Т. Креве оф Барнстейпл - Федька-Зуек — Пират Ее Величества
Старик ушел на гватемальский берег в слезах. И с увесистым кошельком, врученным насильно. К счастью, инквизиция оставила португальцу эти деньги — его единственный доход более чем за год плавания с англичанами. Сочли, что по возрасту он вряд ли грабил лично…
Тревога в испанских владениях разрасталась. Она охватила и побережья Вест-Индии, где настолько привыкли к пиратским нападениям, что чувствовали даже некоторое недоумение: как же так? Англичане напали на какую-то вшивую Гватемалу, где на одного испанца десять креолов, на одного креола десять метисов и на каждого метиса по десять индейцев — а их не трогают? Это нечестно! Неправильно! Этого просто быть не может! И генерал Христофер де Эразо вызвался собрать отряд ветеранов-солдат в Номбре-де-Дьосе — и пройти с ними в Панаму по перешейку для поимки пирата! И повел своих воинственных старичков через дебри…
А Дрейк к этому времени отчалил из Гватулько — еще 16 апреля — и двинулся далее на север. Гватулько лежит на 14 градусе северной широты. Отойдя как можно дальше от берега, чтобы не напороться на преследователей, Дрейк шел теперь в водах, где христиан едва ли побывало более, нежели в Магеллановом проливе…
3Начиналось лето Северного полушария, и в широтах «Золотая лань» шла еще весьма низких — ну что такое сорок второй градус северной? Это широта Барселоны, черноморского Синопа, Рима. А стало вдруг, рывком — холодно, нестерпимо холодно. Даже Федор мерз! Все канаты на корабле обледенели. Шел дождь со снегом. Все ползали по палубе кое-как, ибо переход в течение менее чем полусуток от тропической жары к арктическим морозам был уж чересчур резок. Сжавшись под теплой одеждой, моряки задумчиво обсуждали вопрос: а стоит ли ради пищи, пусть даже и горячей, вынимать руки из карманов или из-за пазухи?
За последовавшие три дня снасти покрылись такой корой льда, что веревки уже не проходили в блоки. Пришлось палубной команде выходить на вахту с топорами! И все равно приходилось ставить шестерых туда, где трое нормально справлялись прежде.
Сменив курс, «Золотая лань» подошла к североамериканскому берегу. Пошли вдоль него. Берег простирался в северном направлении. Признаков приближения пролива в Атлантику не виделось. Холод не спадал. Пошли туманы — настолько густые, что «Золотой лани» пришлось отойти от берега миль на тридцать и держать на грота-марсе матроса постоянно, сменяя его ежечасно. Более часа никто не выдерживал и в меховой шубе. Людей охватила тревога. Один только адмирал сохранял обыкновенный бодрый вид и веселость. И повторял по нескольку раз в день, что еще чуть-чуть, еще несколько усилий — и они заслужат великую славу.
Из-за тумана точно определиться по месту было крайне сложно — собственно говоря, невозможно. Но Дрейк пытался. Когда октант показал высоту солнца, соответствующую 48 градусу широты, он решил, что идти вперед долее смысла не имеет. До каких мест он поднялся на деле, неизвестно. До него севернее калифорнийского мыса Мендосино, достигнутого португальцем на испанской службе Жуаном Родригешом Кабрилью в 1542 году, ни один мореплаватель не забирался. А мыс Мендосино — это сороковой градус всего-навсего.
Дрейк повернул на юг вовремя. Пройди он еще полградуса к северу — и оказался бы у входа в пролив Хуан-де-Фука, отделяющий от материка остров Ванкувер. Пролив ведет сначала на восток-юго-восток, и Дрейк вполне мог обмануться, принять его за Аниан… Команда была на пределе сил — второй раз за время этого плавания (первый — это было, разумеется, при вхождении «Золотой лани» в пределы арауканских вод, после ужасной двухмесячной почти бури).
Когда повернули к югу, держа берег по левую руку, плавание пошло гладко, и 17 июня вошли в удобную бухту на 38 градусе северной широты для очередного ремонта «Золотой лани».
4Эта бухта (та самая, что называется поныне Дрейкс-бей) расположена чуть севернее входа в огромный залив Сан-Франциско, которого из-за частых здесь в любое время года туманов мореплаватели не обнаруживали еще много десятков лет.
Поскольку вокруг бухты обитали многочисленные индейцы, адмирал приказал строить укрепленный лагерь. Можно и не добавлять, что возглавил эти хлопоты Том Муни. Верно?
Утром второго дня пребывания англичан в заливе Дрейка к «Лани» подплыла небольшая лодка, в которой находился только один краснокожий. Он был совершенно голый, если не считать за одежду браслеты с укрепленными на них пучками перьев — и на руках, и на ногах. Немножко не доплыв до борта «Золотой лани», индеец начал горячую, длинную и непонятную речь. Он размахивал руками, гримасничал и вскрикивал, рискуя опрокинуть свою зыбкую лодчонку. Потом внезапно, перестав обращать внимание на англичан, повернул лодку и уплыл назад, к берегу залива.
Англичане обменялись мнениями и решили, что индеец приплывал на разведку, а говорил чепуху. Недаром гримасы его не соответствовали принятым всюду. Ну скажите, Бога ради, что бы могла означать такая совокупность жестов: сморщил нос, схватил себя за мочку уха, улыбнулся и щелкнул зубами?
Договорить индеец им не дал — подплыл вновь и заговорил — причем было очень похоже, что речь он слово в слово повторяет ту же самую! И так он проделал в третий раз. При этом в руках он сжимал аккуратные пучки перьев, отличных от тех, что украшали браслеты. Те были похожи на Голубиные, а эти — на вороньи…
Наконец, подъехав в третий раз, он протянул англичанам привязанную на конце палки корзинку с травой «табак». Дрейк приказал тут же показать индейцу ответные подарки. Но тот отрицательно мотал головой, когда ему, один за другим, показывали все эти ножички, зеркальца, бусы, — и только шляпа, обыкновеннейшая матросская шляпа, вызвала в нем откровенный восторг. Шляпу ему бросили, хотя боцман Хиксон ворчал, что новую не выдаст, что так шляп не напасешься, ежели каждому дикарю по шляпе раздавать… С этого момента и до последнего часа пребывания англичан в этом заливе (хотя по степени защищенности от ветров это была скорее бухта) битком набитые каноэ с индейцами сопровождали шлюпку с «Золотой лани», следуя всюду за нею — но на почтительном расстоянии. Судя по их взглядам, восхищенным и удивленным, — их принимали за богов!
21 июня Дрейк счел, что туземцы не имеют воинственных намерений, — и приказал всему экипажу «Золотой лани» сойти на берег. Внутри фортеции, воздвигнутой Томом Муни, раскинули палатки. Затем в укрепление перенесли весь груз «Золотой лани» и начался очередной ремонт корабля…
Во все время ремонта группа индейцев непрестанно находилась рядом. Мужчины и женщины, старики и дети, бойцы и матери… Одни, проглазев полдня, отходили, но их тут же сменяли другие, причем в строгом порядке: на смену женщине приходила непременно женщина, на смену мужчине — мужчина. Последние, между прочим, приходили с луками и стрелами, но вид у всех был мирный и приветливый. Что радовало Дрейка — что тут не случалось дурацких инцидентов, из-за которых то и дело общение с туземцами прерывалось кровопролитиями, как в Патагонии и Араукании.
