Фредерик Марриет - Мичман Изи
Такой подход к делу не вполне устраивал Джека, и капитан не стал задерживаться на этой теме, перейдя к освещению других вопросов, которые, как он думал, будут больше по душе Джеку. Он указал, что морская служба регулируется Военно-морским уставом, которого должны придерживаться на корабле все без исключения — от капитана до юнги; что каждый член команды получает одинаковое довольствие, равное по количеству и качеству; что в силу служебной необходимости офицеры на службе состоят в разных рангах, тем не менее каждый офицер, каково бы ни было его положение на корабле, считается джентльменом. Короче, капитан Вилсон сказал правду, только правду и ничего, кроме правды, хотя и не всю правду, дав Джеку повод думать, что он наконец нашёл идеал равенства, который напрасно искал на берегу.
Но тут Джеку вспомнилась брань, которой мистер Собридж обильно уснащал свою речь накануне, и Джек спросил капитана, по какому праву тот вёл себя таким образом. Тут капитан несколько смешался, поскольку язык первого лейтенанта находился в разительном контрасте с идеалом равенства среди офицеров, только что изложенным самим капитаном. Тем не менее он постарался объяснить, что первый лейтенант был временно старшим офицером на борту судна ввиду отсутствия капитана, как и Джек может оказаться им в любой другой момент, и как старший офицер, он представляет своей особой родину. Согласно Морскому уставу, каждый, кто находится в отлучке с корабля без ведома старшего офицера, совершает служебный проступок и подлежит наказанию. Если старший офицер не заметит такого проступка, то он сам повинен в нарушении устава и может быть подвержен дисциплинарному взысканию. Вот почему мистер Собридж, чтобы избежать упрёка в халатном несении службы, был обязан указать Джеку на его проступок, а если, делая ему выговор, он прибегнул к сильным выражениям, то это только свидетельствует о его усердии к службе на благо родице.
— Честное слово, — сказал Джек, — его усердие не вызывает никакого сомнения, ибо он разразился такой яростной бранью, как если бы вся страна стояла на краю гибели.
— Он выполнял свой долг, и, поверьте, ему также не доставляло удовольствия делать вам выговор. Я вас заверяю, что когда вы встретитесь на корабле, он будет расположен к вам по-дружески, как будто бы между вами ничего не произошло.
— Он мне заявил, что я ещё узнаю, кто такой первый лейтенант. Что он этим хотел сказать? — спросил Джек.
— Он сказал так из служебного рвения.
— Да, но он ещё сказал, что покажет мне разницу между первым лейтенантом и мичманом.
— Опять-таки из служебного рвения.
— Он утверждал, что постарается рассеять моё невежество в ближайшем будущем.
— Только из служебного рвения.
— И что он пошлёт сержанта с матросами, чтобы притащить меня на корабль силой.
— Только из служебного рвения.
— Что он проверит мою философию на деле!
— Из служебного рвения, мистер Изи. Служебное рвение часто выражается таким образом, но без него на службе не обойтись. Я сам надеюсь, что со временем вы тоже будете ревностным офицером.
Тут Джек призадумался и ничего не сказал.
— Я уверен, — продолжал капитан Вилсон, — что вы сойдётесь с мистером Собриджем и подружитесь с ним.
— Возможно, — ответил Джек, — но я не испытываю восторга от нашего первого знакомства.
— Быть может, когда-нибудь и вы будете поставлены в необходимость обнаруживать упущения по службе у других — мы все в равной мере обязаны выполнять свой долг перед страной. Но, мистер Изи, я послал за вами, чтобы сообщить, что мы завтра отплываем. И так как я сегодня в полдень отправляю на судно свои вещи катером, я советую вам отправить ваши вещи вместе с моими. Сам я отбываю на борт в восемь часов, и мы можем отправиться вместе в одной лодке.
Джек не возражал и, вернувшись в гостиницу, расплатился с хозяином, отослал свой сундук с матросом, пришедшим за ним, и стал ожидать вызова капитана для отправки на судно. В девять часов вечера Джек наконец оказался на борту корвета Его Величества «Гарпия».
Было уже темно, когда Джек поднялся на палубу корабля, и он не знал, как распорядиться собой. Капитана на палубе встретили офицеры, которые, сняв шляпы, приветствовали его. Капитан ответил на приветствие, Джек из вежливости последовал его примеру. Капитан тут же вступил в разговор с первым лейтенантом, и на какое-то время Джек был предоставлен самому себе. Было слишком темно, чтобы различить лица, а для Джека, никогда не ступавшего по палубе корабля, было трудно и передвигаться. Поэтому Джек стоял неподвижно на одном месте, неподалёку от главных кнехтов. Но ему не пришлось долго оставаться там. Как только шлюпку подвесили на кормовой шлюпбалке и боцман громко прокричал: «Крепите её надёжнее, ребята!» — раздался пронзительный свисток и команда:
— Готовсь к отплытию, отдать швартовы!
Тотчас же послышался топот ног бегущих по палубе матросов со швартовыми концами в руках. В темноте Джека сбили с ног, и куча матросов повалилась на него. Матросы, не зная, что под ними находится офицер, веселились вовсю и устроили кучу-малу, танцуя на тех, кто оказался внизу, пока они сами не откатывались в сторону. Джек, застигнутый врасплох, пострадал больше всех. Он смог подняться на ноги только после того, как половина матросов из вахты правого борта потопталась по его телу, вышибив из него дух, и прозвучал свисток, объявивший отбой. Джек с трудом поднялся, держась за лафет корабельной пушки, когда офицеры, смеявшиеся шутке вместе с матросами, заметили, в каком положении оказался Джек. Среди них был мистер Собридж.
— Что с вами, мистер Изи, вас ушибли? — спросил он участливо.
— Немного, — ответил Джек, еле переводя дыхание.
— С вами неловко обошлись при встрече, — сказал первый лейтенант, — но на корабле бывают моменты, когда зевать не приходится и нужно поступать по правилу — «каждый за себя, один Бог за всех». Доктор, — обратился он к одному из стоящих рядом офицеров, — отведите мистера Изи в кают-компанию и окажите помощь. Я спущусь вниз, как только смогу. Где мистер Джоллиф?
— Здесь, сэр, — ответил помощник штурмана Джоллиф, выступая вперёд из-за гиков.
— Вместе с капитаном на борт прибыл молодой офицер. Прикажите кому-нибудь из старшин подвесить гамак.
Тем временем Джек спустился в кают-компанию, где ему дали стакан вина, восстановившего немного его силы. Он не задержался здесь долго и не тратил время на разговоры, а как только его гамак был подвешен, с радостью лёг спать — так сильно он был помят и ушиблен. Поэтому его никто не беспокоил до половины десятого следующего утра. Он оделся, вышел на палубу и узнал, что корабль только что миновал скалы Нидлс. Затем он почувствовал головокружение и совсем расклеился от приступа морской болезни, так что его отвели в лазарет и уложили в гамак, где он провалялся три дня, пока дул штормовой ветер. Каждый раз, когда корабль кренился и дыбился на волне, он стукался головой о балку, испытывая смущение, замешательство и недоумение.
