Т. Креве оф Барнстейпл - Федька-Зуек — Пират Ее Величества
— Позволительно, дом Нуньеш. Весь мой подход заключался в «розеноблях».
— ?..
— Есть в Англии такие очаровательные монеты, с кораблем, на носу у которого изображена роза. Отец нынешней государыни их чеканил. Немного их. Кругляши оч-чень соблазнительные.
— Гм. Вам, однако, повезло, мистер Дрейк. Кругляши, уж во всяком случае, не серебряные?
— Избави Боже! Червонное золото, полновесные…
— Ну, тогда еще возможно…
— Да, дом Нуньеш. Серебром архивариусов не проймешь, я это уже со второй попытки понял. А «розенобли»… Понимаете, дело даже не в цене. Они красивые. Соблазнительные. Как… Как севильянки. Да, Тэдди?
— Севильянки лучше, — хмуро отозвался погрузившийся в сладкие воспоминания Федор.
— Дело вкуса. Я имел дело с почтенными, рогатыми сеньорами — так они неизменно предпочитали золото!
Посмеялись. Затем дом Нуньеш продолжил:
— Но я отвлекся, простите. Альмагро потому поносил Среднее Чили в своем сообщении, что сам лично не бывал южнее Кокимбо, — а это полупустыня, это на добрых два градуса севернее благодатных мест… Он послал туда подчиненного, некоего Гомеса Альварадо. Тот дошел до тридцать шестого градуса, был наголову разбит арауканами и едва вернулся в Альмагро. Вот и прикиньте: золота нет вообще, воинственные индейцы — еще и был как раз дождливый сезон…
— Пон-нят-тно. А как точнее все-таки: арауканцы или же арауканы?
— Вот этого не скажу. По-моему, и то, и другое — названия, придуманные испанцами. Сами индейцы называют себя иначе как-то… Дьявол, только что помнил — и вот… Старость, старость… Как же их? Мапуту? Мабучи? Нет, что-то похожее, но все же не совсем так. Великие воины, скажу я вам!
325 ноября «Золотая лань» бросила якорь у острова Чилоэ, на тридцать девятом градусе широты. День был чудесный: ясно, сухо, тепло, ветер ровный… Солнце уже собралось тонуть в океане, когда Дрейк собрался высадиться на берег. Его кузен Джон рисовал остров, покрытый лесом, две вершины — одну, видимую отчетливо, вторую в синей дымке — и всю зазубренную цепь гор, тянущихся вдоль западного побережья острова… Как оказалось, остров заселен индейцами, уже изведавшими всю прелесть господства белых. Они бежали на остров с материка от притеснений, жестокости и высокомерия подданных Его Католического Величества. Они встретили англичан настороженно, но когда те заверили, что являются заклятыми врагами испанцев, оттаяли.
Арауканцы были крупными людьми с темными, морщинистыми смолоду, скорбными лицами. Резкие черты лица подтверждали то, что о них говорил дом Нуньеш: «Великие воины!» Они принесли в подарок здешние фрукты: яблоки, груши и сливы. Англичане пришли в восторг: тропические фрукты, конечно же, великолепны и экзотичны, но… Но только экзотика проходит бесследно, когда посидишь на этих фруктах месяц, и два, и три… А тогда понимаешь, что они приторны, и приедаются быстро, и освежают не так хорошо, как обычнейшие яблоки. И начинаешь скучать по скромненьким фруктам твоей родины — понимаете, не по самым роскошным, ароматным, тающим во рту и брызгающим соком как надкусишь, а по кисленьким жестковатым мелким яблочкам из отцовского, а еще того лучше — соседова, садика…
Кок Питчер — вот кто тем фруктам меньше всех обрадовался! Фрукты — это баловство, а не еда. Сейчас наедятся вроде бы до отвала — а через час снова завоют, что жрать хотят. Разве фруктами эту ораву мастеров тянуть канаты насытишь? Но когда туземцы пригнали двух крупных, жирных баранов — оживился и он. Два барана в умелых руках — это два дня сытного, полезного ослабленным людям, довольно притом вкусного, питания для всех! У Питчера все в ход пойдет: поджаренные кишки, особенно ежели чесночком сдобрить, да сала не поскупиться напихать, почти за колбаску сойдут. Ливер весь слопают, а если барашек молодой, кожу тоже можно разварить да накрошить… Жестковата, ясное дело, — но воловья не в пример хуже!
Дрейк отдарился обычной мелочью, припасенной специально для таких случаев в бессчетном количестве: зеркальца, ножички перочинные, бубенчики… И сказал, что единственная его цель на этом острове — запастись пресной водой и какой-нибудь едой, какую здесь проще достать. Маис, к примеру, сгодился бы вполне. Индейцы обещали назавтра принести и маис, и другие припасы — и показать родник с лучшей на острове водой — такой, якобы, какая месяц в бурдюке не испортится!
Отлично! Наутро Дрейк с дюжиною матросов отправился за водой в шлюпке. Из оружия взяли с собою только мечи да щиты: мечи потому, что рубить в хозяйстве все, что угодно, приходится, — а меч не нож, не так-то просто его сломать. Ну, а щиты так, на всякий случай. Да и то б их специально брать не стали. Они же лежали в шлюпке — должно быть, более трех месяцев.
Шлюпка причалила, двое матросов подхватили бочонки для воды и отошли от берега, вертя головами: они собирались идти вслед за индейцами — но где же эти индейцы-то? И тут индейцы, прятавшиеся за деревьями, выскочили, скрутили матросов и увели куда-то. Их товарищи в шлюпке ничем не могли помочь несчастным: ни луков, ни мушкетов, никакого оружия дальнего боя не было! Ближний же бой сразу стал немыслим: отовсюду высыпали сотни — да-да, не десятки, а сотни, точно у них тут рядом большой город, — арауканов с луками и стрелами, и начали осыпать англичан этими стрелами! Дрейка ранило в щеку — неопасно, но мешало выкрикивать команды. К тому же кровь заливала лицо… Одиннадцать оставшихся в шлюпке англичан были ранены все — а у канонира Грета Хоувера из тела торчало более двадцати стрел!
Никто бы не спасся, не окажись в команде шлюпки кок Питчер (отправившийся для личного приема обещанной провизии). Он, как увидел, чем дело пахнет, не стал тратить время на поиски, как и чем дать отпор, — а принялся рубить мечом швартовочный канат. Ему это удалось — и кок взревел:
— Адмирал, ребята! Все сюда, живо!
Не жеманясь, адмирал и матросы попрыгали в шлюпку, и, к счастью, сильная волна подхватила ее и отнесла от берега. Индейцы пустили вдогонку целые тучи стрел. Снаружи выше ватерлинии шлюпка стала щетинистой как еж или, точнее, американский дикобраз. Стрелы торчали из бортов столь густо, что мешали грести. И, совершенно как иглы дикобраза на ходу, древки стрел неритмично раскачивались…
Когда англичане, залив всю шлюпку собственной кровью так равномерно, что Федор, глядя с борта вниз, в первое мгновение не понял, когда ж успели шлюпку покрасить в цвет орудийной палубы, дошли до «Золотой лани», боцман Хиксон приказал немедленно спускать с другого борта вельбот. Федор поспешил в него, не дожидаясь того, чтобы самому убедиться: жив ли адмирал? Много ль потерь? Что там вообще случилось?
