, который они нарекли Ямайкой – от индейского Хаймака. Французские авантюристы, объединенные общими целями, называли себя «береговыми братьями». Их отношения были жестко регламентированы, капитаны и матросы получали строго определенный процент добычи. Захват испанских галионов с грузом золота был чрезвычайно доходным предприятием. Высшие чиновники Франции и Англии, а также монархи быстро поняли это. Они становились арматорами – снабжали деньгами флибустьеров в обмен на свою долю доходов. Каждый знал, что королевская доля была самой большой.
Французские и английские авантюристы, специализирующиеся на охоте за испанским золотом, – они нападали не только на галионы, но и на береговые колонии и боевые корабли – стали называться флибустьерами, от староголландского слова vrijbuiter (фрийбейтер), что означает «вольный добытчик», другими словами – пират. Но они не были пиратами: губернаторы островов Тортуга и Ямайка от имени королей Франции и Англии выдавали им патент, который превращал их в корсаров, воевавших против общего врага, Испании. Флибустьеры-корсары обычно должны были прекращать свои набеги в тот период, когда страны не находились официально в состоянии войны. Но разве можно требовать от человека кипучей энергии законопослушания, как от обычного нотариуса! Их нимало не заботило, что иногда они из корсаров превращались в пиратов. «Новости доходят до нас слишком поздно, – оправдывались они, – и слишком редко».
Хотя школьные учебники почти не упоминают о них, французские и английские флибустьеры были настолько знамениты и в свое время, и в более позднюю эпоху, что затмили имена многих почитаемых ныне капитанов и генералов. Имя Монбара Губителя сохранилось в морских анналах из-за его прозвища, которое было вполне оправданно. Младший сын в добропорядочном лангедокском семействе стал своего рода фанатиком-аскетом среди флибустьеров. Его не интересовало ни спиртное, ни игра, ни женщины. Единственным смыслом жизни была, похоже, ненависть к испанцам, которая проявилась у Монбара с самого отрочества.
Его не удовлетворяло простое убийство испанцев. Он охотно пытал их. Любимая потеха: взрезать ножом живот, извлечь конец кишки, прибить его к мачте, а потом гонять несчастного вокруг, поднося к голым ягодицам горящий факел. Стоит добавить, что приписывали эти преступления Монбару испанские хронисты, тогда как другие историки утверждают, что это было в порядке вещей и у католиков, и у протестантов во время Религиозных войн. Пропагандистская информация, вернее, дезинформация, «деза», возникла не вчера.
Достоверно известно, что Монбар, захватив галион, убивал всех, кто на нем находился, и отправлял судно на дно. Никакой добычи. Эта последняя особенность быстро отбила у авантюристов желание наниматься на корабль Монбара, но фанатик все же сумел собрать верную команду. Это были индейцы, чьи родные погибли от рук испанцев. Однажды – история не сохранила точной даты – Монбар и все его индейцы сгинули без следа. Никто не выжил, чтобы поведать о кораблекрушении.
Жан-Давид Но, по прозвищу Франсуа Олоне, то есть француз из местечка Сабль-д’Олон, тоже прославился свирепостью. На гравюрах он изображен вскрывающим грудь пленнику-испанцу, чтобы вырвать сердце и скормить его другому, оцепеневшему от ужаса (из Флибусты) пленнику.
Когда об этих «милых развлечениях» прослышал испанский губернатор Кубы, он немедленно издал приказ: любого французского флибустьера вешать без суда и следствия. И тут же Олоне захватил испанский фрегат. Раненых врагов прикончили, а здоровых заперли в трюме. Потом их по одному выводили наверх. Как только голова пленника показывалась из люка, Олоне самолично ударом сабли сносил ее с плеч. После каждого удара Олоне якобы слизывал кровь с клинка – омерзительная дегустация. Все эти подробности поведал единственный испанец, которого Олоне оставил в живых и отослал к губернатору Кубы с предупреждением, что в следующий раз очередь дойдет и до самого губернатора. Вероятно, отчет о событиях был переписан, чтобы производить нужное впечатление. Никакой клинок не выдержит десяти, а тем более шестидесяти казней подряд.
