Станислав Гагарин - Дело о Бермудском треугольнике
Хуан Мигуэл спустился в рубку. Постукивая согнутыми пальцами по стеклу барометра, он вздыхал, покачивал головой. Давление падало.
Ветер был попутным. Сил его не хватало для приличного хода, но капитан де ла Гарсиа не включал больше двигатель. Он берег топливо, запасы которого негде было пополнить.
Когда солнце всходило, де ла Гарсиа внимательно рассматривал небо. Оно было покрыто рядами тонких прозрачных полос, напоминающих перья или белые хлопья. Полосы казались сходящимися в одной точке, и капитан понял, что за пятьсот миль от «Паломы» находится центр циклона. Поначалу ему казалось, что циклон пройдет правее их курса, отклонится к Флориде, ее они оставили уже за кормой, но вскоре перистые облака стали превращаться в разорванно-кучевые, они постепенно уплотнялись… Де ла Гарсиа, стремясь уклониться от догонявшего «Палому» циклона, взял два румба влево, потом еще подвернул градусов на двадцать, но было уже поздно. Облака сгустились в дождевые тучи… Едва на яхте успели убрать грот, как налетел первый шквал, хлынул сильный ливневый дождь, оглушительно хлопнул и напрягся потравленный кливер, и «Палома» помчалась вперед, то перескакивая по гребням взлохмаченных волн, то зарываясь в них по основание мачты.
Капитан де ла Гарсиа знал о том, что когда яхта идет в бакштаг, подгоняемая ветром с кормы, то она развивает наибольшую скорость. Но тут ее подстерегает серьезная опасность. Ведь при сильном ветре возникает волнение, направление его совпадает с направлением ветра. Волна стремится поднять корму яхты, судно станет зарываться носом, и у него возобладает стремление развернуться, стать лагом к волне, что грозит опасностью резкого крена, а то и переворота «оверкиль», или же привестись к ветру, когда паруса примутся заполаскивать, судно станет против ветра и лишится хода.
Поэтому в самом преддверии циклона Хуан Мигуэл перевел американцев в кормовое помещение, облегчив нос яхты. Оставленные им стаксель и кливер гнали яхту вперед, не давая носу зарываться в воду. Утяжеленная корма позволяла углубить, притопить перо руля и сделать его воздействие на управление яхтой более эффективным.
«Палома» убегала от циклона полным ходом. Все, кроме капитана, укрылись в кормовой каюте. Хуан Мигуэл старался направить бег яхты так, чтобы «Палома» встречала удар волны скулою, а не форштевнем. Подставляя волне борт при уваливании под ветер, капитан ослаблял удар и сохранял скорость «Паломы». Когда же обманутая волна проходила под килем, не повредив судна, Хуан Мигуэл вновь ложился на курс. И так все время, зорко следя за громоздящимися вокруг волнами, за парусами, за раскачивавшейся картушкой магнитного компаса…
Порою волны достигали такой величины, что де ла Гарсиа подумывал: не лечь ли ему в дрейф, хватит убегать от шторма. Но всякий раз, когда «Палома» взмывала, подброшенная волною, Хуан Мигуэл чувствовал, что он не потерял над нею власти, яхта слушается руля, повинуется своему капитану, а коли так, значит, надо бежать дальше, ведь циклон задел их только крылом, сейчас он все больше уходит вправо, на чистый норд, а «Палома» все дальше и дальше убегает в зюйд-вестовую четверть.
Море начало успокаиваться, когда Леденев сменил у штурвала капитана де ла Гарсиа. На «Паломе» было устройство, которое позволяло автоматически управлять яхтой. Однако в тех условиях, в какие попал экипаж «Голубки», излишняя предосторожность не мешала, и Леденев, и Хуан Мигуэл считали, что наблюдение с борта судна должно вестись круглосуточно.
Спал Хуан Мигуэл около шести часов. Он просил Юрия Алексеевича разбудить его через четыре, но Леденев решил дать капитану как следует отдохнуть.
Начинался рассвет, когда де ла Гарсиа вновь принял управление судном. Яхта ходко бежала на запад, капитан прикинул по карте пройденное за ночь расстояние и решил, что можно взять на десяток градусов севернее.
