Густав Эмар - Золотая Кастилия (сборник)
— Да! — прошептал он. — Мигель был прав!
Граф с бешенством скомкал письмо в руках. Резко выпрямившись, он сумел взять себя в руки и, дав слуге несколько луидоров, удалился поспешными шагами.
— Бедный молодой человек! — прошептал слуга, печально качая головой.
VII
Отчаяние
В нескольких шагах от гостиницы, где остановился герцог, к графу подошел Мигель.
— Скорее, скорее шлюпку, мой добрый Мигель! — вскричал он. — Речь идет о жизни и смерти!
Матрос, испуганный тем состоянием, в котором он увидел своего командира, хотел спросить, что случилось, но тот заставил его молчать, повторив приказание сейчас же достать лодку. Мигель потупил голову.
— Увы! Я предвидел это, — горестно прошептал он и бросился к гавани.
Лодку в Кадисе найти было не трудно; Мигелю оставалось только выбрать. Понимая, что граф торопится, он нанял лодку с десятью веслами. Граф подошел почти тотчас же.
— Десять луидоров вам и вашему экипажу, если вы будете в Пуэрто через двадцать минут! — вскричал он, бросаясь в лодку, которая чуть было не опрокинулась от сильного толчка. Матросы склонились над веслами, и лодка полетела по воде. Капитан, упорно устремив глаза на Санта-Марию, беспрестанно повторял задыхающимся голосом:
— Скорее, скорее!
Они стрелой пролетели мимо фрегата, который готовился сняться с якоря. Наконец они достигли Санта-Марии.
— Никто не должен идти за мной! — крикнул капитан, спрыгнув на берег.
Но Мигель не обратил никакого внимания на это приказание и бросился в погоню за графом, которого не хотел бросать в таком ужасном положении. Хорошо, что он решился на это, — когда он добежал до дома, где жила донья Клара, он увидел, что молодой человек лежит без чувств на земле, дом пуст, а донья Клара исчезла. Матрос взвалил капитана себе на плечи и добежал до шлюпки, где уложил его так осторожно, как только мог.
— Куда ехать? — спросил лодочник.
— К французскому фрегату, и как можно скорее, — отвечал Мигель.
Когда лодка подплыла к фрегату, Мигель заплатил лодочнику обещанную награду, потом с помощью матросов перенес капитана в каюту. Так как прежде всего необходимо было сохранить тайну графа и не возбудить подозрений, матрос в своем рапорте лейтенанту приписал состояние, в котором находился капитан, падению с лошади, после чего, сделав знак Тихому Ветерку следовать за ним, спустился в каюту капитана. Граф де Бармон лежал неподвижно, как мертвый. Судовой врач фрегата ухаживал за ним, но не мог пробудить его к жизни, как будто покинувшей его навсегда.
— Удалите ваших помощников, довольно будет нас с Тихим Ветерком, майор, — сказал Мигель доктору, сделав ему знак.
Врач все понял и отпустил своих помощников. Когда дверь затворилась за последним из них, матрос отвел доктора в строну и сказал ему так тихо, что его слова мог услышать один только доктор:
— Майор, командир узнал очень горестное известие, вызвавшее тяжелый кризис, которому он подвергся в эту минуту. Я сообщаю это вам, майор, потому что доктор все равно что духовник.
— Можешь быть спокоен, мой милый, — отвечал врач, — тайна командира в надежных руках.
— Я убежден в этом, майор. Пусть весь экипаж думает, будто командир упал с лошади, понимаете?… Я уже говорил об этом лейтенанту, подавая рапорт.
— Очень хорошо. Я подтвержу твои слова.
— Благодарю, майор. Теперь мне остается задать вам еще один вопрос.
— Говори.
— Вы должны получить от лейтенанта разрешение, чтобы из всего экипажа никто, кроме Тихого Ветерка и меня, не ухаживал за командиром. Видите ли, майор, мы его старые матросы, он может говорить при нас все не стесняясь; кроме того, ему будет приятно видеть нас возле себя. Вы получите разрешение от лейтенанта, майор?
— Да, мой друг, я знаю, ты человек честный и очень привязан к командиру, знаю также, что он полностью доверяет тебе; поэтому не тревожься, я все устрою. Только ты и твой товарищ будете входить сюда вместе со мной, пока граф болен.
— Крайне вам признателен, майор. Если представится случай, я отблагодарю вас. Говорю вам по чести, как баск, вы — предостойный человек.
Врач расхохотался.
— Вернемся к нашему больному, — сказал он, чтобы прекратить разговор.
Несмотря на все принятые врачом меры, обморок графа продолжался целый день.
— Потрясение слишком сильно, — заметил врач, — могло произойти кровоизлияние в мозг.
Только к вечеру, когда фрегат давно уже шел под парусами, оставив далеко позади кадисский рейд, наступил кризис, и состояние графа несколько улучшилось.
— Сейчас он придет в себя, — сказал доктор. Действительно, судорога пробежала по телу графа, он открыл глаза, но взгляд его был мутным и диким. Он вращал глазами во все стороны, как бы стараясь узнать, где находится и почему лежит в постели. Три человека, не спуская с него глаз, заботливо наблюдали за этим возвращением к жизни, не казавшимся им, впрочем, успокоительным. Особенно был встревожен врач; лоб его нахмурился, брови сдвинулись от волнения. Вдруг граф приподнялся и сказал резким и жестким голосом Мигелю, стоявшему возле него:
— Лейтенант, почему вы не собрали экипаж к сражению? Ведь испанский корабль опять убежит от нас!
Врач сделал Мигелю знак.
— Извините, командир, — отвечал матрос, потакая фантазии больного, — все готово к сражению.
— Очень хорошо, — сказал больной.
Потом вдруг мысли его переменились и он прошептал:
— Она придет, она мне обещала!.. Нет! Нет! Она не придет… Теперь она умерла для меня!.. Умерла! Умерла! — повторил он глухим голосом.
Потом вдруг громко вскрикнул:
— О! Как я страдаю, Боже мой! — И слезы полились из его глаз.
Граф закрыл лицо руками и опять упал на пастель. Оба матроса тревожно всматривались в бесстрастное лицо врача, стараясь прочесть на нем, чего они должны опасаться и на что надеяться. Внезапно врач облегченно вздохнул, провел рукой по своему лбу, влажному от пота, и, обернувшись к Мигелю, сказал:
— Слава Богу! Он плачет, он спасен!
— Слава Богу! — повторили матросы, набожно перекрестившись.
— Не думаете ли вы, что он сошел с ума, майор? — спросил Мигель дрожащим голосом.
— Нет, это не сумасшествие, а всего лишь бред; он скоро заснет, не оставляйте его. Проснувшись, он не будет помнить ничего. Если попросит пить, дайте ему лекарство, которое я приготовил и оставил на столе.
— Слушаюсь, майор.
— Теперь я пойду, а если случится что-нибудь непредвиденное, сейчас же дайте мне знать. Впрочем, я еще зайду ночью.
Врач ушел. Его слова вскоре подтвердились: мало-помалу граф де Бармон заснул тихим и спокойным сном. Оба матроса стояли неподвижно возле его постели; никакая сиделка не смогла бы ухаживать за больным с такой трогательной заботой, как эти два человека, внешне жесткие и грубые, но имевшие такое доброе сердце.
