Юрий Клименченко - Штурман дальнего плавания
— Молодцы, право, молодцы! Я же всегда говорил, что стремление к морю и флоту у наших мальчиков огромно. Какое же должно быть это стремление, если эти два «мореплавателя» буквально на корыте — два шпангоута, три доски и киль — делают поход черт знает откуда! И готовы были бы идти в Петергоф, да, видишь ли, остойчивости не хватает! — возбужденно говорил Николай Юльевич.
Мы стояли и ничего не понимали. А Николай Юльевич закурил и продолжал более спокойно:
— Это называется тяга к морю. Это будущие моряки. И не на таких корытах им нужно учиться, а вот, вот что нужно развивать. — Он показал рукой на стоявшие у мостков яхты. — В советское время возможно построить много судов, привлечь на яхты наших мальчиков. Да что ты молчишь, как дерево? — вдруг сердито закричал он на неподвижно стоявшего Серафима Владимировича.
— Я слушаю, Николай Юльевич, и вполне с вами согласен, — почтительно ответил тот.
В этот момент на мостках появился вахтенный яхт-клуба с повязкой на рукаве и в белой фуражке-капитанке:
— Ну-ка, товарищи, отваливайте отсюда. Здесь швартоваться посторонним запрещается.
— Нет, нет, подождите. Пусть постоят. Это не посторонние. Это мореплаватели. Кроме того, я не кончил с ними еще разговаривать, — сказал Николай Юльевич.
Вахтенный козырнул и поднялся на берег.
— Наверное, моряками хотите быть? — продолжал Николай Юльевич. — А поменяли бы вашу «Волну» вот, например, на такое судно? — Он указал на одну из яхт.
Это было лакированное изящное судно с высокой мачтой и белой рубкой.
— Как это — поменять? — удивленно спросил Ромка.
— Ну так. Являться сюда в клуб и выходить на этой яхте в море.
Ромка опустил глаза и ничего не ответил. Зато я радостно выкрикнул:
— Еще бы! Конечно, хочу. Хоть сейчас. И сюда можно будет приходить каждый день? И выходить в море?
— Приходить можно каждый день. А в море — когда командир прикажет. У нас дисциплина. Самостоятельно, конечно, пока выходить нельзя будет. Так хотите?
— Хотим! — за двоих ответил я.
Николай Юльевич достал из кармана записную книжку и карандаш, вырвал из книжки листок бумаги и что-то написал на нем размашистым непонятным почерком.
— Вот, — протянул он мне свернутый вчетверо листок, — завтра у Елагина моста встанет яхта под названием «Орион». Самая большая яхта в Ленинграде. Подойдите к ней, покричите шлюпку. Она вас доставит на борт. Записку эту передадите Бакурину Льву Васильевичу.
Он уже будет знать, что с вами делать. А пока до свиданья. Пойдем-ка к дому, Серафим Владимирович. — И они стали подниматься на берег.
Все было как в сказке. Вот она начинается, настоящая морская жизнь! Мне ее обещал уже не какой-то матрос с «Трансбалта», а… А кто же, действительно, этот человек? Надо спросить на всякий случай, чтобы снова не попасть впросак.
— Ромка, погоди минуточку.
Я добежал до вахтенной будки и вежливо спросил у вахтенного:
— Скажите, пожалуйста, кто этот в очках, с которым мы сейчас говорили?
— Это? Николай Юльевич Любавин. Мастер спорта.
Вот оно что! Ну, такой человек обмануть не должен. Я сбежал вниз к Ромке:
— Знаешь, Ромка, кто этот в очках? Мастер спорта!
— Ну и пусть!
— Что «ну и пусть»? — не понял я.
— Пусть он себе мастер спорта. Чего ты так обрадовался?
— А ты что? Не рад разве его предложению? Завтра ведь на яхту пойдем? — в свою очередь спросил я.
Ромка молчал.
— Мне его предложение не нравится, — наконец сказал он.
— Почему же?
— А «Волна»?
— Что «Волна»? «Волну» вытащим во двор или продадим.
— Нет, Гошка. — Ромка сердито посмотрел на меня. — «Волну» продавать я не буду. Конечно, ты пайщик, я тебе твой пай верну. Продам что-нибудь и верну. Тут я сам себе хозяин. Когда захочу, тогда и поеду. Хочу под парусом, хочу на веслах. В любое время. Рыбу можно ловить. А здесь на яхте что? Слышал, он сказал: «дисциплина», «самостоятельно нельзя», «командир прикажет»! — Ромка сплюнул за борт.
— Так ты, значит, завтра не пойдешь на «Орион»?
— Не пойду. И тебе не советую. Плавали бы на своей «Волне». Сами хозяева.
Я был огорчен. Как же так? Думали вместе плавать, о море мечтали, и вдруг Ромка не хочет. Другого такого случая не будет.
— Знаешь, Ромка, ты не моряк! Ведь сколько раз говорили, что в море хотим, думали быть моряками, а теперь отказываешься. Здесь мы и подучиться сможем настоящему морскому делу, а ты не хочешь.
— Ну, уж ты известный моряк! Не пойду я на яхту. Не уговаривай. А насчет пая не беспокойся — верну.
— Я и не боюсь. Ты не торопись с этим. Плавай на «Волне», если уж так решил, а у меня теперь времени не будет. Только зря ты это…
— Ну не уговаривай, не уговаривай, — грубо оборвал меня Ромка. — Давай поехали.
Я не ответил. Мне было обидно и грустно. К заливу идти уже не хотелось. Решили возвращаться домой. Ветра не было, и пришлось идти на веслах. Против течения грести было тяжело, и, хотя мы часто менялись на веслах, «Волна» продвигалась вперед медленно. Плыли молча.
Было уже поздно, когда, усталые и измученные, мы причалили к спуску. Здесь разобрали наши вещи и стояли, не зная, что сказать друг другу. Ромка взял ключ от лодки и весла. Обычно они хранились у меня. Я решил сделать последнюю попытку.
— Может, все-таки пойдешь, Рома? — спросил я.
— Нет, — сухо ответил он и пошел к дому.
А у меня завтра начиналась новая жизнь. Какая-то она будет?
Глава третья
Все важное и большое, что случалось в моей жизни, не могло пройти мимо матери. Я подробно рассказал ей о моей встрече с Любавиным. Мама, как обычно, выслушала мое сообщение внимательно и дружелюбно. Высокая, стройная, с большими карими глазами, которые могли быть то ласковыми, то строгими, то веселыми и насмешливыми, она олицетворяла собой спокойствие. Я мог сказать ей все, зная, что за этим не последует ни раздражения, ни брани, ни слез. Так получилось и теперь.
Мама прочла записку, полученную мною от Николая Юльевича, в которой было написано: «Лев Васильевич! Примите двух мальчиков в команду. Пусть учатся. Любавин», — и сказала:
— Ну что же, Игорь, я думаю, что это будет лучше, чем плавание на вашей «Волне», к которой я, кстати сказать, не питаю никакого доверия. На яхте вы, вероятно, будете плавать под руководством опытных моряков. Единственное, чего я требую, чтобы ты предупреждал меня, на сколько времени уходишь из дому. Иначе я буду всегда волноваться.
Я обещал сделать все, как она просит.
На «Орион» я отправился на следующий день. Волнуясь, подошел к Крестовскому острову. А вдруг что-нибудь помешает и меня снова не возьмут? Может быть, места уже заняты или этот Лев Васильевич просто не захочет взять. Не понравлюсь ему — и все.