— Отдыхайте, Юрий Алексеевич, — сказал он Леденеву. — На восходе солнца определю поправку компаса, потом возьму высоту солнца для долготы, а в обед рассчитаю широту по меридиальной высоте. Тогда и смените меня снова. А пока отдыхайте, пожалуйста.
Леденев так и сделал.
Крупная зыбь поднимала и опускала «Голубку». Хуан Мигуэл включил автоматическое устройство и сидел в кокпите, ожидая, когда солнце коснется горизонта. В этот момент он засечет по компасу его азимут и рассчитает поправку компаса.
В одиночестве легче думается, и де ла Гарсиа принялся размышлять о случившемся с ним и русскими товарищами, об исчезнувшей родине, о свалившихся на их головы из сорок шестого года гринго, к которым капитан испытывал противоречивые чувства.
Сейчас «Палома», по предложению Джеймса Октавиана Рейнолдса, второго пилота погибшей «Дакоты», шла в Порт-Артур, штат Техас, где его родной дядя владел нефтеперегонными заводами. До того «Палома» уже ходила к острову Ки-Уэст и в район, где полагалось быть городу-курорту Майами. Ни военно-морской базы на Ки-Уэсте, ни каких-либо признаков цивилизации на побережье Флориды они не обнаружили.
— Мой дядя — хозяин Порт-Артура, — заявил Рейни. — И если там хоть что-то сохранилось, мы можем рассчитывать на его помощь.
Рейнолдс упорно не хотел верить, что их забросило в иное время. Он был убежден, что Соединенные Штаты и Куба подверглись нападению с помощью особого вида оружия. Ведь в том времени, откуда он появился на «Паломе», уже взорвали атомную бомбу в Хиросиме, а генерал Исии Сиро развертывал в Маньчужурии плацдарм для бактериологической войны…
— Так мы и будем бродить по свету, навещая родственников, — проворчал Эб Трумэн. — Мне думается, что надо искать дырку, чтобы вернуться в собственное время, здесь или, может быть, на Бермудах.
Второго пилота поддержал майор Нимейер.
— Давайте сходим в Порт-Артур, — сказал он. — Даже если там все так же, как везде, где мы побывали, это знание будет нам на пользу. Тогда не останется сомнений по поводу произошедшего. И по возвращении примемся исследовать район, из которого нас перебросило сюда. Словом, последняя попытка…
И пошли они в Порт-Артур.
«Что мы найдем там? — думал Хуан Мигуэл. — Опять сплошные заросли тропического леса на побережье, диковинных чудовищ и абсолютное безлюдье… Сто пятьдесят миллионов лет, сказала Нина. Пожалуй, это многовато для одной человеческой жизни. Какая же чертовщина скрывается на этом восьмидесятом меридиане? Может быть, этот большой круг есть своеобразное кольцо Мёбиуса? Оно непостижимым образом вывертывается и перебрасывает материальные предметы в другое время… Но под воздействием каких сил совершается это? Связан ли этот механизм с естественными причинами, порожденными гигантскими смещениями больших масс воды в районе Саргассова моря, или этот эффект искусственного происхождения? И в каком случае у нас больше надежды на возвращение? Не работа ли это пришельцев-инопланетян? Представим, что некая цивилизация открыла наш мир. Она принимается изучать его и может при этом даже не подозревать, что имеет дело с разумными существами. Вполне вероятно, что разум пришельцев принципиально отличен от нашего, обладает особенностями, которые исключают всякое взаимопонимание. Пришельцы выхватывают из нашего мира приглянувшиеся им корабли и самолеты, транспортируют их во времени и в пространстве, одним словом, накалывают на чудовищные гербарии. Иногда им нужно произвести забор только биологической массы, вот и исчезают экипажи «Марии Целесты», «Морской птицы» и «Кэррол Дьюринг»… Исчезают самым непостижимым образом. Ведь оказалась на той же «Марии Целесте» одна из кают забаррикадированной изнутри! Дверь закрыта изнутри, а в каюте никого не было… Фантастика? Вот именно. А разве то, что произошло с нами, не фантастика?»
